***
Домой Мишель вернулась далеко за полночь. Как раз в то время, когда в её дом в самый разгар гражданской войны между ангелами, явится один из солдатов Святого воинства. Наверняка, если упомянуть словосочетание «Гражданская война» вам станет как минимум неловко, тревожно, страшно. Тут сразу приходит в голову лишь одно слово — последствия. Они уж точно окажутся не самые благоприятные. Страх. В глазах он безжалостен. Скрывая такую тайну, ты волей-неволей начинаешь вздрагивать при упоминании твоей тайны. Тебе будет казаться, что все уже всё знают. Удивительную вещь стоит заметить: хотя этот пожирающий изнутри страх так и сводил с ума, они как-то сумели не лишиться рассудка. На пару с раненым ангелом в квартире появились Гавриил с Ханной. Но только Мишель хотела наброситься на отца с расспросами, как его дружок закричал, раскинувшись на полу, а потом начал истекать кровью. Архангел обратился к Мишель: — Geh ins bett, [2] — его голос был спокойным, но твёрдым, что было крайне необычно для сладкоежки. Наверняка вы спросите: почему он говорил на немецком? И ответ добудете сами: порно-марафоны и год проведенный в немецких борделях даром не прошли, — dann reden wir.[3] Пребывая в шоковом состоянии, Мишель послушалась и сразу же побежала в комнату. По дороге она вздрагивала от каждого крика раненного ангела — архангел уж слишком больно залечивал его раны. Через несколько минут Гавриил зашёл и окинул взглядом комнату на чердаке. Он подошёл к пустующей кровати, откинул покрывало и взбил подушку, а после обратился к дочери: — Alles gut? — Ты смеёшься? После всего того, что произошло ты спрашиваешь всё ли хорошо? — Милая… — Я тебе не милая! — огрызнулась нефилим. — Мишель, послушай, у нас гость, — спокойно начал архангел, — сегодня он будет спать здесь, потому что ему нужно отдохнуть, понимаешь? А с твоими капризами потом разберёмся. Книжная воровка лишь надулась и показала отцу язык, а потом обратила свой взор на Бальтазара, который чудом спасся от неминуемой гибели. Он вел себя бесшумно и не доставлял неудобств. Да что там, он лежал настолько тихо, что, казалось, не дышал и не двигался. Но всё же, несмотря на это, он как-то пересёк путь от порога до кровати и оказался под одеялом. — Ты как, в порядке? Это снова был Гавриил, но в этот раз он обращался к Бальтазару, ответ которого сорвался с белых, бледных губ: — Спасибо.***
Прошло около двух часов, когда Мишель заснула после такого потрясения. Но всё-таки ненадолго. В полвосьмого утра её разбудили. Ханна сказала, что сегодня в университет можно не идти — она обо всём договорилась. Когда Мишель окончательно проснулась, то села на кровать и, укутавшись в теплое одеяло, принялась рассматривать незнакомца, который находился в кровати напротив. Из-под одеяла выглядывала только лишь голова: аккуратно стриженная причёска, милые черты лица и небольшая щетина. Он не произносил ни звука. С великой осторожностью и страхом нефилим прошагала вдоль спящего ангела, а потом вышла из комнаты на скрипучую лестницу и, не издавая ни звука, спустилась вниз. Впервые за всё время Ханна не бегала по кухне в поисках кастрюли или сковороды и не пыталась потушить водой пылающую микроволновку — стояла какая-то подозрительная тишина. — Мишель, Гавриил тебе сейчас кое-что расскажет, поговорит с тобой, потому что дело нешуточное. И ты не упрямься, хорошо? Девушка кивнула. — Молодец, — улыбнулась ангел, — а теперь попрошу привести себя в порядок. Переодевшись в сарафан, Мишель вышла в коридор и поняла, что идти предстоит недалеко — архангел ждал её на пороге гостиной. Они сели на мягкий диван, устланный пледом, и Гавриил начал: — Мне надо тебе кое-что объяснить, — пару минут он подбирал правильные слова, и когда их уже нашел, то встал на ноги для большего пафоса, — Мишель, — начал он тихо, — мужчина наверху, как ты заметила уже, не человек. Это мой давний друг. Мы сражались бок о бок, и он не раз спасал мой зад, — Гавриил ходил по комнате, рассказывая о кровопролитных войнах, а нефилим молча сидела и слушала историю отца. Да, это самая долгая их встреча, поэтому ей было приятно и одновременно волнительно. Мишель не знала, как правильно вести себя с ним. История длилась полчаса, а потом настал момент истины: Мишель поднялась. Архангел взял её за руку, отчего та вздрогнула и, еле сдерживая улыбку, ощутила то отцовское тепло, которого ей явно не хватало. Они стояли лицом к лицу. В тишине. И эту тишину нарушали лишь шаги взволнованной Ханны за дверью. — Мишель, если ты хоть кому-нибудь скажешь о нашем госте, то рано или поздно об этом могут узнать другие ангелы, и Бальтазар окажется в большой опасности. — Ты не доверяешь мне? — ох уж эта женская логика. Конечно, Мишель не хотела закатывать скандал, она понимала всю опасность ситуации, но и просто пропустить пофигизм по отношению к себе она не могла. — Ты забил на меня! Не появлялся год. Я волновалась, а ты, видимо, даже и не вспомнил обо мне, — Она одёрнула свою руку. — Берлин и долбаные шлюхи ведь для тебя намного важнее!.. — Порно-звёзды, — исправил её Гавриил, — путаны не умеют того, что могут они. — Да мне плевать! — выкрикнула девушка и ударила отца в грудь — не сильно и не больно для него. — Я скучала, пап, скучала! Мог бы хоть по радио связаться со мной и спросить, как у меня дела! Мишель поспешно удалилась, так как не хотела, чтобы отец видел её слёзы. Она закрылась в ванной, открыла кран и начала умываться холодной водой, чтобы успокоиться. — Малыш, — Ханна стояла у двери и не понимала, что произошло. С нею же был и Гавриил. Послышались обороты в замочной скважине — дверь отворилась. Мишель стояла за ней, прикрывая красное лицо. — Слушай, пернатик мой, — шутливо обратился к ней Фокусник и прижал к себе. — Я признаю, что был плохим отцом: забывал о твоих днях рождения, не ходил на родительские собрания, не был с тобой в тяжёлые моменты жизни и вообще вел себя как, свин. Я раскаиваюсь в содеянном, вот поверь… Я хочу исправиться и измениться… Да и вообще, ни у кого нет такого веселого отца, как у тебя… — Лучше бы вообще не было бы, — проронила она режущие сердце слова и, оттолкнув архангела от себя, побежала наверх. Гавриил, расстроившись, лишь посмотрел ей вслед и подумал, что лучше оставить дочь пока наедине с самой собой.***
Бальтазар отдыхал три дня. В перерывах между сном, Мишель рассматривала его. Можно сказать, что на второй день это вошло у неё в привычку — проверять, смотреть, дышит ли. Её посещала мысль, которая не давала покоя: а вдруг он всё-таки не спит? Вдруг он наблюдает за ней? Следит? Это, с одной стороны, ужасало её, а с другой… Влекло.