***
Антон целовался с Ирой так, будто на её месте был Арсений, и в этот момент ему было плевать и на людей вокруг, и на сотрудников аэропорта, и на сидящих чуть позади импровизаторов. Он словно отключился от окружающей реальности и вложил в поцелуй все чувства, которые испытывал — и, если честно, сам не знал, к кому именно. Он запутался и не хотел разбираться. Арсений — это лишь несбыточная мечта, которой никогда не стать реальностью; Ира же была здесь, рядом, всегда готовая помочь и поддержать, и Антон охотно дарил ей всю свою любовь. Это была своего рода сублимация, только вместо творчества Шастун увлёкся Кузнецовой. Наверное, со стороны они казались идеальной парой, какие бывают только в глупых слезливых фильмах: всё свободное время они проводили вместе, целуясь при каждой удобной возможности и шепча друг другу слова любви. Ира даже в тур отправилась, не желая расставаться с ним ни на секунду — чем не сюжет для мелодрамы? Ира первая прервала поцелуй, быстро взглянула на часы и охнула. — Ой, мне пора! Она в последний раз чмокнула его в щеку, а потом нырнула в толпу людей, спешащих на рейс, и исчезла из виду. Антон улыбнулся ей вслед – почти что искренне — и помахал рукой, зная, что будет скучать по ней. Все эти дни она скрашивала его одиночество, и впервые за долгое время Шастун чувствовал себя хоть кому-то нужным. Не то чтобы он был таким одиноким (наоборот, у него всегда были друзья: Дима, Серёжа, даже Арсений, в конце концов) — просто ему нравилась роль любящего бойфренда. Нравилось дарить свою любовь Ире и видеть, как она расцветает от его поцелуев, нравилось жить с ней в одном номере и ощущать её тепло рядом с собой. В такие моменты он понимал, что любит её — не так сильно и безнадёжно, как Арсения, но всё-таки любит. Наверное, при других обстоятельствах он бы даже смог встречаться с ней по-настоящему — если бы встретил её чуть раньше. Когда он был с Ирой, он забывал о своих чувствах к Арсу. Объявили посадку на их рейс. Отвлёкшись от размышлений, Шастун с удивлением отметил, какие все сегодня молчаливые: Стас не отрывался от телефона, Оксана шла рядом с задумчивым и сосредоточенным видом, Серёжа и Дима, сидящие чуть в стороне от остальных, вообще как будто никуда не спешили и ждали, пока пройдут остальные. Арсений же плёлся за Антоном, и весь его вид говорил о том, что у него была бессонная ночь. Никто даже не выразил радость по поводу отлёта Иры, хотя Шастун прекрасно знал, как сильно все ждали этого момента. Она их раздражала: каждое слово, обращённое к ней, было пропитано каким-то пренебрежением. Впрочем, Кузнецова и сам поняла, что не вписывается в их уже сложившуюся компанию, поэтому старалась держаться рядом с Шастуном. В какой-то степени Антон понимал импровизаторов: сложно быть дружелюбным с человеком, который только и делает, что обжимается по углам с их коллегой. Странно было видеть всех в таком подавленном состоянии. Видимо, сказывалась усталость — всё-таки тур длился уже несколько месяцев, а впереди их ждало целых десять концертов. Антон и сам уже мечтал вернуться в родной Воронеж, чтобы на время отвлечься от суеты и вечных перелётов и просто пожить. Возможно, что они даже съедутся с Ирой — он пока не думал об их совместной жизни. Он вообще старался не планировать отношения наперёд. Наверное, в его душе ещё теплилась слабая надежда, что Арсений всё поймёт и ответит взаимностью. Глупо, конечно, — но почему и не помечтать? Ведь мечты — это всё, что у него осталось. Идя по трапу, Антон краем глаза заметил, как из сумки Арсения что-то выпало, и он притормозил, чтобы поднять. Нагнувшись, он понял, что это та самая игрушка, напугавшая его вчера. Он невольно вздрогнул и осмотрел её глаза, всё такие же чёрные, но уже не гипнотизирующие. Видимо, показалось – на уставшую голову чего только не померещится. Шастун расслабленно выдохнул (всё-таки он не сошёл с ума!), поднял игрушку, после чего догнал Арса и тронул его за плечо. — У тебя Грут, кажется, хотел сбежать, — сказал он, протягивая игрушку. Попов вздрогнул и уставился на Шастуна, как будто не понимая, чего от него хотят. Антон же в это время рассматривал мешки под глазами Арса и подсчитывал, сколько времени он не спал. Даже вчерашним вечером он казался более бодрым и отдохнувшим, чем сегодня. — А, спасибо! — наконец отреагировал Арсений. — Чуть не потерял! — он благодарно улыбнулся, и в момент, когда их руки встретились на игрушке, по коже Шастуна как будто пробежал электрический разряд, и он почувствовал тепло, разливающееся по телу.Антон
23 июля 2018 г. в 23:36
Если бы Арсений только знал, как сильно Антон не хотел уходить в тот вечер! Он тянул время, как мог, неся всякую чушь. В какой-то момент он и сам перестал понимать смысл сказанного, но уже не мог остановить этот бессвязный поток слов — просто ему очень хотелось выговориться, поделиться всеми накопившимися мыслями и переживаниями. Ну, и провести время с Арсением, конечно же.
На самом деле Арсений был не единственной причиной, почему Антон находился в его номере — по крайней мере, так он объяснил это для себя.
Узнав о пропаже телефона, Антон сразу же вызвался помочь Ире в поисках — лишь бы не раздражать её одним своим присутствием. Он уже привык, что Ира становилась совершенно невыносимой, когда нервничала: постоянно психовала, воспринимала любую фразу Шастуна как оскорбление, да ещё и обижалась по любому поводу. Это на людях она ещё более-менее держалась и сохраняла внешнюю невозмутимость, но наедине она доводила Антона до белого каления. Ему же оставалось только утешать себя тем, что буря рано или поздно утихнет, и Кузнецова вновь станет милой и приятной девушкой. В общем, тем вечером он бы обрадовался даже малейшей возможности отдохнуть от Иры.
К Диме и Серёже он заглянул только для формальности: получив их уверенное «нет» на вопрос, не видели ли они телефон, он не стал у них ничего расспрашивать и сразу же отправился к номеру Попова, уже предвкушая их встречу. В последнее время они почти не общались: всегда окруженные людьми, они ездили из одного города в другой, нигде не оставаясь подолгу, что делало практически невозможным их частые встречи. Конечно, они регулярно пересекались в гримёрных, вместе сидели в самолёте, выступали на одной сцене, но никогда они не оставались совершенно одни.
До этого дня.
При мысли о том, чтобы провести вечер с Арсением, внутри Антона что-то расцветало. Шастун решил, что успел соскучиться по своему коллеге.
«Ага, коллеге, конечно…», — произнёс ехидный голосок в его голове, но Антон быстро подавил его. Нельзя поддаваться чувствам. Он слишком долго держался, чтобы так просто выдать себя. Главное — выглядеть максимально равнодушным, и тогда Арсений ничего не заподозрит. Можно сказать ему: мол, пришёл только из-за Иры, если бы не она, то так бы и сидел в номере. Вроде, получалось убедительно.
Уже давно Антон научился разговаривать с Поповым так, будто ничего к нему не чувствует, и, надо сказать, это оказался очень полезный навык. Находясь рядом с Арсением, он словно отключался от чувств, бушующих внутри него, и задвигал их в самую глубину своего сознания. Постепенно это переросло в привычку — и теперь Антон мог целоваться с Кузнецовой, даже если рядом стоял Арс.
Антон совершенно не рассчитывал, что, оказавшись внутри, он так растеряется, что разом позабудет всё то, что хотел сказать. Войдя в комнату, он как будто пересёк границу между абсолютно разными мирами. В одном из них жил Арсений-импровизатор — тот Арсений, которого все знали. Ну, или думали, что знали. Второй мир казался Антону чем-то поистине загадочным: это было воплощение души Попова, которую тот тщательно скрывал ото всех, даже от самых близких людей. Шастун был знаком с Арсением уже много лет, но до сих пор почти ничего не знал ни о его жизни до «Импровизации», ни о том, чем он занимается между турами и съёмками. В общем, душа Попова казалась неразгаданной тайной, ключ к которой недоступен никому.
Скудная обстановка номера поразила Антона, если не сказать шокировала. Хотя обычно они останавливались в гостинице всего на одну ночь, их номера успевали приобрести индивидуальность. Например, у Димы царил идеальный порядок, у Серёжи был, так сказать, творческий кавардак, а в номере Шастуна всё свободное пространство каким-то образом оказывалось занято вещами Иры. У Арсения же комната казалась необитаемой — будто вот-вот войдёт уборщица, приберётся, а потом сюда въедут новые постояльцы. Пожалуй, единственным намёком на то, что здесь кто-то жил, был торчащий из-под кровати чемодан.
Наверное, Шастун так бы и сидел у Арсения, болтая ни о чём, если бы не игрушка, стоящая на тумбе. Антон и сам не мог объяснить, почему, увидев её, у него внезапно помутнилось сознание. В почти бессознательном состоянии он сорвался с места и схватил игрушку, то ли чтобы рассмотреть её, то ли чтобы забрать себе. Персонажа он узнал сразу — это был тот милый человек-дерево из «Стражей галактики». Не то чтобы Антон так сильно любил этот фильм, но почему-то знакомый герой вызвал у него какие-то тёплые, приятные ощущения — или же это было влияние самой игрушки? Разобраться было невозможно.
Пока Шастун держал Грута в руках, его не оставляло чувство, что он наблюдает за ним. Как бы безумно это не звучало, но Антон мог поклясться, что в этих чёрных искусственных глазах что-то скрывалось — казалось, они глядели прямо в душу и видели всё то, в чём Шастун не мог признаться даже самому себе, и это не могло не пугать. Хотелось отбросить игрушку в сторону и убежать прочь, но почему-то он продолжал глядеть на неё, не в силах оторваться.
— Шаст? – донёсся до него как будто издалека голос Арса, вернувший Антона в сознание. Игрушка настолько заворожила его, что он даже забыл, где находится, и долго и не мог сориентироваться в пространстве. Оказалось, что всё это время он сидел на полу с игрушкой в руках — со стороны, наверное, это выглядело крайне странно. Судя по лицу Арсения, он недоумевал ещё сильнее, чем сам Антон.
К Антону постепенно возвращался контроль над телом. Необъяснимый транс, в который его ввели, исчезал. Шастун быстро отложил игрушку, стараясь не пересекаться с ней взглядом, и понял, что должен сейчас же вернуться к себе, уйти как можно дальше от этих жутких глаз, туда, где игрушка его не сможет увидеть (а он уже не сомневался, что она способна видеть). Бормоча какие-то оправдания, он поспешил к выходу, но уже у самой двери вдруг вспомнил, что так и не спросил самого главного:
— Слушай, а если честно... Что с тобой такое происходит?
Этот вопрос мучил его уже давно. Антон сразу заметил изменения, происходившие с Арсением, и не мог не заволноваться. Тот стал замкнутым, раздражительным, даже немного злым, но больше всего Шастуна пугало то, что Арсений стал его избегать. Точнее, он охотно общался с ним в компании других людей, участвовал с совместных импровизациях, но стоило им остаться наедине, как Попов начинал делать вид, будто очень занят, а то и вовсе уходил. Антон пытался расспросить остальных о причинах этих изменений, но, кажется, никого, кроме него, это не волновало. Дима предположил, что Арсений «вновь чудит», Стас был слишком занят, чтобы ответить, а Серёжа лишь фыркнул и посоветовал не лезть не в своё дело. Так Шастун продолжил мучиться в догадках, и чтобы успокоиться, ему нужно было услышать объяснения от самого Арса.
— Это личное, — после небольшой паузы ответил Попов.
Почему-то Антон не удивился. Примерного такого ответа он и ожидал. Действительно, кто он такой, чтобы интересоваться личной жизнью Арсения? Всего лишь коллега, вынужденный мириться с тем, что на его чувства никогда не ответят взаимностью.
Он и сам не заметил, как дошёл до своего номера. Перед глазами Антона до сих пор стояла пустота комнаты: кажется, выключи свет — и Арсения проглотит мгла, обитающая внутри номера. И как он, живя в таких условиях, ещё не сошёл с ума? Шастун и представить не мог, как ему, наверное, там невыносимо одиноко — и рядом нет ни одного близкого человека, способного помочь ему; никого, вроде Иры.
Ноги не слушались. Все силы ушли на то, чтобы выйти из транса, и теперь Антон едва шёл. Чтобы не упасть, он прислонился спиной к холодной стене и закрыл глаза. Всю его натуру тянуло в обитель одиночества Арсения Попова, но он не мог позволить себе прийти туда вновь. Хорошего понемногу. Он и так любовался Арсением почти круглосуточно, при каждой удобной возможности, когда тот отворачивался или смотрел в другую сторону. Иногда Шастун думал, что если бы ему платили за каждый мимолётный взгляд, брошенный на Арсения, то он давно бы стал миллиардером. К сожалению, он не мог позволить себе большего: только взгляды и робкая, почти угасшая надежда на то, что когда-нибудь Попов точно так же посмотрит и на него.
"Забудь о нём", — приказал себе Антон. Не подействовало. Образ Арсения просто не хотел уходить из его головы. Как Шастун ни старался не думать о сегодняшнем вечере, у него не получалось — и мысли вновь и вновь возвращались к Попову, а также к странной игрушке, чей взгляд до сих пор вызывал мурашки. Больше всего Антону хотелось забить на Иру и её чёртов мобильник и просто прийти к Попову, в его пустой и неуютный номер, чтобы там наконец признаться в самом сокровенном...
«Так, стоп, — резко остановил себя Антон. — Вернись в реальность».
Возможно, в той игрушке действительно было что-то потустороннее: вот уже какие мысли в голову лезли! Почему-то вспомнился фильм про ожившую куклу Чаки, который в своё время до чертиков напугал Антона. Конечно, было бы глупо поверить в то, что Грут живой, но как иначе объяснить этот пронзающий насквозь взгляд, не свойственный обычным игрушкам? Антона как будто загипнотизировали, лишив возможности сопротивляться и внушив мысли об Арсении.
Шастун чувствовал, что ему не хватит сил на то, чтобы вернуться к себе. Вечер выдался тяжёлым и очень насыщенным. Антон уже жалел, что вообще пришёл к Арсу: чего он, в самом деле, добился своей болтовнёй? Только лишний раз убедился в том, что ему никогда не понять, что творится в душе Попова. Другое дело — Ира...
Вспомнив о Кузнецовой, Антон почувствовал себя чуть лучше и даже нашёл в себе силы, чтобы сдвинуться с места. Ухватившись за эту мысль, как утопающий за соломинку, он и преодолел остаток пути до своего номера. Чувства, вытащенные наружу игрушкой, снова затихли и опустились на самое дно его души. Там им самое место, считал Шастун. Возможно, когда-нибудь они совсем погаснут и перестанут его мучить.
К своему изумлению, внутри Антон застал Иру, мирно устроившуюся прямо на полу посреди разбросанных вещей... и с телефоном в руках.
Увидев, как вытянулось лицо Антона, Ира безмятежно улыбнулась ему — как будто бы не психовала и не носилась по всему отелю, как сумасшедшая, на протяжении всего вечера.
— Нашёлся, — улыбаясь во весь рот, объявила она.
— И где он был? — с неподдельным интересом спросил Шастун. Ему казалось, что они обыскали всю гостиницу в поисках телефона и подняли на уши всех, кого только можно.
— В моей второй сумке лежал, — спокойно ответила Кузнецова. — Почему-то именно в ней я забыла поискать.
Антону стало смешно. Ох уж эта её рассеянность! Выходит, зря он слонялся по номерам…
— Знаешь, а я ведь почти убедила персонал, что кто-то его украл, — продолжала Ира. — Такую истерику закатила, самой сейчас смешно. Представляешь, какие у них были лица, когда я сказала, что нашла его?
Теперь засмеялся и Антон. Картина действительно получалась комичной.
Его взгляд упал на плюшевого медведя, любимую игрушку Иры, которую она всегда носила с собой, и Антон вдруг увидел в его глазах ту же гипнотизирующую черноту, что была у Грута. Веселье как рукой сняло. Создавалось впечатление, будто их делали на одном заводе, до того они были похожи. Ну, если не считать того, что одна была медведем, а другая — персонажем из голливудского фильма. Неужели все игрушки такие жуткие?
— Что такое? С ним что-то не так? — видимо, Ира заметила его любопытство.
«О, с ним всё не так…».
— Нет, просто задумался, — соврал Шастун, а сам решил, что ему срочно нужно выспаться. Авось, во сне не будут мерещиться преследующие его чёрные глаза.
И он почти угадал. Вместо них ему всю ночь снился Арсений.