***
— Какого хрена ты ничего не сказал?! — портфель приземлился на парту, куда громче необходимого. Кайла даже не заботило, что в классе были и другие люди. Вся та злость, которую он держал в себе, пока ехал в автобусе, отчаянно рвалась наружу. К счастью, в кабинете кроме них пока что было всего пару человек — Баттерс и пара шепчущихся девчонок. Последние, поглощенные беседой, и вовсе не обратили внимание на источник шума. — Что случилось? — подскочил к появившимся друзьям Стотч. Взгляд внимательный, чуткий, встревоженный. Вот уж кто точно не стал бы молчать. — А где Эрик? Второй вопрос он задал, предварительно понизив голос и опасливо заозиравшись. Будто поблизости мог кто-то затаиться и подслушать чужой разговор. Ну, просто прелесть, а не друг. В отличие от Кенни. — Эрик? — переспросил Брофловски, и не думая убрать желчь из голоса. — А Эрик сейчас вместе с Бебе. Тряпки переодевает, и Моисей знает только, что еще он там может делать. Может, его уже и вовсе разоблачили. Стивенс пускай и блондинка, но далеко не дура. Баттерс испуганно ахнул, прижав руку ко рту. — Не драматизируй, Лео, — невозмутимо посоветовал Кенни, присаживаясь на свое место. — Все с нашей красавицей будет в порядке. А после паузы, усмехнувшись, добавил: — И с Картманом тоже, кстати. Брофловски целую минуту пристально изучал друга. Обвел глазами тощую фигуру в до боли знакомой оранжевой парке, перевел взгляд на обкусанные ногти, на исцарапанные ладони. Пока не остановился на синяках под глазами. Весь гнев как-то начал медленно иссякать, трансформируясь в жалость. В жалость, которую Маккормик не потерпит. Он отвернулся, в свою очередь опускаясь на стул. Краем глаза Брофловски заметил, как неподалеку присел и погруженный в свои мысли Стэн. Именно в этот момент вместе со звонком вошел мистер Гаррисон. Кайл открыл тетрадь, приготовившись записывать неохотную лекцию о второй мировой — американскую её версию, разумеется. Настоящая история никого на этом континенте не волновала. Кенни был кем угодно — бабником, хитрым раздолбаем или безнадежным троечником, — но никогда тот не был плохим другом. На самом деле, Маккормик был куда более надежным товарищем, чем все они вместе взятые. Вчера он сказал, что тоже пытался загадать желание. Интересно, что он попросил у колодца? Неземные богатства? Благополучие в семье? Бесконечный журнал с порнушкой? Единственный, кто может знать ответ на данный вопрос — это сам Кенни… Или Картман. Мысли по обыкновению вернулись к жиртресту. В порядке ли он? Выкрутился ли перед Стивенс? Может быть, стоит сейчас уйти с урока и пойти на помощь? Вот только, как он это объяснит? Не только Бебе, но и самому Картману. Или же не придется ничего объяснять? Они вновь проигнорируют добрый поступок в сторону друг друга и будут делать вид, что ничего не произошло? Продолжат жить ссорами и мнимой ненавистью? «Кенни сказал, что у тебя разболелась голова, но, по-моему, вполне очевидно, что все дело в Стэне». Ну, или как там выразился жиртрест. Почему он так подумал? Ведь даже Кайл забыл о перепалке с лучшим другом. А Картман, значит, помнил. Какова вероятность, что, когда дело касается его, Кайла, жиртрест относится к Маршу точно так же, как Брофловски относится к Маккормику, стоит тому упомянуть Картмана? — …Но это все хрень собачья, потому что Америка — великая страна, — мистер Гаррисон с вызовом оглядел учеников, словно кто-то из них хотел оспорить сказанное. Венди тяжело вздохнула, но благоразумно промолчала. Стэн исподтишка покосился на свою девушку. Настенные часы утверждали, что прошло уже пятнадцать минут от урока. Картман с Бебе заявились в класс через двадцать, за пять до звонка.***
— Фигасе, — присвистнул Клайд. — Девочки, вы отпадно выглядите! Кайла передернуло. Срочно захотелось заставить Донована взять слова назад. Причем, желательно физическим путем. Они все столпились там же, где и вчера. Только теперь в центре внимания был не только Картман. Тонкая аккуратная ладошка покровительственно лежала на плече «новой знакомой». Бебе светилась, как начищенная монета, не скрывая гордости за свое «творение». Вот только Брофловски радости её не разделял. Чему здесь радоваться? Да, девушка рядом со Стивенс была теперь одета лучше; да, у неё хорошо лежали волосы и были подведены глаза; да, она выглядела отпадно. Но от всего этого становилось лишь противно. Потому что на неё Кайлу плевать. Как и на длинные платья, накрученные локоны и длинные ресницы. И на грудь пятого размера плевать. А Картман самодовольно улыбался, упиваясь всеобщим вниманием. Жеманно опуская глаза в пол и иногда картинно вздыхая. Ведя себя так же, как и те, чье поведение он критиковал начиная с младших классов. К горлу подступила тошнота. Кайл вышел из класса и не вернулся на оставшиеся уроки.***
Дорога была сырая — оказывается, успел пройти небольшой дождь, а он и не заметил. Под ногами шуршали улетевшие с прилавков газеты. В парке не было пусто: кое-где гуляли мамаши с колясками, пожилые люди, которым не сиделось дома, отдыхали на лавочках. Чуть погодя, Кайл тоже опустился на скамейку, не забыв стряхнуть оставшиеся капли с покрытого лаком дерева. Если мама увидит его здесь во время уроков, то Кайла ожидает неслабый такой домашний арест. Почти как у Баттерса. «Ну, и пусть. Зато будет реальная причина не видеть жиртреста». Мимо процокала каблуками женщина лет сорока. Опустив руки в карманы, она ни на кого не обращала внимания, пребывая в своих мыслях. Брофловски проводил её унылым взглядом. Вот и Кайл скоро будет таким же — зацикленным на работе и отсутствии личной жизни мужиком. Быть может, конечно, заведет еще собаку. Чтобы совсем не свихнуться от одиночества. — Я тоже люблю здесь сидеть. Кайл вздрогнул, чуть не свалившись с лавочки. — Баттерс! — воскликнул он. — Черт, с ума сошел? Стотч — а это был именно он — смущенно улыбнулся. — Извини, — развел он руками. — Не хотел тебя напугать. Можно присесть? Поколебавшись, Брофловски кивнул, подвинувшись. Одноклассник, радостно просияв, плюхнулся на предложенное место. Баттерс никогда не был его любимым человеком в компании, и даже, когда Стотч вошел в их круг общения, ничего особо не поменялось. Баттерс слишком наивный, слишком скучный, слишком простой. Даже страсть к отрицательным персонажам в кино и сериалах, в то время, как он сам являлся божьим одуванчиком, никак не подогревала интереса к нему, как к личности. Однако, сейчас Кайл скорее предпочел бы его, чем собственные мысли. — Ты чего с уроков ушел? — Брофловски решил говорить первым, не давая возможности спросить тоже самое у себя. Баттерс отчего-то смутился. — Да там нечего делать… — неопределенно ответил он. А потом, подумав, пояснил. — Все только об Эрике и говорят. О том, какой… какая она классная, смешная и все такое. Не могу на это смотреть. — Почему? — удивился Кайл. — Потому что, по-моему, это лице…лицере… лицемерие — вот! Все они так распинаются перед ним… перед ней, хотя Эрик все эти годы был здесь и кто бы хоть слово сказал. Но стоило ему сменить пол, как сразу он стал самым лучшим. Хотя, по сути-то, ничего особо не поменялось. Я имею в виду… Ну… Вот что стоило остальным заметить, какой Эрик замечательный, когда тот был собой? Брофловски молчал, во все глаза уставившись на друга. Впервые в жизни увидев дальше детской бирюзовой рубашки и непосредственной улыбки. Где-то совсем рядом блеснула молния, мощным раскатом прогремел гром. Мамки с колясками засобирались домой, старики пока не спешили трогаться с места. — Баттерс, а ты пытался загадать желание? Потом, после того, как мы ушли? — внезапно для себя спросил Кайл. Стотч изумленно моргнул. — В колодец? Ну, во-первых, вроде бы Стэн говорил, что желание нужно загадывать именно в первый день полнолуния. А во-вторых... Конечно же, нет! Зачем мне? У меня ведь все и так есть. И улыбнулся. Простодушно и бесхитростно.