***
Не доезжая и мили до Пригорья, я спрыгнул с повозки добродушного фермера, рассказами о жизни которого меня пичкали добрые полдня. Брошенный мной серебряный шиллинг со звоном вознёсся в воздух, направляясь в руки всю дорогу боровшегося со своим любопытством, но так и не задавшего ни одного вопроса, старика. Монету то хоббит поймал, да вот только хмурить брови от моей внезапной высадки не перестал. В конечном итоге он хмыкнул, сунул монету в один из карманов куртки и, взяв в руки поводья, принялся править здоровенным мерином. Двигался я, помогая себе старой доброй тростью, по дороге ровно до тех пор, пока мой бывший попутчик мог, обернувшись, меня увидеть. А шельмец ехал нарочито медленно! Как только повозка скрылась из виду в вечерней темноте, я начал всё дальше и дальше углубляться в росший у тракта лес, клоня к югу. Я совершал этот затейливый крюк не для простой разминки и уж тем более не для увеселительной прогулки, на то были определённые причины. А старику я могу пожелать лишь удачи. С того самого памятного момента десятилетней давности, когда активно мною подталкиваемый Совет вышел из тени и из тайного правительства превратился в официальное, уже утекло много воды, но понятно было всем: произошли некоторые изменения. Примечательно, кстати, то, что хоббиты, на столь резвое возникновение лиц, просто-напросто узурпировавших власть, не отреагировали совершенно. Наоборот, пять новоиспечённых лордов в глазах населения из просто сильно уважаемых людей превратились в тех, благодаря кому это самое население очень даже припеваючи живёт, не зная бед и забот. Непонятно откуда появившееся на этой благодатной почве у хоббитов желание властвовать на всей территории Эриадора, диктуя свою политику направо и налево, требовало определённых свершений для её реализации. Неожиданное возникновение на ранее неподконтрольных Ширу территориях множества одиноко стоящих сигнальных башен, агрессивная экономическая кампания, без разбора подминающая под себя чужие рынки, наращивание Широм военного потенциала – всё это изрядно волновало многих правителей Запада, вынужденных считаться с проклятыми коротышками. Лихорадило и Бри, чьи интересы напрямую совпадали с интересами Совета, что явно не сулило ничего хорошего первым. Хоббиты видели в самом крупном людском поселении по эту сторону Мглистых гор излишне наглого и чересчур высокомерного конкурента, постоянно запускающего свои грязные ручонки в их карман. За два года с момента ухудшения отношений ни одна из сторон не предпринимала каких-либо весомых шагов ни к эскалации конфликта, ни к его разрешению, и взаимная нелюбовь выражалась лишь в тихой ругани внутри государств и в проведении древнего, но отнюдь не устаревшего, конкурса "у кого длиннее" в дисциплинах, к серьёзной политике никоим образом не относящихся. Но полгода назад у властей города в головах ёкнуло что-то большое и толстое тут, что называется, Остапа понесло. Были увеличены пошлины на Ширские товары и установлены налоги на те действия, что ранее не облагались какими-либо податями банально в целях сохранения здравого смысла и поддержания оптимального товарооборота. На Зелёном Тракте, не относящемуся к землям Бри и не подпадающем под юрисдикцию их правительства, начали бесцеремонным образом останавливать одиночных торговцев и целые караваны, так же грубо их досматривая. И ладно бы, хотя здесь я себя обманываю, если досмотру подвергались бы только хоббиты, это можно было бы понять с точки зрения неприязни, и даже ненависти, к стране-конкуренту и её расовому составу, но тормошили всех без разбору. А если что-то мешает клеткам крови по пути их следования по практически главной артерии экономики Арды, то всему организму становится нехорошо, но первыми об этом узнают его внутренние органы. Купцы и другие индивидуумы, каким-либо боком относящиеся к торговле и финансам - и сами по себе люд обидчивый и злопамятный. Они не любят возвращаться в те места, где не любят их. А разъярённые торгаши опаснее в двойне, и все они, так или иначе, имеют уйму каналов для изъявления своего эмоционального состояния, в конце-концов сходящихся на их лордах и правителях. И если этому мэру-пустозвону начхать на то, что о нём думает мир, сводящийся для него в несколько десятков квадратных лиг, то Совету наблюдать за эти было ой как неприятно. Таможенная война осложнила и без того нелёгкую обстановку до критической. А для нашей гоп-компании стариков-разбойников Бри перерос из разряда наглой назойливой мошки кусименя в не имеющего жала трутня, способного лишь басовито жужжать с громкость, согласно его скромному мнению, драконьего рёва. А от трутней, как правило, стараются избавляться. Не особо крупные отряды, высланные из Юла, с завидным проворством заняли тот промежуток тракта, что с юга облегал Пригорье и окрестности, буквально пинками, но без кровопролития, спровадив охамевших стражников обратно в их казармы. А в самом городе атмосфера продолжала накаляться. Всякую войну, даже торговую, нужно уметь вести, а ошибки во время её протекания чреваты затяжным кризисом, который находится от коллапса всей системы всего в нескольких шагах. На землях, подконтрольных городу были поля, и фермы и их было немало, но всё же они не могли обеспечить с каждым годом растущие аппетиты жителей Пригорья. Ранее эта проблема с лихвой покрывалась импортом сельхозпродукции, поставляемой Широм по вполне приемлемым ценам. Повышение пошлин и блокирование поставок привели к тому, что в Бри начался голод. А всякое разумное существо, как бы оно ни выставляло биологические потребности на второй план, без еды жить не может и в её отсутствие иногда разума лишается. Внутри халтурно построенных стен население и так уже было на грани срыва со всей этой галиматьёй с намечающейся, уже настоящей, войной, а недостаток продовольствия лишь усугубил и без того непростую обстановку. При бедственных ситуациях мы всегда ищем виновного, даже если сами послужили причиной всех собственных горестей. Не надо отвергать это суждение как заведомо ложное, все, способные мыслить этим грешат, это естественно. И также естественно, что винить в конец отчаявшиеся жители стали полуросликов. И если раньше эта неприязнь теплилась лишь в сердцах наиболее худших образчиков человеческой природы хотя бы потому, что две пятых населения делили между собой сами хоббиты и гномы, и за многолетнее существование поселения всех его жителей связывали если не дружеские, то хотя бы приятельские узы, то после инцидента с продовольствием ксенофобские настроения захлестнули даже тех, кто раньше никогда не питал злобы к своим ближайшим соседям. Да, голод творит с нами поистине страшные вещи Община же проживающих в Пригорье хоббитов предпочла забаррикадироваться в своём квартале и не отсвечивать. Когда я имел ещё хоть-какие-то связи с цивилизацией, уличные волнения вот-вот готовы были перерасти в стачки и погромы, а гномы уже вовсю покидали эту пороховую бочку, подпав под горячую руку. А не слишком-то и многочисленная стража особо не старалась противодействовать нарасьтющему безумию, предоставив разгорячённый город самому себе. И дураку понятно, что сунуться в этот острый супец мог позволить себе только глупец с отсутствующим чувством самосохранения. То, во что Пригорье превратилось – и для обычного человека место опасное, не говоря уж об одном из Лордов-советников Шира. Одного из тех, по мнению населения Бри, кто напрямую был причастен к приключившимся с ними бедам. Так что я, глухо надвинув капюшон сливавшегося с лесом плаща, быстро и, главное бесшумно, двинулся к намеченному мной месту проникновения в этот пчелиный улей. Город окружал земляной вал, взобраться по которому было бы под силу любому. Дело осложняла абсолютно вычищенная от деревьев полоса в треть мили, за которой, в свете последних событий, ленно наблюдали бродящие по валу люди. Но я калач тёртый, мне, как говорится, и море по колено, и скалы по плечу. Спустя час моего вынужденного променада под аккомпанемент начинающейся грозе уж было совсем расслабился, решив, что в этом лесу кроме меня и всякой живности никого нет, как вдруг, краем глаза, приметил в шестидесяти ярдах от меня какое-то шевеление. Кабанчик пожаловал. В маскировочном костюме, ага. Пойти познакомиться, что ли.***
Барту Харфуту, выступившему на дежурство относительно недавно, не очень-то пришлось по душе появление в его квадрате нежданного визитёра, но всё же каждый обнаруживший лагерь гражданский мог представлять собой неминуемую опасность для всей операции. Буквально на мгновение отвлёкшийся рядовой потерял и так нелёгкую для наблюдения цель, которая словно растворилась в воздухе. Солдат, стараясь не сильно нервничать, вслушался в природу в попытках вызнать у неё события последних минут, но не обнаружил ничего подозрительного. Потоптавшись ещё немного по дубовой рощице, хоббит вдруг остановился на месте. Смутное предчувствие как будто бы руководило им, сигналя о неминуемой опасности, но было поздно. Застигнутый врасплох полурослик от удара тростью ничком распластался на травяном ковре. Резко вскочив с земли спустя некоторое время, разведчик заозирался по сторонам, тут же схватившись за ушибленный затылок. Нащупав руками здоровенную шишку, оставленную лежащим в корнях дерева каменюкой, полурослик мог только подивиться своей неудачливости. Но, с другой стороны, его никто на застал за позорным сном на посту, так что всё обернулось более чем прекрасно. С мыслями о том, что нужно хоть сегодня нормально выспаться, так как завтра от этого будет зависит его жизнь, хоббит поднялся на ноги и принялся добросовестно исполнять свои обязанности.***
Спящий разум только-только покинувшего учебку новобранца, услужливо внёс корректировки в мои планы. Благодаря наблюдательности паренька, вынужденного пребывать в неведении относительно дня грядущего и совавшего свой нос куда ни следует, я узнал, что вокруг Пригорья сейчас рассредоточен целый корпус Хорнблоуэра. А в подчинении генерала находилось около пяти тысяч полуросликов. В целом – немного, в масштабах всех войск. Но полезно. Их там наличие стало для меня полнейшим открытием, порождающим ещё большее количество вопросов. Я не был на западной стороне реки уже недели две, полностью отдав себя поиском приключения на одно место, и решение могло бы быть принято и без меня, если бы не одно но. На последней, перед моим отбытием сходке, все пять лордов однозначно пришли к мнению, что для каких-нибудь дальнейших подвижек с нашей стороны Пригорье должно как следует промариноваться в собственном соку. О вводе же военного контингента в сам город не шло и речи вовсе. Даже возможность вмешательства такого плана рассматривалась лишь в самом крайнем случае. А из воспоминаний Харфота, корпус собирался войти в город чуть ли ни сегодня! И вот мы подобрались к корню проблемы: или этот самый случай наступил, и сейчас в Бри творится такая непостижимая уму вакханалия, какая может быть лишь в раздираемом внутренними противоречиями средневековом городе (ага, ещё чумы для полного комплекта не хватает), или же штаб затеял свою игру. Учитывая, что почти весь офицерский состав – это представители военной аристократии, применение талантам, передающимся с молоком матери, которых нашлось только сейчас, данное обоснование не было лишено смысла. Эти древние рода, испокон веку считавшиеся бедными, потеряли влияние, когда милитаризм в головах полуросликов ушёл на чуть ли не самый последний план. Сменившаяся система ценностей более приветствовала тихую и размеренную жизнь, возвысив, соответственно, тех, кто властвует и поныне, и кого вояки вынуждены были терпеть уж слишком долгий срок, принимая во внимание тот факт, что последняя полноценная война с участием Шира произошла как бы ни меньше полутора тысяч лет назад. Для хоббитов – срок жизни десятка, а то и более, поколений, и он достаточно мал для испарения всех обид. Так что эти семьи ещё, возможно, попытаются урвать свою часть пирога. Такой расклад воистину страшен, ибо гражданская война, а на меньшее оскорблённая хунта, на время получившая печеньки, не пойдёт – это не то, что я бы хотел видеть в Шире в ближайшие годы. Но вернёмся к настоящему. Стерев из головы страдальца совершенно ненужную ему информацию о вашем любимце и обустроив его пробуждение правдоподобным образом, я в темпе устремился к насыпи, за которой, в нескольких местах плясали языки пламени, отлично видимые и за лигу. Без труда обойдя караульных, которых, впрочем, было необычайно мало: то ли дезертировали, то ли пытаются усмирить толпу, и которые почти не смотрели в сторону леса, я вскарабкался по валу и попал на один из задних дворов не самого, честно скажу, благополучного, района Бри. И оказался в загоне для свиней. Размокшем от дождя загое для свиней. Пустом, хоть и на этом спасибо. Откуда вышел через калитку, потому что перемахнуть достававшую мне до плеч деревянную изгородь я не мог чисто физически. Не имея шанса выйти на саму улицу не через здания – все они стояли чересчур плотно друг к другу – мне пришлось лезть в чей-то дом. Перво-наперво я даже старался особо не шуметь и двигался, сгорбившись в три погибели, тише крадущейся по столу мыши, но поняв, что мои потуги никого не волнуют – жилище уже давно пустовало – выпрямился. Отыскав лестницу, я поднялся на второй ярус-мансарду, откуда, приложив немного усилий, выбрался на крышу. Н-да… Всё оказалось куда как хуже моих самых жутких теорий. Крыша находившегося на холме здания открывала страшную картину. По улицам огромным потоком сновали люди, повсюду звучали отчаянные крики, заглушаемые, впрочем, воплями масс. Пахло смертью. Зажав в руках факелы, они врывались в дома, откуда выволакивали хозяев, которым грубо предлагали присоединиться к шествию, направлявшемуся, по-видимому, к северу, в квартал полуросликов. Отказавшихся же без разбору в лучшем случае поднимали на вилы, даруя быструю смерть. Иным же бедолагам, коих толпа буквально раздирала на куски, приходилось умирать куда как мучительнее. Но в конечном итоге изуродованные тела и тех, и других валялись, раздавленные до неузнаваемости, на расквашенной осенней распутицей земле, уже сменившей цвет на багрово-алый. Вооружённые чем попало голодные люди, спроси у них сейчас, даже не смогли бы ответить, зачем и против кого они бунтуют. Им просто хотелось крови, куда до них тем же оркам! Не важно, были ли это ранее вполне миролюбивые горожане, или же под шумок затесавшиеся в обозлённые на жизнь массы – все они на эту, кажущуюся вечной, ночь перестали быть людьми. И горе тем, кто вставал у них на пути! Вся эта и в правду жуткая ситуация ещё больше подстегнула меня торопиться. Передвигаясь по крышам, покрытым настолько ветхой черепицей, что любой неосторожный шаг мог привести к неминуемому падению на встречу яростной толпе. Пару раз, неверно поставленная нога послужила поводом для того, чтобы добрая часть черепицы под оглушительный грохот скатывалась вниз. Реакция находившихся на земле люда на такие подарочки не заставляла себя долго ждать – камни, летели только так, лишь чудом не достигая моей тушки. Дилетанты. Только полурослику под силу попасть в полурослика. Ну или эльфу, если остроухий сильно постарается. Как оказалось, я не один такой умный, и, параллельно со мной, по кровлям сновали лазутчики второго корпуса, внимательно изучающие творившуюся внизу дичь. И Моргот его знает, находятся ли там их сослуживцы. Так или иначе, но я добрался до «Гарцующего пони» менее чем за час, что для охваченного восстанием города не так уж и плохо. Кое-как свесившись с покатой крыши, я ввалился в распахнутое окно на четвёртом этаже гостиницы, со всех сторон окружённой бунтующими. Не успел я встать на ноги, как из-за спины к моему горлу был приткнут нож. Держала его крепкая морщинистая рука с до боли знакомыми кольцами-печатками. – Спокойно, Мэндроук, все свои, – споро проговорил я, держа разведённые в стороны руки высоко поднятыми. – Может, уже опустишь, чёртов ножик, а? Спустя добрую минуту, острие всё-таки было отведено в сторону, и я вскочил на ноги, опёршись на трость, доселе покоившуюся в заплечной суме. – Совсем, что ли, из ума выжил, старый мара… ох йо… Это ж кто тебя так? Передо мной предстал крепкого вида полурослик с чуть тронутыми сединой волосами. Крепкое телосложение к шестидесяти годам, что для хоббита не такой уж и большой срок, по-прежнему прослеживалось в его фигуре, а цепкий взгляд серых глаз лишь упрочнял сложившийся образ старого волка, не раз и не два бывшего в передрягах. И Броахим Мэндроук это впечатление полностью оправдывал. Единственный ребёнок, родившийся в семье крупнейшего пивовара во всём Шире, с детства ни в чём не испытывал нужды. Но в тоже время Броахима тяготила вся сопутствующая его нелёгкой доле ноша, что сильно осложнило его и без того натянутые отношении с отцом. Трудные года юношества, в конце концов, привели к тому, что наследник более чем состоятельной семьи собрался и сбежал из семейного гнезда. Исколесив весь Эриадор, и даже прожив по году у эльфов Ривенделла и у гномов Эред Луина, молодой хоббит остановился в Бри. Тогда ещё город возможностей привлекал самонадеянный ум своими перспективами. Имея незаурядный, я бы сказал, интеллект, Броахим открыл свою контору и стал использовать дарованные ему природой способности, занявшись частным сыском. Не стоит удивляться, в таких крупных поселениях при столь высоком развитии преступности не могло рано или поздно не появиться альтернативы бездействующей стражи. И всё бы ничего, но в раскрытии дел, как человек неглупый, Мэндроук не гнушался использовать труд самого криминалитета, а также частенько перекупать стражников, что было нормально даже для рядовых жителей, не то, что для вертящегося как чёрт в табакерке детектива. И в какой-то момент его выкрутасы привлекли внимание местных криминальных воротил. Но у Броахима Мэндроука всегда был развит нюх на жареное, и, не дожидаясь реакции бугров, он в темпе вальса собрал вещички и вернулся в отчий дом. После смерти отца, хоббит взял бразды правления над делом семьи, и дела у него пошли в гору. Ценой упорного труда и тонн затраченных нервов, персональное облако Мэндроука на социальном Олимпе заняло чуть ли не самое высокое место. Ну, после штормовых гигантов тех пройдох, что сейчас предпочитают именоваться лордами. Рабы, хлопок и патока – так говорили британцы про Новый Свет. От хоббитов же всегда ждали табака, эля и предметов роскоши. И к семьям, сосредоточившим в своих руках львиную долю экспорта, у хоббитов сложилось двойственное отношение. С одной стороны, их холили и лелеяли, словно священных коров, которых в опасение потери молока и трогать было нельзя, а с другой – ни разу за всю историю не причисляли и не подпускали к верхам, всем миром осаживая особо ретивых. Ибо все, в том числе и опальные вояки, понимали – пустить такие рода за руль, значит отправить все их многолетние старания псу под хвост. И естественно, что такой расклад того же Мэндроука крайне не прельщал, и он изо всех сил искал возможности его исправить. Дело было в тот год, когда полурослики по всем лесам и чащобам жучили всех тех недоумков, что собрались вокруг своих главарей. Судьба именно этих недоделанных мафиози до такой степени заинтересовала пивовара, что на одном из туковских приёмов меня отозвали в сторонку и пригласили на менее значимую для нас обоих встречу. С не менее значимой, я вам скажу, сделкой, по условиям которой я отдаю крёстных отцов Броахиму перед их повешеньем на поболтать, а тот выдаёт мне всё о тех консильери, о которых и знать не знал наш Герард из Дол Амрота. Всего лишь одна сделка, переросшая во взаимовыгодное сотрудничество, позднее ставшее дружбой, - и у меня появляется новый человек и подхваченная им сеть информаторов, оставленная вышеупомянутым горе шпионом. В Горбатом пони этот гений опять же оказался по долгу службы. Как бы люди не старались, но мудрая поговорка «Хочешь спрятать – положи на самое видное место» применима в любых реальностях и временах. И новый хозяин таверны здесь был со мной как никогда согласен. Бывший владелец запросил за гостиницу ну просто баснословные деньги, но искусство требует жертв, тем более, что единственное на пятьсот лиг в округе заведение было бесценным. Вступив в права владения, полурослик возобновил старые связи и начал переделывать функционирование своей профессиональной вотчины под себя. Примечательно, что ни Гиббс, ни Мэндроук друг о друге не знали, тем не менее поддерживая, сами того не зная, обе системы в непередаваемом тонусе, обеспечивая своевременное поступление данных из разных источников. Сейчас трактир переживал не самые лучшие дни. Заколоченные в целях обеспечения безопасности обитателей окна, в которые время от времени попадали камни, навевали мрачные мысли, а то и дело мелькавшая в тени прислуга, ныне исполняющая свои прямые функции охранников-головорезов, заставляла меня постоянно быть сосредоточенным. Хозяин же, подобно таверне, тоже был в весьма плачевном состоянии. Свежий, даже не затянувшийся шрам на правой щеке, тянулся от самой переносицы до подбородка и гармоничненько-так сочетался с синющей, как гномы в День Дурина, гематомой. – Знамо дело, кто! – перемешанная со злостью досада отразилась на лице хоббита, или, вернее том, что от него осталось, – Ты поди, попробуй выйди к этим отродьям! Я пятерых парней потерял, да и сам чуть жизни не лишился, если б кой чего не умел. А он, главное, по крышам! – У меня с собой, в отличии от тебя, Броахим, нет эскорта в тридцать рыл. Я понимаю, что сейчас, – в оконную раму, прервав меня, влетел камень, чьё попадание в цель толпа сопроводила оглушительным рёвом, – не самое лучшее время для беседы, но я явился сюда не просто так. – Ясное дело, – угрюмо хмыкнул полурослик. – И где ты пропадал, чёрт тебя дери!? Мои люди чуть ли не землю носом рыли в поисках твоей неуёмной задницы. – Долго объяснять… да и не в этом дело. Какие две вещи мне нельзя было сообщить через посыльного? Пивовар недобро посмотрел на меня, но всё-таки продолжил, выдав клоунский поклон: – Доведу до вашего, Лорд-Советник, сведения, что момент, когда нужно было рыпаться вы просрали. Если б ты соизволил припереть свой сокровенный зад сюда, всей этой заварухи удалось бы избежать! – перешёл он под конец на крик. – Ладно уж, понял, – попытался я оправдаться, – Былого не воротишь. Выкладывай. Несколько минут пивовар, а для всех здесь собравшихся – преступный гений, стоял в молчании. Наконец, кивнув, видимо, своим мыслям, которые мне были неведомы – я взял за правила не лезть в головы некоторых людей – подошёл к стоявшему в дальнем углу кабинета секретеру и, принявшись что-то бурно в нём искать, начал рассказ. – Всё началось с того, что один проигравшийся в карты лейтенант вызвался в уплату долга перевезти на своём судёнышке некий запечатанный груз, о содержании которого, он даже и не догадывался, – голос его звучал из-за спины приглушённо, но от того не менее твёрдо. – Ящик-то он принял, вот только дальше у него не заладилось. Всё бы для него кончилось хорошо, если бы судно не разорвали в клочья берега Берендуина. Груз пропал, никто из команды не выжил. Вот только ребята нашли следы, ведущие в город. Скрыты они были грамотно, но и мои дуболомы смогли определить, что работа гномья. Броахим развернулся и протянул мне изрядно разбухшую от длительного пребывания в воде книженцию. – Это судовой журнал той посудины. Его было нелегко найти, но вот он, перед тобой. Последняя страница, – дождавшись моей охреневшей реакции, он через самодовольно скривившийся рот проговорил, – тебе никого не напоминает этот Доли, сын Оина? С грубо сделанного, размытого портрета на меня смотрел не кто иной, как Торин Дубощит.