Зеркальное отражение.

Хенрик сжимал его руку так крепко, как только мог. Смотрел на его спящее лицо, усыпанное родинками, такое родное. Даже не верится, что вся эта участь обрушилась именно на них. А именно на Тарьей. Но раз они вместе, то это общая проблема. И они обязательно смогут с ней справиться. Глаза его слегка подрагивают. Он сейчас не там, где сказали смертельный приговор. Тарьей находится в том месте, где должен находиться. Где обязан быть. Это светлое место, возможно, с яблоней. Любимые фрукты Ти. Там точно будет течь река из киселя. Как вообще он его пьет?! Это же сопли единорога! Нет, вы вообще пробовали кисель? Жижа какая-то! Холм невольно улыбается и видит, что уголки губ Тарьей тоже слегка подрагивают. Неужели он видит то, о чем думает Холм? Неожиданно дверь поскрипывает, и он резко оборачивается. На пороге стоит врач, головой подзывая к себе. — Думаю, вам стоит пока побыть дома, — говорит он шепотом и закрывает дверь. — Но я не могу его бросить! Вы посмотрите на него! Что? Оставить Тарьей и уйти домой? Да никогда в жизни! Вы слышите? Никогда в жизни Хенрик не оставит своего мальчика в беде. По крайней мере, теперь. — Вы можете приходить. Но находиться здесь вам все время нельзя, — врач говорит спокойно и размеренно, что не скажешь о парне. Хенрик еще раз с надеждой взглянул ему в глаза, на что тот ответил: — Не ведите себя как ребенок, Мистер Холм. Вы все прекрасно понимаете. Сейчас начнется интенсивное лечение, борьба за жизнь. Настроение будет ужасным и никого видеть не захочется. Поверьте мне. Это было и с моим сыном, — тут он замолчал и стойкий мужчина тут же превратился в комок жалости и беспомощности. Холм подошел ближе и приобнял врача за плечи. — А что с ним сейчас? — Он умер год назад, — глухо отозвался, — тоже третья стадия. Но я не позволю Тарьей умереть. Мы сделаем всё, что в наших силах. Парень будет жить. И да. Теперь я ваш лечащий врач. Мистер Грин. — Спасибо вам, Мистер Грин. Спасибо за всё, — Хенрик обнимает мужчину и зажмуривает глаза так сильно, что перед глазами возникают звездочки. — А теперь вам пора домой. — Я могу попрощаться до завтра с Тарьей? Пожалуйста. — Хорошо… Холм входит все в ту же комнату, в которой спит его маленький принц. Пелена слёз снова застилает глаза. Невозможно жить так. Это ненормально. Ненормально, что на двух людей сваливается горе, и с каждым разом оно становится все тяжелее, и решений этого становится все меньше, и найти их все тяжелее. Он садится на колени, одеялом закрывая оголившееся плечо мальчика. Тихо всхлипывает и вытирает рукавом свитера скатившиеся слезы. — Я так тебя люблю, — неожиданно даже для себя выдает Хенрик шепотом, — так сильно, ты даже представить не можешь. Я люблю тебя всего. Ты для меня все, — поглаживает через одеяло место чуть ниже плеча, — чтобы не случилось, я всегда буду с тобой, родной. Сдохну же без тебя. Представляешь, -смешок, — не будет тебя, значит, не будет меня. Потому что ты заставляешь день светиться. Потому что только из-за тебя я живу. Солнце мое, пожалуйста, живи, — срывается на тихий плач и привстает, обнимая Тарьей, ластится к нему. — Я тебя так сильно люблю, пожалуйста, иди ко мне, Хенрик, — дрожащим голосом произносит Ти и переворачивается, открывая вид на заплаканное лицо. — Так ты не спал? — Уснешь тут. Иди ко мне, пожалуйста. Хенрик садится на кровать рядом и прижимает к себе мальчика, поглаживая его спину. Тот привстал и дышит в изгиб шеи своего парня. Они сидят так еще минут шесть, лаская друг друга и не смея взглянуть в лицо. — Если я умру. Ты будешь приходить ко мне на могилу? — Тихо выдает Тарьей, отчего у Холма мурашки по всему телу пробегают. Ему страшно до ужаса потерять мальчика. Он знает, что шансы слишком малы, но они есть. А значит, всё может повернуться в лучшую сторону. Он с трудом сглатывает в горле ком и охрипшим голосом произносит, прижимая к себе сильнее и ближе Сандвика: — Ты не умрешь. Ты будешь жить. Ты слышишь меня? — Отстраняется и берет лицо в ладони. — Слышишь? Ты будешь жить, — несмело наклоняется и обводит носом шею, не делая что-то большее. Вдыхает родной запах и снова чувствует, как ком встает в горле, а глаза неприятно начинают щипать. Стук. Дверь нараспашку. На пороге стоит Леа с зареванным лицом.