Академия Эльтеров

Шёл самый страшный семестр обучения в Академии Эльтеров. Точнее, первый семестр заканчивался, на кафедре «Прикладная магия и технология проклятий» плавно переходя в сессию. Плавно, потому что зачёты по Рюрикову начинались аж в середине декабря. Рюриков был на кафедре просто «Человек-предмет» — его первым видели абитуриенты, его звонкой фамилией пугали уже первокурсников, его же поминали весь семестр причиной всех несдач, опозданий, недосыпов, болезней и падения Лакии в Бездну, если бы таковое случилось, и виною тому было количество реально входивших в загадочный «практикум по порчам» дисциплин: помимо официального семинара по «основам технологии проклятий» адски хохочущие и потирающие ручки в предвкушении студенческой крови преподаватели во главе с доцентом Рюриковым вставили «магию иллюзий» (раньше на иллюзионистов учились у отдельных Мастеров от года до трёх лет, а тут всё впихивалось и утрамбовывалось с ноги в один семестр), непонятно каким местом причастную к порчам «технологию магического набора и печати» (на основе которой работало большинство фационных самопишущих ручек и типографий) и дополнительные коллоквиумы по магическому анализу, которых не было, но не явка на оные каралась. Притом половину людей, ведших всё это счастье, мало интересовало, что забитые недосыпанием, недоеданием (потому что кафедры «Военное искусство» и «Системное моделирование слоёв и разведка», учась исключительно в рамках расписания и сметая всё на своём пути после третьей пары, успевали в столовую раньше) и собственными магическими способностями будущие колдуны должны посещать лекции по магическому анализу и направленным порчам и сдавать в срок алхимию, «культуры народов Лакии», лакийский язык, таинственное естествознание и физическую подготовку. Посему неудивительно, что к началу зачётов по Рюрикову студенты с кафедры ПМ, среди коих были отпрыски и благородных семейств всех пяти наций, и купцов, и бедняков из трущоб, и крестьян, превращались в одинаково осунувшихся, покрасневших глазами и посиневших синяками под оными встрёпанных привидений, бродящих по общежитию с бормотанием формул порч и при любом удобном случае делающих либо магический анализ, либо проекты проклятий для практикума. Сон в списке дел значился последним и вообще малоприоритетным, поэтому Бэйнона Куллхира с последних лекций как правило неаккуратно вытаскивали, ибо будить было бесполезно, а аудиторию закрывать надо. Торжественный вынос бренных колдунских костей благородно брал на себя сосед по комнате, «большой человек» (на Акрисе про таких говорили «косая сажень в плечах») Дарий Збрышек, прозванный за любовь к кондитерской продукции «бубликом», «плюшкой» и прочими хлебобулочными изделиями и обучавшийся на «Военном искусстве» — вообще-то, хоть и официально теоретические предметы у всех трёх кафедр были на два семестра одинаковые, в гробу в белых тапочках видел раздолбай Даша эти лекции, но ходил, чтобы друг, не дай Богиня, не остался под дверями общежития (акрисы, конечно, были крепкий народ, но на снегу в одной епанче не спали, что бы не рассказывали всякие там фламмовцы и имберцы). Так вот, приближался Великий День Сдачи Всего на кафедре ПМ, после которого начиналась череда кругов зачёта по Рюрикову, так что, матерясь вперемешку с формулами порч, с отчаянными криками разбрасывая бумаги и поджигая их «пламенем хаоса» прямо на лету в особо запущенных случаях, Бэйнон готовился к неизбежному, как он думал, провалу. Дарий, вернувшись с ужина, заглянул соседу за плечо, в тетрадь, подавил желание широко перекреститься при виде «бесовских формул», сунул другу под локоть чудом вынесенную булку и забрался на свой второй ярус кровати (хотя по технике безопасности туда надо было забрасывать колдуна как самого лёгкого). Куллхир не реагировал ни на какие внешние раздражители, продолжая с совершенно осоловелыми глазами катать решение очередного предела направления. Збрышек лежал, глядя в потолок, на котором нервно дёргалась от зажжённого колдуном огненного шара тень, и честно пытался заснуть, но идеи, одна укурочней другой, как назло решили именно в тот час посетить его не слишком обременённую голову, и размышляющий Даша принялся творить душераздирающее — чпокать суставами пальцев рук. Бэйнон уже елозил курносой носопыркой по бумаге, когда жизнерадостный «чпок» заставил его подпрыгнуть на стуле и вновь начать строчить какую-то гениальную мысль — шёл третий час сражения с одним-единственным примером, смятые бумаги подобострастно валялись у Куллхира в ногах скопом, а ответ упорно не желал сходиться с данным в задачнике Германа. Чпок! Исчерканный лист полетел под стол, Шульдих, на ходу грызя фационную ручку, перехватил следующий и принялся катать. Чпок! Мысль решения витала где-то рядом, ускользая этапе так на третьем, и в результате колдун уходил от неё то к делению формул в ноль (в реальном заклятьи это закончилось бы смертью мага), то к непроходимой стене многоэтажной дроби. Чпок! Вот здесь, наверное, была ошибка — где-то такой удачный финт записал… Колдун посмотрел на гору бумажек под столом и решил, что проще перерешать сначала. Чпок! Вот эта формула приоритетней, следующая скобка… Чпок! Направление по ординатам… а ординаты — это что? Чпок! Это плюс или минус? Чпок! Найти ноль… ноль — это теорема о троллях, в ней сказано, что… Чпок! Сказано, что… Чпок! — ДА-А-АША-А-А-А! — завопил Куллхир, подскочив со стула, с грохотом сверзившегося на пол. — Шо? — жизнерадостно уточнил Збрышек, на всякий случай скручивая подушку на манер молота. — Если ты чпокнешь ещё хоть раз, я тебя покусаю, — худосочный бледный колдун, некогда довольно симпатичный, а сейчас, как и большинство обитателей кафедры ПМ, больше напоминающий умертвие, чем живого эльтера, так сверкал серо-голубыми глазами, словно сейчас искры из них пустит, а сиреневые волосы свились в настолько стойкий колтун, что напоминали изготовившихся к броску змей. — И ты начнёшь сидеть ночами над маганализом! — Не-е-е, это не моё, — махнул рукой Даша и улёгся обратно. Бэйнон пробурчал что-то малоцензурное, пытаясь откопать в лежавших на полу бумажках черновики, в которые он только что писал. Наконец нить решения всё-таки была найдена (хотя что-то подсказывало колдуну, что два-три листа были из предыдущей попытки), стул — поставлен на место, а тощий тыл студента на оный усажен. Итак, мы остановились на теореме о троллях… Чпок! Многоэтажная аудитория была тиха, пустынна и холодна аки чертоги Дома Пустоты, и должный свершиться в ней акт Сдачи Всего за восемь часов, в общем-то, был близок по грандиозности события в жизни каждого колдуна к переходу «туда», минуя погребальный костёр. За обшарпанным столом задумчиво ковырял тканевую обшивку синеволосый терионец с золотистой кожей, миндалевидными карими глазами и, кажется, всего двумя сменами одежды, ибо за весь семестр первокурсники видели аспиранта Хафиза либо в многослойном расшитом национальном костюме, либо в пафосной длиннополой хламиде члена гильдии магов. — А где же ваш Бэйнон? — оглядел он медленно расползающуюся по аудитории зевающую группу. — Спит, — с завистью сообщил кто-то из студентов. — Староста, где ваш одногруппник? — проигнорировал ехидные замечания Хафиз, обратившись к фламмовцу Яну Брек… Брэк… Бейк… Бейкербрейнгелю. В общем, либо «староста», либо «Ян». Фламмовские фамилии вообще в Лакии были отдельной темой для анекдотов, больше только носам южных имберцев доставалось. — Не знаю, — очаровательно улыбнулся Ян, худой, аккуратно одетый юноша с забранными в косу тёмными волосами (в Лакии одну косу носили либо фламмовские мужчины гражданских профессий, либо замужние акрисовские женщины, что нередко становилось предметом пошлых намёков, особенно на фоне вечной идеологической вражды Фламмы и Акриса). — Ну что ж, это грустно, — пожал плечами Хафиз. — Сам придёт, не маленький, — спиной вперёд, с пинка открыв дверь, в аудиторию вошёл светловолосый третьекурсник Нэйк Фальк с ящиком в руках, единственный на кафедре (если не во всей Лакии) фламмовец с выговариваемой фамилией. Правда, что из этого она, а что — имя, было предметом денежных споров с ним же уже второй год. …И он таки пришёл! Стоило двери прикрыться, как её вновь с пинка распахнули, и в аудиторию, чуть не перекувыркнувшись об порог, влетел Куллхир с шикарным синяком во всю левую скулу. — Здрсте, — выдохнул он, пулей уносясь к задним рядам. — Почему вы опаздываете? — безучастно поинтересовался Хафиз. — Я проспал! — А будильник вам на что? — Я не ставил… — Зря-зря, — покивал аспирант. — Придётся за это снизить балл за вашу сегодняшнюю работу. Но Бэйнону уже было по нагу: сегодня ночью Даша вырубил его с одного удара и отвалился спать. Посему Збрышеку предстояло увидеть в зеркале нечто незабываемое.