***
Холодный ноябрьский ветер растрепал волосы Мишель — видимо в отсутствие родного отца сама мать-природа напоминала ей о том, что пора их расчесать. Ещё один порыв ветра, и Мишель снова пришлось убирать запачканные краской волосы с лица. Она сидела на маленьком балконе, устланным шерстяным пледом, и держала у себя на коленях небольшой холст с зарисовкой, находящейся перед глазами четырехэтажки. Выше четырехэтажных строений в этом районе не встречалось домов, потому что согласно городским законам в более высоких постройках требовалась установка лифта. В окнах начинал загораться свет — люди потихоньку пробуждались ото сна, выходили на улицы, торопились. Пустынный район, ещё пару минут назад лишенный тепла и солнечного света, сейчас оживал. Я прошел в комнату, и половицы заскрипели под моим весом, оценил её скромную обитель. Забавно. Я представлял, что дочурка архангела живет в роскоши, но это и нормальным жильем назвать было стыдно. Комната находилась на последнем этаже — четвертом. Отсюда открывался удивительный вид на утренний Мэттьюс-авеню. Если бы не моя работа, я бы тоже поселился в таком месте — на чердаке одного из домов Бронкса. Скрипучая кровать, постельное белье белого цвета, обои — холодного голубого. Грязный коврик с длинным ворсом находился около ее кровати. Напротив — еще одна кровать — заправленная, необжитая. В дальнем углу валялись доски, пара кирпичей, фанера, бруски. Прикроватная тумба, запачканная краской, поцарапанная и с пятнами от растворителя отлично вписывалась в общую составляющую комнаты. Из отверстия в потолке, на оголенных проводах, свисал цоколь с лампочкой. В углу стоял стол, весь заставленный художественными принадлежностями. Около кровати нагревался только недавно включенный обогреватель. Комнату от балкона отделяла складная деревянная дверь со стеклянными вставками и оловянной ручкой. Балкон был устлан толстым шерстяным пледом, убитым временем, но все также хорошо справлявшимся со своей работой — греть дурашку Мишель, когда ей в очередной раз захочется полюбоваться рассветом в холодную зимнюю пору. И последняя составляющая балкона — перила — старые, серые, каменные перила, которые, наверняка, самая лучшая часть балкона. — Ах, Мишель, ну-ка живо с балкона! — приказала Ханна, увидев девушку лишь в одной тонкой сорочке. Нефилим на замечание ангелессы только хмыкнула и сделала еще пару мазков кистью по хлопковому холсту, оставляя на нём свой автограф. — Мишель Люсильда Спейт! — назвала полное имя Ханна, что не сулило ничего хорошего для юной художницы. Гувернантка ступила на балкон, сбивая стакан с растворителем и грязными кистями в масляной краске. Она также не забыла наступить и на испачканные губки и незакрытые тюбики с краской, выдавливая их содержимое на потрепанный плед. — Мишель, — обратилась к ней ангел, — пошли в дом, холодно же. — Я ценю все, что ты для меня делаешь, Ханна, но я могу позаботиться о себе сама. Я давно не ребёнок… И даже не человек! — последнее предложение она сказала особенно грубо, выражая всю степень своего недовольства. — Давай не будем поднимать эту тему, потому что все снова закончится или твоими слезами, или звуками разбитой посуды. Мишель тяжело вздохнула, встала с холодного пола, устланного пледом, прошла в комнату и, положив своё творение на стол, села на кровать. — Просто… — поморщилась она. — Знаешь как обидно, когда тебя бросают? Его нет уже год — он не звонит, не связывается по радио, не отвечает на мои сообщения. Я даже голубиной почтой пользовалась! — Милая, — Ханна села около неё и, обняв, поцеловала в макушку, — из него никудышный отец, я знаю. Но, несмотря на это всё, он старается: любит тебя, помогает материально, вон даже материалы для художеств тебе подарил. — Ханна легонько пихнула Мишель локтём в бок, чтобы приободрить, а после решила сменить тему. — Ну и фигня у тебя получилась… Единственное, что подало ей идею для обсуждения новой темы — пестрая картина, красовавшаяся на тумбочке. — Вот спасибо, утешила, — с ноткой сарказма ответила Мишель, смотря на своё творение. К сожалению, Ханне было чуждо искусство — она даже Дали от Ван Гога не могла отличить без помощи Google. — Это абстракционизм вообще-то — вид современного искусства. — Ладно, — ангел улыбнулась, поняв, что идет в верном направлении, — но это хрень полнейшая. — Эй! — возмутилась Мишель, которая от природы была творческой личностью и всегда выделялась из толпы — таких как она легко было заметить. — Художника обидеть может каждый, от своры критиков порою нет житья! — Так, художник, давай, отрывайся от своих карикатур. Сходи в уборную, и я жду тебя на завтрак. Да, как вы догадались, Ханна помогала Гавриилу в воспитании дочери, и за время, проведенное с ней, она научилась многому: заваривать лапшу или то, что оставлять железные приборы в микроволновке не лучшая идея. Я спустился вслед за ней по деревянной лестнице на первый этаж, прошёл на кухню, оценил запасы еды и опрокинул кастрюлю с супом… Прости, Мишель, я не хотел, чтобы тебе попало… Но вот и всё, меня ждёт работа и, кажется, не меня одного. Я вышел из дома вслед за ней, закрыл за собой дверь. Для суровой октябрьской погоды она была одета слишком легко: собранные в хвост волосы, светлыми локонами струившиеся по белой синтетической блузке, рукава которой еле доставали до локтевого сгиба. Черный пиджак без рукавов хоть как-то вписывался в это время года. Брюки, тоже черные, старые, протертые в нескольких местах, но эластичные. Они не сковывали движения, от чего скорость ходьбы постоянно увеличивалась. Удобство ходьбе придавали и ботинки, темно-коричневого цвета, с несколько раз подклеенной подошвой. Единственное, что согревало ее — темный шерстяной шарф, обмотанный пару раз вокруг шеи. На спине — небольшой темно-зеленый рюкзак, заглянув в который, я увидел пару тетрадей, учебник, альбом и масляную пастель. Она остановилась на автобусной остановке и застыла в ожидании. Лишь изредка подпевала она песне, играющей в наушниках.***
Преподаватель, которая впридачу оказалась монахиней, часто видевшая Мишель вместе с Ханной по воскресеньям, замечала, что девушка не молилась и каждый раз пыталась ускользнуть от невнимательной ангелессы. А на вопрос, зачем она носила пентаграмму на шее, Мишель шуточно начинала говорить ругательства на латинском, отчего в глазах сестры Марии девица слыла заядлой сатанисткой. В университете Мишель всячески старалась закрепить за собой это звание: рисовала расчлененку на доске в студенческой аудитории, подкидывала статьи о Дьяволе, а сегодня даже притащила дохлых крыс и разбросала по всему рабочему месту сестры Марии. Монахиня ни раз говорила Мишель, что после смерти девушка попадет в Ад, если не встанет на путь истины. Знала бы она, кто отец Мишель… Несмотря на испорченное настроение, монахиня все-таки провела первую пару. Да ещё как провела — на каждый вопрос должна была отвечать Мишель. Стояло морозное, но яркое солнечное утро, светился ореол вокруг неумолимого жнеца — сестры Марии. Кстати, мне нравится это человеческое представление о неумолимом жнеце. Мне нравится коса. Она меня забавляет. Сейчас монахиня чувствовала себя божьим мстителем — возгордилась. «Ну, а что может сделать обычная студентка такой святой, как я»? — такие мысли полезли в голову преподавательницы сразу после того, как она отыгралась на Мишель. — Да чтобы ты на девятом круге Ада в ледяном озере мучилась! — сестру Марию это не впечатлило — она ударила папкой по столу и с одышливым неодобрением посмотрела на нефилима. Почему ей приходится возиться с Мишель Спейт? — За что, Господи, за что? — подняв глаза к потолку, взвыла монахиня. При этом она ещё не забыла и перекреститься. — Нет, — выдала Мишель. — Что, нет? — Мария находилась в недоумении. — Его там нет, — учтивость лилась из ее уст, заставляя всех затаить дыхание в ожидании бурной реакции со стороны сестры. Мишель, конечно, и раньше творила кучу глупостей, выходящих за рамки дозволенного, но сейчас она переплюнула их все, сказав всего три слова. — Какое же у вас всех примитивное мышление о Нём! — Ах, ты дрянная девчонка! Вон из аудитории! — а дальше всё прошло на удивление быстро: сестра Мария выпроводила Мишель за дверь, чуть только девушка поднялась с места.***
После пар её дразнили. Парень по имени Генрих Штрайм подошёл к Мишель и толкнул. От сильного толчка она упала на землю, запачкав одежду. — Эй, Мишель! — окликнул её Штрайм. Нефилим посмотрела на него и ужаснулась: в руках паренька был её рюкзак, из которого тот достал альбом с рисунками. — Какие милые кляксы! — он безжалостно вырывал листок за листком, мял их и кидал в неё. Счёт подначек достиг двадцати, а потом девушка не выдержала, взорвалась — причиной был Штрайм, вернувшийся за добавкой. — Ну чего ты, Спейт?.. — он пошерудел в рюкзаке и достал дорогую масляную пастель. — Какие прекрасные мелки. Наверное, дорогие. Будет, наверняка, очень обидно, если их кто-нибудь сломает, — елейно пропел он, доставая красный мелок. Сломал его пополам, а потом принялся за другие. Неизвестно сколько бы длились издёвки, если бы не раздраконенная Мишель, которая наглецу тоже кое-что сломала. И это была не пастель, а нос… Генрих упал на землю и закрыл пальцами нос из которого шла кровь, а девушка поднялась и сложила кусочки обратно в рюкзак. Её месть удалась, а обидчик… Пускай пока поваляется на заднем дворе университета. — Не стоило меня выводить, — бросила дочь Гавриила, со всей силы пнув одногруппника. Раздался крик — душераздирающий, оглушительный. Крик такой, от которого по телу пробежали мурашки. Да, как вы можете представить, Генрих Штрайм, конечно, согнулся пополам от боли. А после этого удара он ещё был отшлёпан, исцарапан и избит девчонкой, гнев и обида которой на тот момент не знали границ. Другие студенты тоже сбежались, их было около пятидесяти человек. Они представляли собой рассол из рук, ног, голов, воплей и выкриков и всё больше засматривались на картину, как Мишель, странная девочка для издёвок, задаёт Генриху Штрайму небывалую трёпку. — Она же его убьёт! — выкрикнул кто-то из толпы. Нефилим не убила… …Но вполне могла. Её остановило только одно — жалкое лицо этого ублюдка, потёкшая теперь из её носа кровь и удар по спине метлой. Пока она пыталась прийти в себя, остальные ребята уже сбежали, и двор за считанные минуты опустел. — В каморку! Живо, Мишель!