Следы

Мы поём песню на Голубом огоньке, поём, конечно, под фонограмму, Она не любит эту передачу и называет ее халтурой. «-Хоть бы микрофон для приличия в руки взяли! » Левой рукой я касаюсь ее спины, делаю вид, что обнимаю её и веду руку вниз, медленно, нежно, все ниже и ниже... со сцены этого не видно, но мне и не надо, что бы это заметили, главное, что Она это чувствует и отчаянно борется с желанием поддаться Она мне за это, конечно, отомстит. Идет долгий проигрыш, я кружу ее в танце, специально крепко сжимаю ее ладонь и неожиданно притягиваю к себе, конечно Она мастерски выходит из этого положения, на секунду Она кладет голову на моё плечо «-Интарс, прекрати меня провоцировать!» незаметно цедит Она мне на ухо и резко отстраняется, а на лице только улыбка, ни единой настоящей эмоции. На ее запреты у меня только два варианта: я либо делаю вид, что не заметил ее упреков, либо корчу невинное личико. Да Она смеется! Ведь именно Она зачастую меня и провоцирует, заставляет поддаться искушению. Только Она зачинщица всего этого. Кончено, едва Она выйдет на публику — пред вами ангел. Сияющая улыбка, благодарности и ни одного дурного слова. Она выглядит, словно ангел, говорит, как ангел и скрывает в себе дьявола. Мы идем по длинному, на удивление - пустому коридору, немного людей, лишь фотографы журналисты и директора. Идем, держась за руки, мне очень нравится вести ее сквозь эту толпу, провожающую нас завистливыми взглядами, тогда я почему-то чувствую себя победителем. Она не умеет быть слабой, совсем. Но иногда, под вечер, когда Она очень устанет и её пелена силы и нерушимости, окутывающая её бархатное тело и удивительную душу спадет, я увижу в ней маленькую девочку, которая чего-то боится и очень хочет, чтобы ее защитили. Вот тогда, я касаюсь ее тонкой руки, провожу множество линий от подушечек пальцев до ладони, мы сплетаем руки в замке и больше не отпускаем. Это наш разговор. Без слов, только прикосновения, только понимание, только доверие. Но сейчас её ничего не беспокоило, она была радостна и естественно, игрива. А вот меня этот её весёлый взгляд настораживал, ведь я помню – Она мне еще должна отомстить. К нам подходят журналисты - Лайма Станиславовна, можно фото? -Да, -сухо ответит фотографу и повернется ко мне, посмотрит выжидающе томным взглядом и опять прожжет мою рубашку своим ехидством. - Интарс, -глумливо произнесет Она и приблизиться ко мне. Весьма обыкновенная поза для фотосессии, два певца стоят рядом и мило улыбаются в камеру, что здесь может быть опасного? Вообще-то ничего если не учитывать тот факт, что Она прижимается ко мне настолько сильно, насколько это возможно. Она буквально таранит мое тело своим бедром, а коготками левой руки впивается мне в грудь. И я еле сдерживаюсь, а аромат её духов еще больше дурманит. Когда-нибудь эта белокурая бестия доведет меня до точки и тогда - я за себя не отвечаю. -zēns!* -высокомерно выкрикнет Она, и я снова оскалюсь. Она прекрасно знает, что мне не нравится, когда меня так называют, а когда меня так называет Она – я прихожу в бешенство. Подобно кролику Она играется со мной, как с удавом, проверяет, укусит, не укусит, укусит, не укусит? А я ведь укушу! Сначала за ухо, как это делаю всегда, а потом за шею. Да, очень больно, зато действенно! *мальчишка!