* * *
«Неужели жажда знаний возникает лишь затем, чтобы обречь того, кто её испытывает, на разочарование и кары?»
Эдвин. Э. Эбботт – «Флатландия»
- ...Конец. Рано или поздно каждый, кому в полной мере дано ценить и любить мир, в который погружает магия книги, неизбежно сталкивается с этой проблемой: прощание с ней, а точнее - с той маленькой Вселенной, где оказывается несчастный, прикоснувшийся когда-то к её заветным страницам в надежде узнать все их секреты. Как ни старался чтец отдалить миг расставания, несмотря на поздний час, как ни пытался он как можно дольше протягивать это слово буква за буквой, оно все же прозвучало. Так внезапно оборвалась нить повествования очередной истории. Так быстро бежали стрелки часов, унося с собой последние мгновения только что прожитой маленькой жизни. Как и положено доброй сказке, всё закончилось хорошо: монстры были повержены, герои торжествовали. Жаль, что не все истории заканчиваются подобным образом. Рассказчик замер, наслаждаясь внезапным мгновением тишины. Можно подумать, он лично пережил все те приключения, о которых поведал только что, так тяжело откинулся он на подушку, чтобы перевести дыхание. История закончилась, но его разум всё ещё был там: в мире, сплетённом из приключений и грез. И даже в бликах и тенях на стене, что отбрасывали мотыльки, кружась в неведомом танце около ночной лампы, можно было увидеть ожившие иллюстрации этого мира. Воображение расписывало и облачало в форму эти мелькающие точки, не желая расставаться с удивительной историей, героем которой очень хотелось бы стать, подвернись такая возможность. Чтец давно вышел из того возраста, когда позволительно ещё увлекаться детскими рассказами, а до тех лет, когда увлечение это приходит вновь с сединами и собственными внуками, думать было пока совсем рано. Он бы и рад был всецело посвятить себя изучению сакральных тайн геометрии и математики, тем занятиям, к которым имел склонность с малолетства, но во всех этих стройных рядах цифр и изящной гармонии чертежей и графиков, в гениальной простоте формул, в самой логике вещей, искал он, сам того не желая, что–то хотя бы отдалённо напоминающее… чудо. Все эти книги – лишь справочники по тому, что такое жизнь, собранные из впечатлений тех, кто прожил её, прочувствовал в полной мере и решил оставить инструкции по эксплуатации, не более. Жить… Жить по-настоящему: сражаться со злом, открывать новые земли, новые звёзды, новые миры… - это ли не настоящее чудо? И именно там - в детских историях можно было на краткий миг почувствовать себя по-настоящему живым, помечтать минуту-другую о чём-то более опасном и героическом, нежели просто чтение в ночное время. Особенно когда ты не можешь позволить себе ничего кроме мечты... Тихий вздох. Нельзя вечно тешить себя напрасными иллюзиями. Пора попрощаться с очередной историей, с очередной мечтой. Пора поставить книгу на место к другим, уже прочитанным, бывшим пределам мечтаний. Рано или поздно это случается с каждой рассказанной историей, так ведь? Но стоило рассказчику лишь допустить подобную дерзкую мысль, как на страницу рядом с его рукой легла ещё одна рука, только поменьше. - Это нечестно! Тонкий требовательный голосок прорезал тишину, некогда царившую в комнате, словно вольный ветерок, ворвавшийся в распахнутое окно. - Что именно? Маленький слушатель нахмурился. Неужели он один заметил явные прорехи в сюжете, несмотря на всю их очевидность? Эти взрослые бывают такими нерассудительными! Закатив глаз, он решил снизойти до ответа: - Тот парень действительно оказался очень хитрым. Он ловко провел этих бандитов в начале, но надо же было так сглупить: отказаться от других приключений... И ради чего! Ради брака с принцессой? На такое замечание чтец лишь рассмеялся. Но малыш и не думал останавливаться на этом в своих рассуждениях. Активно жестикулируя маленькими ручками для большей выразительности, он торопливо продолжил излагать свои мысли, в большом количестве снующие в его смышлёной головке. - Именно поэтому я никогда не женюсь! - Гордо заявил мальчик. - И вообще... Это несправедливо, что Чудовище выгнали! Он же не виноват в том, что питается принцессами, в конце концов? Про его дальнейшую жизнь не сказано ни слова… Как теперь он живёт там совершенно один? Несправедливо, совершенно несправедливо! - Тебе непременно хочется узнать, что случилось с Чудовищем дальше? Удивился чтец и неловко погладил бархатистую обложку книги, которую минуту назад собирался вернуть обратно на полку. - Ну, это куда интереснее, чем СВА-А-АДЬБА с описанием в две страницы! - Ребёнок с презрением выделил это слово и, насупившись, обхватил руками коленки. Чтец задумался на долю секунды, с осторожностью выбирая слова, в которые он собирался облечь вековые моральные устои прошлых поколений. Он не имел большого опыта общения как такового, но прекрасно осознавал тот факт, что дети являются куда более суровыми критиками, нежели взрослые. Пока им неведомы «подводные камни» этого большого мира, пока авторитеты ими не признаны и правила не заучены, они так же недоверчивы к ним, как и к тем, кто на время одолжил их любимые игрушки. Его младший брат не был исключением. - Понимаешь, Билли... Чудовище заслужило такую участь. Его никто не заставлял делать плохие вещи. - Но, возможно, ему просто никто не сказал, что эти вещи являются плохими! - Настаивал маленький треугольник, в порыве спора ёрзая ногами под одеялом. - Незнание — это не повод для того, чтобы совершать плохие дела в любом случае. - Как же тогда отличить плохие дела от хороших? Я вот не знал, что нельзя рисовать в этих глупых папиных документах! А ведь я хотел подрисовать парочку ноликов в «Доходах», только и всего! А в итоге стоял в углу… - Он фыркнул, будто преступник, недавно отсидевший приличный срок в мрачной сырой тюрьме. - Откуда мне было это знать? - Но теперь-то ты знаешь, что это нехорошо, и не будешь так делать… По крайней мере, я очень надеюсь на это. Ребёнок устало зевнул (или же поучительный тон брата начинал ему наскучивать) и потёр глаз кулаком. Снизу из гостиной послышался глухой бой старых часов, и сам воздух словно отяжелел, мягко, но настойчиво вверяя маленького поборника справедливости в уютные объятия постели. Но он, как и подобает истинному борцу, старательно отгонял от себя сон, чтобы ни в коем случае не сдать позиции в этом споре. - Папа простил меня в конце концов, а вот Чудовище почему-то никто не простил, и он вечно будет бродить в Страшном лесу в полном одиночестве… Я бы не хотел стоять в углу один целую вечность. Это было бы так скучно! Старший брат кивнул, принимая на веру весомость его аргумента. Он не мог не заметить, как тот старательно трет кулачком засоловевший глаз, а маленькое тельце потихоньку прижимается к его менее покатому боку. Было уже довольно поздно, и Билли давно было пора спать. - Возможно, ты прав. – Согласился он, чтобы поскорее закончить этот разговор, как бы для акцента потушил лампу и все–таки положил книгу на прикроватную тумбочку. - Но история Чудовища закончилась подобным образом. Понимаешь, у каждого из нас своя история! У меня своя, у тебя своя. И у каждой из них свой конец. - Эм... – Слова малыша прервал длинный зевок. - и как же закончится твоя история? Выпалил он наконец после небольшой паузы. Неожиданно. Старший брат подавил тяжёлый вздох, готовый вырваться из самой глубины его души. Точно так же не видел он свою дальнейшую жизнь, как не видел сейчас погруженной во мрак своей комнаты. На горизонте маячили не самые радужные перспективы, знать о которых ребенку не следовало. Когда-нибудь он всё равно приподнимет завесу жизни, после чего она вряд ли покажется ему такой беззаботной и радостной. Такой, какой она и должна быть в детстве. А пока взрослая жизнь светит тусклым сиянием самых далёких звезд, он должен верить в сказки – в эти добрые и такие далёкие от реальности истории, где по хитроумному замыслу автора ложь так умело сплетается с правдой. - Я не знаю, Билли. Он врал. Иногда знание губит своего обладателя. Медленно, как яд длительного действия. От знаний такого рода, как правило, мы не можем уберечь себя в силу излишнего любопытства или просто стечения обстоятельств. Тем сильнее наше желание уберечь от них наших близких. По крайней мере, хоть кто-то может пребывать в счастливом неведении. Если неведение вообще можно считать счастьем. - Это не похоже на тебя, Лиам! Серьёзно, ты ведь знаешь всё на свете... Хорошо, тогда скажи мне вот что... Как закончится моя история?"Я предпочёл бы умереть, не видя всего этого! Я бы предпочёл уйти, не зная, каким Чудовищем ты станешь!» "Плоские мечты" – pengychan
* * *
- Это выглядит крайне скучно! - Разве что выглядит так... На самом деле очень интересная игра. - По этой причине ты играешь в неё один? - Эм... Не поэтому! Лиам научился играть в шахматы с помощью одной книжки, которую родители подарили ему на Рождество. Соперников, в полном смысле этого слова, у него не было, не считая, конечно, его самого. Партия, достойная его тонкого ума, но, увы, весьма предсказуемая. Нельзя почувствовать азарта, когда уверен более чем на 100% в своем успехе. А это и правда немного скучно. Дело было не только в шахматах. Мало кто заинтересован в общении с таким неравносторонним треугольником, как он, что уж говорить о игре! Именно поэтому в глубине души Лиам лелеял надежду увлечь шахматами хотя бы Билли, несмотря на то, что родителей наверняка сердило их и без того тесное общение. Он не был уверен в этом наверняка. Но они вполне могли думать так, ведь все они знали, что Лиам мог представлять из себя потенциальную опасность. И больше всего на свете Лиам боялся за это крошечное большеглазое существо, что стояло на цыпочках сейчас рядом с ним, едва дотягиваясь до края стола и с великим подозрением всматриваясь в шахматную доску. Те многочисленные врачи, которых он повидал на своем веку, твердили, что дети восприимчивы и податливы, совсем как глина. Они могут менять свою форму в зависимости от внешних факторов. Лиам боялся, что он может стать тем «фактором», что повлияет на Билли плохо. Но все его попытки не привязываться к нему, сокращать встречи, оказались напрасными. Оно и понятно: для своего возраста Билли был крайне смышленым мальчиком, интересным собеседником, иногда даже внимательным слушателем, правда, очень неусидчивым и шаловливым. «Моё маленькое исчадие Хаоса!» - Так называла его мать, сначала делая вид, что сердится на учиненную шалость, а потом находила, что плащ супергероя, наскоро сделанный из её новых штор, это очень милая выдумка. Всё ли дело в хитрости или недюжинном обаянии, но стоило лишь понаблюдать, какие небылицы он сочинял родителям, чтобы лечь немного позже или съесть пару конфет перед ужином, чтобы убедиться в его манипулятивных способностях. Что же... Лиам со временем выучил пару его трюков и стал применять свои знания с пользой для себя. - Ты не можешь судить об этом, даже не попробовав! Именно таков был первый его шаг на пути к заветной цели - сыграть на неуёмном любопытстве ребенка. Обычно это срабатывало. - Ты говоришь точно так же, как мама про капустный салат! От того, что я попробовал, он не стал лучше! ...За редкими исключениями. Но никто не говорил, что это будет легко, верно? Тем слаще победа, чем тяжелее она далась. - Возможно, ты ещё просто не дорос до этого... Как бы между прочим заметил Лиам и пожал плечами. На что маленький серый треугольник нахмурился и снова опасливо покосился на шахматную доску. - Я уже давно взрослый, папа брал меня с собой в магазин на прошлой неделе! А тебя нет! Наверное, это всё потому, что ты – такой большой и умный парень - слишком много времени тратишь на какие-то глупые игры, в которых даже нет смысла! Лиам не нашёлся, что ответить, лишь преградил ребром ладони клетчатую доску от торжествующего взгляда мальчика, хоть как-то защищая от него достоинство своей любимой игры. В такие неловкие моменты слова словно застревали в нём. И дело вовсе не в том, что мальчик считал шахматы пустой тратой времени, нет. Просто иногда, благодаря своей наблюдательности и способности делать выводы, Билли мог уколоть словами и весьма ощутимо. Он словно бы умел находить слабые места… Это были страшные глупые мысли, на которых иногда ловил себя Лиам, в очередной раз доказывая себе своё несовершенство, и без того явное в физическом плане. Как можно обвинять этого ребёнка в лицемерии и злорадстве? Виноват ли он в том, что по наивности своей не понимает, насколько печальна жизнь на самом деле и в своих рассуждениях случайно нащупал самое болезненное место в душе старшего брата? Он был прав наполовину… самую неприятную из половин: их отец действительно никогда не брал его с собой на работу в магазин. Он никуда не брал его с собой. И если бы дело касалось какой-нибудь оплошности, какого-нибудь реального проступка, он мог бы найти способ все исправить. Он бы с лёгкостью забросил шахматы, если бы проблема заключалась именно в них! Но его форма – такая искривлённая, непропорциональная, разноугольная, именно она была тем препятствием, которое никак нельзя было преодолеть. Врачи говорили, что если он будет вести себя хорошо и стараться быть во всём похожим на родителей, то со временем форма выровняется, но годы шли… Углы же не менялись ни на градус, а вера Лиама таяла, как снежинка в руке – такая же нежная и хрупкая, прекрасная и недосягаемая была эта вера в счастливое будущее. Его никто не воспринимал всерьёз… В долгосрочной перспективе – ни родители, ни эти самые врачи, ни мир, в котором они жили, и даже он сам. Никого не интересовало содержание книги, обложка которой не соответствовала общепринятым представлениям о том, как именно должна выглядеть книга. Не существовало никаких способов для неправильного треугольника, чтобы вклиниться в мир, созданный для идеальных фигур. У него даже не было внушительного острого угла при вершине, как у солдат – равнобедренных, чтобы приводить всех в ужас и трепет. Он был неудобен для понимания, потому что он был другой, совсем другой. Наберись даже с сотню таких вот подобных ему уродцев, что с того? Стоит ли менять мир ради пригоршни статистических ошибок Вселенной? Понятно с точки зрения логики. Нечестно и больно с точки зрения того, кто не вписывается в концепцию мира, в котором живёт. За исключением лишь одного маленького обстоятельства, коим было это существо, что умудрилось задеть Лиама брошенными случайно словами. Существо идеальное по всем параметрам, всеми любимое, всеми обласканное, которое всё же искренне верило, что он – Лиам, самый умный парень в мире. И вроде бы отходят на задний план все трудности, и не имеет никакого значения разность углов и сторон. Эта наивная и искренняя вера, что поражала сердце сильнее самой страшной болезни. Она порождала надежду, для которой не было никаких оснований в этом жестоком мире. А ведь Билли был приёмным ребёнком в семье, но таким капризным и избалованным. Маленький мальчик, перед которым открыты все двери. Столько возможностей и перспектив даёт ему его форма, а он не придаёт этому никакого значения! Иногда всплывала мысль, что если бы он, Лиам, был бы таким же идеальным? Каково это - быть настолько желанным, заставлять родителей сиять этой нежной озаряющей улыбкой вместо того, чтобы вызывать лишь слёзы на их глазах (Лиам однажды случайно увидел, как мама плачет; он никогда не перестанет винить себя за это). Этот ребёнок ворвался в его жизнь, и, будучи совсем чужим, он сумел осчастливить родителей – его родителей, сделал то с помощью криков и истерик, не лишённых обаяния, но всё-таки раздражающих, чего Лиам так и не добился всем своим примерным поведением и большим умом. Но при всём этом имел ли он право злиться на него, винить во всех злоключениях своей несчастной жизни? Если даже и имел, то он не использовал это единственное право, которое у него было. Он слишком сильно полюбил его для этого. Столько было причин для ненависти, но все они обратились в прах, сгорели в том комке тепла и нежности, что он породил в сердце Лиама своим трепетным участием, ставшим теперь таким необходимым, таким родным. О, это окрыляющее чувство значимости! По воле родителей им было суждено разделить одно имя на двоих. Уильям на языках разных размерностей означает «желанный». Но как же хотелось Лиаму помимо имени, значение которого явно не подходило ему, разделить с младшим братом и эту наивную идею о том, что форма не имеет никакого значения по сравнению с внутренним миром, что все ограничения исходят от самого человека, а не обстоятельств, с которыми ему приходится мириться. Как бы хотелось, чтобы так было на самом деле. Но когда-нибудь Билли узнает правду. Какое разочарование ждёт его впереди! Рано или поздно он внемлет голосу разума и тогда «самый умный парень в мире» перестанет существовать для него, ибо никакие достоинства не могут оправдать уродство. Образ пыльной замшелой завесы, скрывающей секреты взрослой жизни, ясно появился в его мыслях. А за ним ещё один: маленькая черная рука, повинуясь сладкому любопытству, стягивает это коварное покрывало… Он поморщился, словно боясь увидеть то, с чем только предстояло столкнуться его младшему брату. Жизнь сурово наказывает любопытных. Из мрачных размышлений Лиама вывел внезапный грохот. Билли уже успел пододвинуть стул к столу и взобраться на него. Он сидел напротив, скрестив ноги, и щёлкал пальцами по шахматным фигурам. В конце концов одна из них отлетела, сбив несколько других фигурок так, что они попадали со стола. - Ой… - Что ты делаешь, Билли? Немного сердито произнёс старший брат, тяжело опустившись на пол и поднимая упавшие фигурки. - Пытаюсь сделать эту игру интереснее, чтобы мы могли поиграть в неё вдвоём! Это было своеобразное проявление участия, а его Лиам получал слишком мало, чтобы не ценить. - Может быть все–таки попробуешь сыграть по правилам? - Играть по правилам скучно и предсказуемо! - Зато не так шумно в любом случае. Хм… Обычно мне не нравится то, чего я не понимаю… Лиам врал, он всегда любил узнавать что-то новое. По этой причине до самого потолка были заставлены книгами полки в его комнате. Но что касается Билли, то он верно подметил: мальчик не любил того, чего не понимал. Внезапно его вершину посетило озарение. Так внезапно, что он даже ударился верхним углом о край стола. Потирая ушиб, он торопливо собрал последние шахматные фигурки, словно боясь забыть свою идею, и вновь уселся на свой стул. - Как ты думаешь, в чём заключается смысл этой игры? – Спросил он, попутно расставляя шахматы по соответствующим клеткам и лукаво сощурив глаз. - Эм… В том, что его нет? Лиам рассмеялся. - Нет. Смысл в том, чтобы с помощью ума и воображения обойти все возможные правила! Помимо его воли в глазу Билли загорелись огоньки любопытства. Нарушать правила весело, особенно если речь идёт о спрятанных мамой вкусностях. Риск быть пойманным придает им особую сладость. - Ух. Это как?! - Очень просто. Твоя цель обмануть соперника, застать врасплох его короля, а если ты скучный и предсказуемый, то у тебя это вряд ли получится! Кем-кем, а вот предсказуемым Билли не был. Он это точно знал. Его любопытство, успешно разжигаемое Лиамом, росло в геометрической прогрессии. Вместе с ним посыпалась бесконечная череда вопросов. - А где король? Он самая сильная фигура, да? - Вот здесь и начинается самое интересное. Король по силе не уступает разве что пешке – самой слабой фигуре. - Я не понимаю… Зачем же тогда нужен король, если от него нет толку! - Дело в том, что вся сила короля заключается в его армии: пешках, рыцарях, коннице, турах и ферзе. Перечисляя виды фигур, Лиам демонстрировал их расположение на доске. - Какая же фигура самая сильная? - Ферзь. Он может ходить во всех возможных направлениях и на любые расстояния. Ребёнок благоговейно взял в руки фигурку чёрного ферзя так, словно она была живым существом. Обычно его мало заботила аккуратность при использовании вещей. Матери часто приходилось журить его за выходки, которые имели последствия сродни тем, что оставляет после себя торнадо. Немаленький торнадо, нужно отметить. Но что касается расстановки приоритетов, мальчик берёг то, что ему нравилось, особенно если это касалось самой мощной фигуры в этой глупой игре. Билли уважал мощь. Билли берёг то, что было дорого для него. - Ого! Да, такую фигуру будет жалко потерять в бою… - Да, но и это не беда. - Как? - Если довести до края доски пешку, то она может стать любой фигурой… В том числе и ферзем! Мальчик замер, будто до конца не понимая смысл сказанного. Это напомнило ему одну из тех историй, что перед сном рассказывал ему старший брат. В них (в этих историях) простачку прежде чем стать героем, приходилось пройти через множество испытаний. Как правило в него никто не верил в самом начале, все смеялись над ним, но в итоге он добивался высот, тогда как его обидчики оставались не у дел. Билли любил такие истории. -… Лиам. Непривычным для него тихим шепотом произнёс он после продолжительной паузы. - Да, Билли? - Научи меня играть в это! Только с одним условием. - Я слушаю тебя. - Если я выиграю, ты достанешь для меня печенье, целую банку! Каждый раз, когда я буду побеждать, ты обязуешься делать это! Таковы условия нашей сделки! Согласен? Своими выходками мальчишка уже походил на бывалого торговца. Он станет достойной сменой для их отца, когда вырастет, в этом не было никаких сомнений. Но так как на скорую победу можно было не рассчитывать в ближайшее время, Лиам согласился на это условие, не раздумывая. Они ударили по рукам.«Есть два способа вырваться вперёд: играть по правилам лучше всех или лучше всех нарушать правила!» - Боб Хакер
* * *
- Господин Сайфер, сэр, поступили новые сведенья по поводу расположения частей противника! - Я внимательно слушаю вас. Главнокомандующий склонился над картой, испещрённой клетками и расположением его армии. Вдалеке слышались взрывы, голоса сотен людей, звоны сотен клинков – все те звуки, что так привычны бывалому военному мужу и являются неотъемлемой частью его действительности. - Милорд, одна из дивизий продвинулась на несколько позиций вперёд, вы уже, должно быть, осведомлены об этом. Также вам должно быть известно, милостивый государь, что в качестве разведки был снаряжен отряд конницы. - Да, мне это известно. Ближе к делу! Он сделал властный жест рукой, чтобы прервать поток ненужной информации, исходящей от его адъютанта. - В ходе операции наш отряд был встречен рыцарским полком. Казалось, что противник ожидал прибытия конницы, удар был нанесен внезапно. Казалось, что адъютант колеблется. Видимо опять принес неутешительные вести. Что ж. Командир спокойно кивнул, чтобы придать ему уверенности и услышать остальную часть донесения. - После непродолжительной битвы отряд был разгромлен. Мгновение адъютант наблюдал за реакцией своего командира. Не увидев значительных изменений на его стороне, он выпалил как на духу. - Какие будут дальнейшие распоряжения вашей милости? Встретим рыцарей Короля со всем гостеприимством, на которое только способны штыки нашей пехоты и отомстим… - Нет. – Прервал его главнокомандующий. - Нам пришлось пожертвовать нашим отрядом, но это будет не напрасная жертва! Выдвигаем тяжёлую артиллерию! Адъютант был поражён услышанным. На мгновение он усомнился в компетентности своего начальства, настолько абсурдной на первый взгляд казалась эта идея при данном раскладе. В порыве чувств он забыл о всяких приличиях. - Господин Сайфер, это безумие! Будьте же благоразумны, сэр, вы потеряете ещё один отряд! - Отставить! Оставьте доводы разума на долю проигравших и доверьтесь мне! Это замечание явно не успокоило адъютанта. Он продолжал таращиться на начальника с таким видом, будто это он только что сморозил глупость, а не наоборот. Это же так очевидно! Почему люди хоть иногда не хотят пользоваться своими извилинами? Подавив вздох, он терпеливо пустился в подробные объяснения: - Королю будет не выгодно нападать на нас. Мы отвлекли внимание его рыцарей, пожертвовав конницей. Теперь путь открыт. Если он нападёт сейчас, то погибнет. Тем временем мы прорвём линию фронта и захватим рыцарскую дивизию другого порядка, а если всё пойдёт хорошо, то и конницу. Выполняйте приказ немедленно! - УИЛЬЯМ НОРМАН САЙФЕР!!! Туман, нависший над полем битвы, рассеялся, и перед задремавшим юным главнокомандующим предстал школьный класс. Ребёнок удивленно замигал, до конца не осознавая, что это: страшный сон или неутешительная действительность, но когда его взгляд встретился с разгневанным взглядом учителя – старого семиугольника, то сразу же развеялись всякие сомнения по этому поводу. - Мистер Сайфер, очень надеюсь на то, что мы не потревожили вас уроком истории! По классу прокатилась волна смешков. Билли не нашёл ничего лучше, чем выпрямиться и замереть за партой, не проронив ни слова. - Хорошо. Раз вы настолько ознакомлены с материалом, что мои слова вгоняют вас в сон, не могли бы вы выйти к доске и рассказать эту тему всем нам. Возможно, мы почерпнём что–то новое из вашего видения данного вопроса. Ребята провожали Билли к доске, скалясь и перешёптываясь, словно воины древности, встречавшие пленённого ими раба. Мальчик даже мог ощутить тяжесть кандалов на своих лодыжках и запястьях, а чугунный шар, что влачился за ним в его воображении, был причиной того, как медленно он продвигался к доске – этому позорному столбу всех, кому только приходилось учиться в школе. Когда он наконец достиг места оглашения приговора, учитель, напоминавший сейчас скорее сурового судью, внимательно уставился на него, в ожидании оправдательной речи. Билли никогда не питал особого восторга от учебы, хотя и считался примером для подражания. Его табель успеваемости пестрел от высоких баллов. Он был наделён гибким умом и быстро схватывал даже самый сложный материал. Особенно, если он был как всегда тщательно и дотошно объяснен Лиамом. В мальчике каким–то совершенно непостижимым образом сочетались два качества, которые мешали ему учиться без помощи старшего брата. Он был гиперактивен и ленив одновременно. Всегда находился повод для того, чтобы отложить выполнение домашней работы на потом; заучивание формул являлось пустой тратой времени… зачем учить, если логичнее было бы решить задачу более простым способом, который он непременно придумает прямо во время контрольной; а вся эта напрасная «писанина» вообще никогда ему не пригодится в жизни… В общем, Лиаму приходилось каждый раз прибегать к всевозможным ухищрениям, чтобы увлечь его тем или иным уроком, точно так же, как он некогда увлёк его шахматами. Впрочем, шахматы стали единственным занятием, для которого Билли энергии не жалел. Он заработал не так много печенья с тех пор, но теперь это не имело особого значения, так как мальчик вошел во вкус. Сам факт игры привлекал его теперь гораздо больше приза. И теперь Лиаму не нужно было просить, чтобы тот составил ему компанию. На этот раз, когда появлялась минутка свободного времени, Билли донимал брата, следуя за ним по пятам и многозначительно потряхивая шахматной доской. И как правило Лиам не мог отказать ему в столь соблазнительном предложении. Их партии становились всё увлекательнее и длились всё дольше и дольше. Иногда им приходилось прятать доску под кровать, перерисовывать расположение фигур, играть тайком под одеялом под тусклый свет фонарика – в общем, прибегать к многочисленным уловкам и хитростям, лишь бы не прерывать затянувшуюся партию. Вчера, например, был побит очередной рекорд. Если не считать многочисленных перерывов, это была игра, продлившаяся почти сутки. На ночь же пришелся самый разгар битвы. Каждый из них понимал, что велика была опасность быть обнаруженными родителями, но никто не решался сдать позиции первым. И они продолжали вести свои воображаемые войска по клетчатому полю боя, то и дело осторожно выглядывая из-под одеяла, чтобы удостовериться в том, что их не раскрыли. Именно по этой причине Билли впервые крепко заснул прямо на уроке истории. Именно поэтому он сейчас стоял у доски и тщетно искал способ выкрутиться из сложившейся ситуации. - Эм… - Хорошо, облегчим вам задачу! Снисходительно сказал строгий преподаватель, оседая своим грузным многоугольным телом на стул. - Мистер Сайфер, назовите самое кровопролитное и значимое событие в мировой истории в период второго тысячелетия нашей эры, дату его окончания, его причины, а также главных участников этого события. После непродолжительной паузы мальчик без особого труда нашел, что ответить. Именно эту тему недавно рассказывал ему Лиам. Кто мог подумать, что вся эта скукота пригодится однажды? - Великая война, начавшаяся 1939 году. Основные участники: шестиугольник Инвасор, именно он узурпировал власть в своем королевстве и развязал эту войну; Великий круг Сальваторис – являлся суверенным правителем нашего государства в то время. В войне так же принимала участие группа объединенных мелких королевств. Причиной начала войны является неудержимое желание Ивансора захватить весь зримый мир, а также ограниченность территорий и природных ресурсов его страны. В ходе долгих лет непрерывной борьбы наше королевство одолело армию Ивансора и присоединило к себе часть его владений**. - Абсолютно верно! Похвалил учитель, нехотя позволяя более ласковым ноткам смягчить его некогда суровый голос. - Но прежде чем я прощу вам ваше недостойное поведение, позвольте мне задать вам последний вопрос: Каковы причины победы наших войск над армией Ивансора? Об этом Лиам не упоминал. Но это было уже не так важно. На этот вопрос без труда можно дать ответ и без всякой подготовки. Достаточно лишь умение здраво рассуждать… - Я считаю, господин Гептагон, что причины, по которым нам удалось победить Инвасора в том, что наша армия была лучше организована и вооружена, а командование действовало слаженно и эффективно, чего нельзя сказать о войске противника, ведь оно состояло в основном из неподготовленных крестьян, которые ничего кроме вил в руки-то и не брали. Мальчик гордо выпрямился, более чем довольный своим ответом, ожидая очередную порцию похвалы. Это единственная вещь, которая оправдывала учебу в целом. Билли любил, когда его хвалят. Ему нравилось быть в центре внимания. -… И это всё? Последовал удивленный возглас. - Эм… Ну да! - Какую же роль вы отводите Великому кругу Сальваторису в таком случае, молодой человек? - Ну… Какую же роль он мог играть, если на деле от него не было никакого проку? Не поймите меня неправильно, сэр, но я не совсем понимаю почему его называют Великим. Его не было ни в столице, ни на передовой во время боевых действий, тогда как… Мальчика прервал исступленный вопль господина Гептагона, которого настолько возмутили слова ученика, что он на мгновение лишился дара речи. Едва совладав с чувствами, учитель сдавленно прокряхтел. - Как вы смеете так говорить о заслугах виднейшего деятеля нашего государства?! Послушать вас, так у жалкого смутьяна с шестью углами, коим был Инвасор, были какие-то шансы против величия бесконечно угольного Сальваториса?! В чем по-вашему заключается сила нашей страны, если не в идеальности руководящих нами Кругов? - Сила короля в его армии! - Прекратите немедленно молоть чепуху, юноша! Если вы верите в то, о чем говорите, то вы глупы и невежественны! Как учитель, я попытаюсь переубедить вас и научить истинному положению вещей. Знайте же, что сила Круга заключается в самом Круге: в его уме, в почти бесконечном количестве сторон близком к идеальной окружности, в красоте конфигурации и формы и ни в чем другом! Никогда, молодой человек, зарубите это на одном из ваших углов, а выбор у вас небольшой, и это не займет много времени, что не видела история таких примеров, чтобы фигура с меньшим количеством сторон оказывалась сильнее той, у которой сторон больше. Это закон природы: побеждает сильнейший! Сила же заключается в том, сколько сторон вы имеете и насколько симметрична ваша конфигурация! Доводы учителя озадачили юного треугольника. Какого черта в вопросах военного дела играет роль красота конфигурации? Он был готов отдать что угодно, чтобы увидеть собственным глазом как противник поспешно отступает при виде этого округлого совершенно беззащитного существа. Никто и не сомневается в могуществе Кругов. Но велико ли дело быть могущественным, когда в твоих руках почти безграничная власть? А вот, что касается реальной силы, то на этот счет Билли имел большие сомнения. Слова учителя кардинальным образом расходились со здравым смыслом. Юный треугольник впервые смутно осознал: что-то во всём этом было совсем неправильно, не так, как рассказывал ему Лиам, а он-то не стал бы врать, в этом не было никаких сомнений. Лиам всегда руководствовался доводами разума, доводами логики, и что странно – он никогда и никого не осуждал. Тогда как этот старый плут мистер Гептагон осуждал всех, кто имел меньшее число углов, чем у него. Билли действительно не мог похвастать большим их количеством и оттого большее недоверие питал к учителю. Он треугольник, но совсем не глупый. И Лиам тоже треугольник, а он-то точно является самым умным парнем в мире! По крайней мере поумнее этого самодовольного болвана, который ко всему прочему носит этот отвратительный галстук в горошек – ни ума, ни вкуса! Неприятное, почти тошнотворное чувство… Будто бы большой младенец стоит перед тобой и указывает тебе, что и когда ты должен делать. По логике вещей – это взрослые должны указывать младенцам на их место в этом мире, а не наоборот. От чего-то Билли почувствовал себя совсем взрослым сейчас. Он не смог удержаться от болезненно горького замечания: - Это так глупо! По окончанию этого бесконечно длинного урока истории табель успеваемости Билли раз и навсегда перестал пестреть хорошими отметками. Взрослые бывают такими нерассудительными! *Отсылка на события Второй мировой войны. Invasor (нем.) означает захватчик и является аллюзией на Адольфа Гитлера, Salvatoris (латынь) переводится как спаситель.* * *
- Норман, сегодня так холодно… Эти слова растворились в пустоте жарко натопленной комнаты. На самом деле они не предназначались для кого бы то ни было. Скорее саму себя миссис Сайфер успокаивала, оправдывая свое нынешнее состояние. Она прижалась к панели камина в тщетной попытке побороть дрожь. Вот уже как пять дней она не могла согреться. Её супруг не услышал эти слова или просто проигнорировал их, так же погруженный в свои мысли. - Сын спит? Спросил он сухо, не отрывая взгляд от газетных строк. Он давно оставил безуспешные попытки уловить значение печатного слова. Газета служила ему в качестве укрытия от тревожного взгляда жены. Это было жалкое зрелище: наблюдать за её состоянием все эти дни… Точно так же, как наблюдать за своим собственным состоянием. Ей хотелось уточнить которого из двух сыновей он имел в виду… Досадная привычка, не имевшая теперь никакого смысла. В любом случае, теперь одному из мальчиков никогда не придётся жаловаться на сон, ведь ему впредь никогда не суждено проснуться. - Да, я уже уложила Билли. - Тем лучше… Завтра я хочу взять его с собой в магазин. Работа должна отвлечь его от всего этого. Мистер Сайфер громко откашлялся. - … Кстати о работе: я планирую немного повысить цены на галстуки, материал довольно сильно подорожал. Обычно он не обсуждал работу со своей женой. Это сугубо мужская тема, в которую не принято посвящать женщин. Но разговор не клеился, а Норману хотелось говорить о простых, повседневных вещах, точно так же, как это было раньше. И его работа была тем, что он знал лучше всего. Будучи еще совсем молодым треугольником, он начинал делать робкие шаги в мире бизнеса сначала в роли подмастерья у одного лавочника, а затем дела его быстро пошли в гору: свой магазин, доходное дело, брак по любви, казалось, что всё складывалось вполне удачно, но у судьбы на его счёт были немного другие планы. Теперь Норман так завидовал тому юнцу без морщин и сомнений, коим он был когда-то. Влюблённый в жизнь, влюблённый в свою работу, в лукавый прищур женщины, ставшей его женой, от которой он так хотел иметь детей, этих маленьких и большеглазых продолжателей фамилии Сайфер, он не подозревал тогда, как быстро погаснет в нем эта искра любви. Умерло что-то в мужчине, не сумевшем уберечь любимую женщину от слёз, неспособного защитить своего ребенка. Он остро осознавал, что как раньше уже никогда не будет. К подобному выводу пришла и его жена, что смотрела в казавшуюся теперь такой пустой нишу над камином. Еще пару дней назад на ней было гораздо больше фотографий, чем сейчас. Мельпомену накрыла новая волна озноба от вида этих ужасающих светлых пятен на обоях, пробелов в ее жизни, которые ничто в мире не способно было заполнить. На этой стене больше не было его фотографий. А ведь они были… Она лично снимала каждую из них в тот самый роковой день. Снимала, целовала и плакала, снимала, целовала и снова плакала, снимала… И с каждым движением рвала себе душу на миллионы мелких кусочков, ибо не в силах были материнские руки порвать то последнее, что осталось на свете в память о её милом мальчике. Кочерга дрожала в её руках, когда она попыталась перемешать и без того ярко пылающие дрова, чтобы хоть как-то унять этот озноб. Она не справлялась, никогда не справлялась! Умерло что-то в женщине, что выносила и родила такого хорошего, но неправильного ребёнка, который за свою короткую жизнь успел столько вытерпеть, выстрадать так много; не додавшей ему столько любви, сколько он заслуживал; не сумевшей сохранить тепло домашнего очага. Они с мужем готовились к этому моменту с самого начала. Но жизнь так жестока, что ей было мало и этого. Она отравляла сердца безутешных родителей этими ужасными крупинками надежды. Знакомые, соседи и родственники то и дело подливали масла в огонь этого коварного чувства, своими рассказами о том, что, мол в семье двоюродного кузена одного их знакомого неравносторонний мальчик выровнялся со временем и ему выдали паспорт, в котором значилось «неравносторонний в допустимых пределах». И тогда биение их сердец учащалось от радости, они хватались за эти крохи хороших новостей, словно утопающие за соломинку. Пусть жизнь тех, кто неправилен «в допустимых пределах» и была загнана в жесткие рамки многочисленных лишений, но это была хоть какая–то возможность. Но жизнь большая любительница злых шуток. Все надежды разрушились в один миг, словно карточный домик. К такому невозможно было подготовиться заранее! И их единственный ребёнок теперь стал последней ниточкой, что связывает Мельпомену с этим жестоким миром, обидевшим её так несправедливо. Ради Билли она всеми силами сохраняла достоинство, ради него одного она всё ещё продолжала жить. Только и эта тонкая ниточка готова была вот-вот разорваться. - Норман… - Тихим и надрывистым голосом произнесла линия, смотря невидящим глазом испуганно куда-то мимо мужа, в пустоту. В ней всё ещё шла эта неравная борьба с горем, что всё сильнее сдавливало ее грудь. - Билли ненавидит меня! От этих слов треугольник подскочил, как от действия пружины. Отброшен газетный заслон, потерявший своё стратегическое значение. Его рассекретили, окунули в реальность, словно в таз с холодной водой, и требовали слова. Он хотел говорить всё это время, но с той целью, чтобы убежать от разговора о самом главном. Та видимость полного равнодушия и спокойствия, что они сохраняли вдвоём всеми силами, на которую только способны родители, недавно лишившиеся своего ребёнка, только что дала трещину. - Он не… С чего ты взяла? - Он винит меня в его смерти, Норман! Но разве же я виновата? Разве же я не хотела, чтобы Лиам был жив? Я потеряла его ещё тогда, пыталась смириться, но я не хочу лишиться и Билли теперь! Он всё, что у меня есть! Это слишком жестоко! Вся форма женщины мелко задрожала. И это выражение… Снова. Точно та же растерянность во взгляде, непонимание и боль, что и 16 лет назад, когда миссис Сайфер впервые взяла на руки новорожденного Лиама. Уже тогда она знала, что когда-то наступит день, в который придется расстаться с ним подобным образом. Уже тогда она мысленно похоронила его, ещё не начавшего жить. Это было невыносимо. Едва сдерживая гнев, Норман схватил и с силой сжал ее запястье. Раньше он никогда бы не позволил себе грубость ни по отношению к ней, ни по отношению к детям. Раньше он не думал, что переживёт собственного ребенка. Подобная боль вызывает непреодолимое искушение сделать всё возможное, чтобы просто забыть треть своей жизни, со всеми ее радостями и бедами, лишь бы не чувствовать её больше. - Забудь об этом, жена, ты слышишь меня? Его больше нет и никогда не было, потому что мы знали, что он был обречён! Сын поймёт это со временем, а сейчас молчи! Его слова не могли остановить поток рыданий безутешной матери, оцепеневшей от количества чувств, что она носила в себе так долго. - Во имя Кругов, молчи!! Голос мужчины дрогнул. Норман отвёл взгляд, в последней попытке уберечь свое достоинство. Свет правды заставляет тьму лжи расступиться. Блики от огня в камине заиграли в потоках его слёз.* * *
Билли не спал. Он не делал этого с тех пор, как Лиама забрали. Мать старалась проводить с ним больше времени теперь. Все эти проявления заботы не могли не раздражать! Можно подумать, что он нуждается в её сочувствии! Отвратительно было наблюдать, как они вместе с отцом стараются делать вид, что ничего не случилось! Его брат не был домашним питомцем, которого родители из жалости к своим сердобольным детишкам закапывают на заднем дворе в коробке из-под обуви с деланной скорбью! Они не имели права рассчитывать на его жалость! «Ты позволила им забрать его!!! Ты позволила им увести моего брата!» Эхом раздавался в его разуме собственный отчаянный крик. С того самого дня, навсегда породив непреодолимую пропасть между матерью и сыном. Но вот полоска света под дверью потухла, погрузив его комнату в беспросветную темноту – это его мать выключила свет и, поскрипывая половицами, спустилась в гостиную вниз по лестнице; вместе с ней потух и гнев, оставив после себя горький осадок. Это странное чувство утраты… Оно подобно навязчивой боли в верхнем углу. Разумом ты можешь постичь её причины, но какой-то совершенно непостижимый предатель-музыкант играет на струнах твоей души, касаясь острым как бритва смычком самых тонких из них, самую грустную музыку которую никто не в силах повторить на настоящем инструменте. И ты не можешь перестать слушать! И чувствовать ты тоже перестать не в силах. Это то, что он испытывал на протяжении нескольких дней. Нет, в этом было ещё что-то… Невидимый враг, что тянул свои бесчисленные длинные руки к его постели, наблюдал за ним всеми тысячами глаз, прятался под покровом темноты. Этот смутный страх был и раньше, но сейчас он заполнял собой все пространство, душил. Билли всегда боялся темноты. Он понял это, когда по прихоти судьбы погас свет. Что бы ни случалось в жизни, мальчик всегда находил утешение, поддержку, совет, интересную историю в этом божественном алькове знаний, в этом пристанище тепла и света, в комнате своего старшего брата. Билли всегда стремился к свету! Пусть иногда нарушая правила ради этого. Бывало, он притворялся спящим, чтобы сбить с толку наивную мать, которая приходила целовать его перед сном, а потом, дождавшись, когда стихнут её шаги и противное поскрипывание ступенек, он на цыпочках пробирался в спальню Лиама, боясь иногда издать лишний вздох. Это был их общий секрет! Он даже стучался особым образом, подобно члену какого–то сверхтайного общества. А их культом были истории – детские сказки, которые Билли никогда бы не променял даже на все секреты Вселенной! Даже сейчас, если хорошенько покопаться в закоулках памяти, можно услышать его голос, такой заумный, иногда заносчивый… Такой родной голос: - Ну, хорошо! Только на этот раз это будет последняя история на сегодня, а потом ты пойдёшь к себе, пока родители не увидели, ладно? Билли всегда отвечал на эти слова радостным кивком. Билли никогда не выполнял своих обещаний. Под неторопливое чтение старшего брата, он засыпал, прижавшись к его боку, будто бы тот был подушкой. Было очень тепло в его объятиях. Сейчас же на двери в заветную комнату висел внушительный замок, и теперь мальчик коротал ночи, опасливо прижавшись к стене и укрывшись одеялом по самую вершину. Не существовало больше бока, к которому он мог бы прижаться. Но и оно не было достаточным укрытием от этой вездесущей темноты и тишины. Не было больше голоса, который убаюкивал, рассказывая добрые сказки со счастливым концом. Невидимый, но такой ощутимый, враг подступал со всех сторон, сковывая фигурку маленького треугольника в холодные объятия ужаса. Не было больше объятий, способных отогреть его душу. Страх отбивал мелкой дрожью по его коже. Так страшно еще никогда не было! Потому что не было больше того, кто мог бы прогнать этот страх. - Я… Я так скучаю по тебе, Ли! Почему ты ушёл? Не было ответа. Можно подумать, что мог бы быть… Умный парень мог бы выкрутиться из этой ситуации, верно? Он знал так много вещей! И в чём смысл всех его знаний, если они не спасли его от… смерти. Гулким эхом раздалось вдруг это слово в просторах его детского разума – смерть, сколько в нём темноты, пустоты и тишины! Никогда раньше это туманное и далёкое понятие не становилось таким близким, почти ощутимым. Казалось бы, он может встать с постели, протянуть руку и почувствовать ее холод на кончиках своих пальцев. Холод и вековую пыль давно минувшего. Неужели именно так должны заканчиваться истории? Впервые он ощутил весь ужас, которую порождала темнота! Нет, это не тот нелепый страх, когда дети, наслушавшись страшилок перед сном, со всей пылкостью своего юного воображения выдумывают всевозможных монстров, а потом сами начинают верить в них и ждать, когда их когтистые лапы начнут скрестись под их кроватью. Он ощущал всю свою беззащитность перед ликом неизведанного, словно всё сущее могло наблюдать за ним в эту минуту, а он, сколь часто ни моргал своим единственным глазом, не мог видеть ничего кроме черноты, черноты, черноты; он слышал рой своих мыслей – они без умолку жужжали и жалили его разум в этой необъятной тишине. Билли не любил того, чего не знал. Он сильно боялся неизвестности. От бессилия слёзы брызнули из его глаза. Он был один. Наедине с темнотой, со своим страхом, со своим горем, с осознанием того, что всё в этом мире имеет свой конец. В ТОМ ЧИСЛЕ И ЕМУ КОГДА-НИБУДЬ НАСТАНЕТ КОНЕЦ. Вот чем по-настоящему пугает темнота: Она проливает свет на самые потаённые уголки нашего разума, нашей души… …Нашей боли.