Колодец желаний

      Кайл не шел медленно, но и шаг не ускорял. С каждым пройденным метром сердце билось все чаще. А когда он вышел из дома Стивенс, по ощущениям оно болезненным комом находилось где-то в горле. Уши горели, а руки немного дрожали. Моисей, он сделал это. Он, черт подери, действительно это сделал. Если Картман сейчас его не догонит… — Кайл… Кайл, блять, погоди!       Брофловски остановился. Жиртрест сзади тяжело дышал, и в своем воображении Кайл живо нарисовал себе, как тот судорожно держится за грудь, пытаясь выровнять дыхание после «усиленной» физической нагрузки. Тем не менее, картина довольно быстро расстворилась в воздухе, стоило Картману-таки с ним поравняться и встретиться лицом к лицу. В реальности он выглядел менее комичным. В реальности он был, как никогда, серьезен. А еще другого пола. — Может, скажешь, что за муха тебя там укусила? — О чем ты?       Они стояли посреди улицы, прямо напротив дома Бебе. Не исключено, что одноклассницы сейчас прилипли к окну в ожидании представления. Может быть, даже телефоны достали, дабы записать на камеру очередную сцену в исполнении Брофловски и Картмана. Наверное, так оно и есть, вот только поднять голову и убедиться не было ни желания, ни сил. — О той херне, что ты наговорил у Бебе в спальне! — Картман махнул рукой в неопределенном направлении, при этом чуть не задев случайного прохожего по носу. — Это какой-то хитроумный еврейский план, направленный на то, чтобы унизить меня, да?       «Нет, такими вещами обычно занимаешься ты».       Он мог бы согласиться. Соврать и сказать, что да, так оно и есть. Что это очередной кирпич их многолетнего соперничества, их странной ненависти. Картман поверит. И окончательно потеряет какие-либо имеющиеся надежды, а самое главное — останется в этом ебанном теле навсегда. Зато Кайл, наконец, смирится, обязательно смирится — он и не такое проделывал. А затем найдет все-таки себе нормального парня. Без антисемитских заскоков и кучи лишних килограмм.       Всего лишь нужно сказать «да». — Никаких планов, Жиртрест.       Картман нахмурился. Лицо переменилось, от нелепых подозрений не осталось ни следа.       «Ливанул бы сейчас еще дождь — совсем бы типичная мелодрама получилась», — невольно пронеслось в голове. Будто в черепной коробке засел циничный комментатор, смотрящий на мир вокруг себя с абсолютным безразличием. Кайл был почти уверен, что голос смахивает на баритон Стэна.       По тому, как молчание затягивалось Брофловски понял, что от Картмана ответа можно уже не ждать. Нарушить тишину придется ему самому. Что ж, он это может. — Картман… — Он запнулся. Кайл знал, что нужно сказать. Знал уже не один месяц. Однако, сформулировать предложения в голове и произнести их вслух — это, оказывается, совсем разные вещи. Откашлялся. — Те слова у Бебе — это все правда. Я знаю, что наговорил много всего в последние несколько дней… В последние несколько лет. В последнюю… жизнь. Но это не значит, что… Я тебя не презираю, Картман. Не смотря ни на что. Ты меня жутко бесишь, сводишь с ума, а порой и просто убиваешь. Но мне никогда не было насрать на тебя. Если честно, мои чувства весьма далеки от наплевательского отношения.       Поразительно, какими терпеливыми были люди в этом городе. Никто не пытался спихнуть помеху в виде двоих подростков в сторону, никто не цыкал языком и не начинал перепалку. Так было всегда или просто день выпал счастливый?       Последний день полнолуния. — Весьма далеки — это насколько? — голос у Картмана по-прежнему твердый, излучающий уверенность. Можно подумать, что ему-то, как раз таки, все равно. Что Кайлу все почудилось. Что не было случайно брошенных фраз, не было отчаяния, как в голосе, так и во взгляде на вечеринке Токена. Что все это — лишь плод фантазии обычного влюбленного гея-идиота, который видит только то, что хочет увидеть. Можно подумать…       И Кайл подумал. На мгновение он позволил страху охватить себя. Проникнуть сперва в голову, оттуда дотянуться до сердца… Покрываясь бледностью, начали неметь щеки, пересохло во рту.       

Я вчера ничего, случаем, не болтал? Когда был пьяный. Тогда — у Токена. Никакой чуши не нес?

      Свежее воспоминание разнеслось по стенкам сознания громким эхом. Успокаивая. — Прямо противоположны, — прохрипел Кайл, медленно возвращая себе возможность связно думать.       Нет. Ничего ему не померещилось.       Избавившись от всех сомнений, Кайл шагнул в сторону жиртреста. Шагнул с такой неожиданностью, что тот, вздрогнув, машинально отпрянул назад. Забавно, они будто ролями поменялись. — Картман, тебе не кажется, что нам стоит прекратить ходить вокруг да около? — Ты о чем, блять?       Брофловски стало почти смешно от того, насколько жалко это прозвучало. Бляха, он сейчас похож на долбанного маньяка, наверное. Если его сейчас схватят прохожие и поведут прямиком к Барбреди — не стоит удивляться. — О тебе и обо мне. О нас.       Было бы куда проще, будь Картман самим собой. Не выгляди он, как чертова Милашка Бу-бу. — О на… — Начал было жиртрест, но затих, наткнувшись спиной о стену дома — дальше пятиться было некуда. На них начали с подозрением оборачиваться.       Это отрезвило обоих. — Картман, да, Господи, успокойся. Я тебе ничего не сделаю, — разозился Кайл. — Так и веди себя тогда не как сраный доктор Лектер, — прошипел жиртрест.       Кайл скрипнул зубами.       «Неужели они оба настолько двинутые, что даже банальное признание в любви не способны озвучить, как нормальные люди?». — Не корчи из себя придурка. Я знаю, что ты умнее. Ты понял, что я имел в виду. Понял, что я сказал. И еще я знаю, что ты чувствуешь тоже самое. Эта наша связь — она ведь не односторонняя, так? Так. Убеди меня, что я не прав.       Фраза закончилась с какой-то неуместной торжественностью. М-да, совсем не так он планировал преподнести свои чувства. Не такую ситуацию разыгрывал в голове во время многочисленных ночей без сна. Как-то все шло наперекосяк, когда дело касалось Картмана. Или, может быть, жиртрест тут совсем не причем? Возможно, это все он — Кайл — такой?       Изуродованный.       Или они оба?       Картман молчал.

***

      Желание сработало. Безо всяких волшебных сияний или звездной пыли — зато с дикой головной болью и жуткими криками, от которых в жилах стыла кровь. Обратная процедура оказалась болезненнее.       Кайл наблюдал на расстоянии. Рядом с Кенни и Баттерсом, пока Стэн и Венди суетливо помогали Картману — наконец, настоящему Картману — для начала встать, а потом добраться до заранее вызванного такси. Не исключено, что того самого такси, которое стало свидетелем громогласной вечеринки Блэка. Когда за троицей захлопнулась желтая дверь, и машина двинулась с места, на какое-то время установилась тишина. Через еще какой-то период ушел Стотч. Брофловски с сочувствием смотрел другу вслед, представляя, какое наказание припас тому отец. Наверняка, серьезное — как-никак, Баттерс не слабо так нарушил свой комендантский час. И все ради одного Картмана. Самого отвратительного друга и человека всех времен.       Как бы заурядно это не звучало, но сложнее всего было оставаться в стороне, когда жиртрест мучился возле проклятого колодца. Не предпринимать попыток оказаться рядом. Отдать всю свою работу кому-то другому. — Ты так и не сказал, как уговорил его поменять решение.       Кайл вздрогнул и покосился на оставшегося с ним друга. Кенни на него не смотрел. Запрокинув голову, Маккормик глядел на темное полотно ночного неба. На тонких губах играла еле заметная улыбка. — Потому что это сделал не я, — ответил Кайл, отворачиваясь.       На улице было холодно, но сейчас он этого практически не ощущал. Как и не думал о том, как будет добираться до дома. Тоже вызовет такси или последует примеру Баттерса и побредет пешком? Городок маленький, все здесь относительно недалеко. — А вот и не правда, — протянул Кенни. — Утром Стэн говорит, что наш замечательный друг встал в позу и намеревается провести всю оставшуюся жизнь, будучи прекрасным полом, а вечером тот вдруг возвращается из своего импровизированного побега и заявляет, что решил все вернуть на свои места. — И причем тут я? — холодно поинтересовался Брофловски.       Кенни никак не отреагировал на ледяной тон. — При том, что посередине всего этого безобразия имел место ваш с ним — с ней — разговор.       Кайл снова повернулся к Маккормику. В этот самый момент, глядя на расслабленную фигуру Кенни, Брофловски видел не друга, с которым вырос, а человека, который навсегда будет ближе к Картману, чем он сам. В старой оранжевой парке и с отсутствием денег в карманах, Кенни, тем не менее, являлся первым, к кому жиртрест бежит рассказывать о своих чувствах и переживаниях. Первым и единственным.       В груди неприятно защемило. Ревность, это была ревность. — Что бы ты себе там не надумал, Кенни, советую подумать еще раз. Картман меня послал. На все мои слова он ответил плевком в лицо. И лучше бы это был настоящий плевок. Я ничего не смог сделать.

      Картман молчал, а время словно замедлилось раза в три. Кайл видел, как на лице напротив эмоции сменяли друг друга со скоростью света. Видел, как одно решение чередовалось с другим. Как колебались чащи весов.       А потом все резко закончилось. — Ты извини меня, Кайл, но я понятия не имею, о чем ты говоришь. Я не педик.       Фигура удалялась по-прежнему медленно. Кажется, что-то случилось со временем…       Брофловски потом еще долго стоял посреди улицы. К счастью, толпа его не затоптала. К несчастью, за них это сделал Картман.

— Но он же передумал, да? — голос Кенни показался убийственно громким. — Он ведь стал самим собой. Я знаю, что ты не добился того результата, о котором мечтал… Но ты же сделал что-то. Что-то, что не удалось бы никому. Изменил его мнение. — Тебе бы удалось.       Маккормик фыркнул, закатив глаза. — Поверь мне, чел, не удалось бы.       Кенни хлопнул его по спине. — Не переживай, старик, в следующий раз все получится. — В следующий раз? — Ну да, — пожал плечами Маккормик. — А ты разве не видишь? Со всеми этими абра-кадабрами, видимо, весь мир вознамерился вас свести. Ну, или этот город. А то, что вы вдвоем просираете подаренные возможности — ваша и только ваша вина.       Кенни ему подмигнул, а затем развернулся в сторону своего дома.       Ветер пробрался под одежду, побуждая Брофловски, наконец, двинуться с места. Такси решил не вызывать, денег и так было мало. Бредя по ярко освещенным улочкам, Кайл думал о том, что скажет мама на позднее возвращение блудного сына. Размышлял, удастся ли пробраться в свою комнату незамеченным. Вспоминал слова Маккормика, а вместе с ними и выражение лица Картмана прямо перед тем, как тот разрушил все к чертовой матери.       «Может быть, Кенни и прав».