Следы

Я сижу в одиноком номере отеля, слушаю блюз. А проклятые химеры не дают расслабиться.... Они повсюду. Скачут с полку на полку и, не сводя с меня глаз, ехидно улыбаются. Заговаривают «думай о ней», «думай о ней» шепчут... шепчут её голосом и сводят меня с ума. Вспомни её... Она пахнет пионами и лилиями. Она пахнет нежностью и эйфорией. Она пахнет недосягаемостью и экстазом. Запах - еще один невидимый след, который Она оставляет мне, прежде чем уйти. Голова затуманивается все больше, я обессилено падаю на кровать, а перед глазами, там, в мыслях, где-то на недосягаемой полосе разума стоит Она. И я вспоминаю. Все. Все, что было так недавно.

***

Вечер. Концерт. Длинное черное платье, прячущее тело белокурой женщины в футляр, как дорогой подарок. Спина её такая же тонкая и правильная, как стебель цветка. Туфли красного цвета, (нечасто она разгуливает на таких умопомрачительных каблуках) шпильки, как шипы розы. На плечах красный шелковый платок. Несмотря на аромат дорогих терпких духов, сопровождающий её мужчина, все равно чует запах пиона и лилии. Белокурую бестию зовут Лайма. Галантного мужчину – Интарс. Они вместе едут в один и тот же отель, и вовсе не в тот, где расположились их общие друзья и коллеги. Сейчас им никто не нужен. Сейчас они желают только одного. Сейчас они хотят прикосновений. На удивление внутри здания их никто не задерживает, и они оба могут со спокойной душой отправиться в свой номер. Взгляд. Щелчок замка. Просторная темная комната. Не отрывая взгляда он смотрит в её морозно-серые глаза, скрывающие сотню тайн, манящие как омут. Изучая женщину, в ее чёрных и строгих, но по-своему невыносимо элегантных одеяниях Интарс чувствует себя великим художником, знающим ценность и данность этой невероятной картины по имени «Лайма Вайкуле» и от этого он получает невероятное эстетическое удовольствие. Они оба не дышат… лишь, смотрят друг на друга, поедая взглядами. Шелковый шарф от одного легкого прикосновения мужчины сползает по её рукам,…а когда падает, она вдруг вздрагивает и он бросается на нее не в силах сдерживать чувства... Скользящими поцелуями, мужчина спускается к шее женщины и лёгким движением, расстегивает молнию на замке, медленно стягивая платье вниз. От тягучих прикосновений его рук к горячей коже, у Лаймы кружится голова — в десятки раз сильнее, чем прежде. Она, откинув голову, издает хриплый стон, запуская руки в его мягкие волосы. Как безумец он любуется ее восхитительным телом, прекрасной линией груди, стройными ногами. И ему до сих пор не верится, что он обладает таким сокровищем. Она медленно расстегивает пуговицы его рубашки одну за одной, наклоняясь, чтобы поцеловать. Руки Интарса бессовестно блуждают по телу Лаймы, изучая каждый изгиб, сжимают ягодицы, спускаются ниже, к коленям, а потом повторяют тот же путь, только в обратном направлении. Но даже этот танец пытается вести она. Хочет и здесь быть главной, править балом самостоятельно, держа уздечки в собственных руках. Да нет, на самом деле она этого не хочет, это просто дурная привычка не дает ей расслабиться. Конечно, она желает хоть иногда быть в горячо любимых руках слабой и беззащитной... и мужчина это знает. Поэтому этот танец он никогда не позволит вести ей. В конце концов, хоть каким-то законам она должна следовать. Горячий поцелуй в шею заставляет ее запрокинуть шею назад, и она еле стоит на ногах. С ним она мгновенно теряет самообладание. Он целует каждый сантиметр ее тела, стараясь запомнить, запечатлеть его у себя. Хотя, кого он обманывает? Он уже знал ее тело, как никто лучше, настолько был влюблен, влюблен, как мальчишка. Они больше не могли стоять на ногах. Не отрываясь от страстного поцелуя, он резко толкает ее вперед, и силой прижимает к стене. Отстранившись, смотрит на её реакцию, а она ехидно улыбается -Нахал! -задыхаясь шепчет она, и резко обхватив его лицо, целует, нарочно прокусывая его губу до крови. Он вжимает её в угол, обхватывая сильными руками талию, словно тисками, не давая ей шанса вырваться. Еле сдерживая себя от наслаждения, с пеленой перед глазами, она вдруг ощущает, что он подхватывает её за бедра. Секунда и она оказывается навесу, и теперь, вынуждена скрестить свои ноги у него за спиной и крепко обвить руками шею. Не переставая целоваться, они направляются в комнату, там не выдерживают и падают на кровать. Глаза Лаймы возбужденно блестят перед самым его лицом: нужно лишь податься вперёд, чтобы выпустить их измученные сердца на волю, но Интарс не шевелится и почти не дышит, позволяя носу Лаймы нежно касаться его щеки. Молчание затягивается на несколько протяжных минут, а они лишь пристально смотрят друг другу в глаза и хищно улыбаются, оба мучают друг друга, играют, и каждый, верит в свою победу. Ее руки, губы, тело, выгибаются ему навстречу и зовут дальше. Он расстегивает бюстгальтер и накрывает ладонями ее грудь, она лишь глубоко вздыхает и принимается целовать его с еще большим жаром… Мягкая, как шелк, кожа искушает, разжигает в нем необоримую страсть. И в ней тоже. Судорожный вздох, нарушивший тишину, был началом симфонии, и дирижером оркестра был Интарс. Подобно тому, как протяжный темп адажио, мгновенно сменяется быстрым престо, меняются чувства Лаймы и Интарса. Они больше не художники и эстеты, наблюдающие за медленным ходом времени, смиренно томящие в себе яркие желания. А напротив, дикие звери страсть и жажда, которых, предельно накалена. Физическая потребность чувствовать друг друга, доводит их до жуткого головокружения. Она хочет большего, и он даёт ей желаемое. Исчез благовоспитанный джентльмен, исчезли все признаки привычного образа – и остается только завоеватель. Он хочет ее всем своим существом. И она хочет его. Слова были не нужны. Слова, слова, они всегда лишние, пустые. Нужны действия, нужны прикосновения, касания, необходимые до остервенения. Ничто не могло омрачить ее удовольствие, и она с радостью погружается в наслаждение. Она ощущает небывалый восторг, когда его руки, уверенные и знающие, скользят по ее телу, повторяя изящные изгибы. Он медленно ведет ее к вершине, умело управляя этой сладостной пыткой. Он начинает двигаться быстрее, приближая ее, но, не подпуская к краю. Он знает, что у нее хватит сил, чтобы взобраться еще выше. И у него. Ему нравится наблюдать за ней, такой восхитительно-чувственной, такой неукротимой. А ей с радостью отдаваться желанию, завладевшему всем ее существом. Осознавать свою беззащитность перед ним. Погружаться в восторг, бесстыдный и горячий. Этот восторг был подобен приливу, он подхватывал их, кружил и бросал из стороны в сторону. Он понял, что она подошла к грани, почувствовал, что напряжение готово вырваться наружу, что ее страсть достигла высшей точки накала. И окунулся в этот огонь, предоставив своему телу полную свободу действий. Сделав над собой усилие, он выждал еще секунду, наблюдая за тем, как после взрыва расслабляется ее тело, как смягчаются ее черты, как преображается лицо. Растущее удовольствие, подобно взрыву экстаза распространилась по всему телу, и волна ярого наслаждения накрыла их с головой. Они лежат в мягкой постели. Молчат. Смотрят друг на друга и довольно улыбаются. Приятная усталость искорками проходит по телу, приводя разум и чувства в порядок. Идиллию нарушает телефонный звонок. Не вставая с кровати, она дотягивается до телефона. -Алло -Интервью для жу… - разговор прерывается, потому что мужчина забирает из мягких женских рук телефон и отключает его. -Я все равно тебя никому не отдам. -пропевает он и ехидно улыбается. -Дурачок -она ткнула в него пальцем. Он обвивает свои руки вокруг женщины и в объятиях, еле слышно шепчет на ухо: -Iemīlējies muļķītis…** Она может быть разной. Может быть в своём сценическом образе, быть в черном мужском фраке, пахнуть дорогим виски и сигаретами, может есть сладости и смеяться как ребенок, может носить тяжелые пряные духи и прятаться в спортивный костюм, может пахнуть дерзостью или злостью, уверенностью или усталостью, она может носить любую маску, любой аромат, но ничто не перебьет ее настоящий запах. Она пахнет пионами и лилиями. Она всегда будет пахнуть нежностью. **Влюбленный дурачок...