Академия Эльтеров

По народной акрисовской традиции Шульдих начал делать проект порчи, данный на месяц, за неделю до сдачи. Ради него он прогулял лекции по магическому анализу и направленным порчам, проспал семинар по первому и пропустил — по вторым, не явился на основы технологии проклятий, что вообще почиталось на ПМ за святотатство, хотя никто никогда толком не помнил ни одной лекции, ибо оные шли в полдевятого утра; на следующий день на культурах народов Лакии засыпался на вопросе о различиях между акрисовскими боянами, терионскими акынами, фламмовскими менестрелями, имберскими скальдами и керонтскими аэдами, потеряв «автомат», зато доделав кусок гениальной, как он считал, порчи; на лакийском языке зато отоспался… Очнулся Бэйнон уже в столовой, что было для него в принципе событием — обычно, когда он добегал, там всё уже сметали вчистую более расторопные кафедры. Слева радостно чавкал Бублик (словно его неделю не кормили), справа размеренно, время от времени в задумчивости замирая с ложкой с капающим обратно в тарелку супом в руке, обедал Вейс с «разведки» — вообще-то звали его Евгением Кирсановым, однако на снайперской кафедре профилирующий предмет вёл старый фламмовец со странным чувством юмора, который на первом занятии побледневшего от волнения стрелка обозвал «белым», по-ленарийски «вейс», да так и повелось, благо нервничал Женька часто, особенно, когда вражеская команда костерила его на трёх-пяти языках одновременно за особо скоростной режим невидимости… — Ты обедать будешь? — наконец дожевав второе, спросил соседа по комнате Збрышек, плотоядно облизываясь на колдунский паёк. Шульдих храбро накрыл руками драгоценную еду: — Да! — Эх, а я думал, что у тебя опять вдохновение, — заулыбался воин. — Пользуются всякие рыжие моей добротой… — пробубнил колдун, с ложкой кидаясь на суп. — Я не рыжий, я золотистый, — привёл свой железный аргумент Бублик. — М-м-м, кстати, — медленно протянул Кирсанов. — А у вас домашка есть по магану? — Ну да, так кстати… Какая хоть? — сочувственно улыбаясь, вздохнул Збрышек. У ближайшего их знакомого, обязанного знать маган как свои пять пальцев, рот был занят. — М-м-м… — застыл с поднятыми к потолку глазами Женя. — Первая… третья… пятая… — Ты издеваешься?! Я пятую сам не сделал! — отвлёкся от тарелки Бэйнон. — Если вы завтра её сдадите, я сброшу половину баллов за списывание у старосты, — грустно произнёс из-за спины стукнувшего коленками стол от неожиданности колдуна аспирант Хафиз, проплывая мимо со своим подносом. — А если я сдам завтра четвёртый проект? — растянул губы в улыбке Песцов. — Я предупрежу Каннхира, чтобы десять раз подумал перед постановкой положительной оценки, — мягко улыбнулся терионец. Бублик и Вейс проводили аспиранта задумчивыми взглядами. — Он издевается или взаправду? — спросил Збрышек. — Да неважно, — махнул рукой Шульдих, возвратившись выражением лица к своей прежней сонной мине. — Лиеро всё равно валить будет. Любимое занятие у него такое… Дарий понимающе вздохнул — за три месяца знакомства он уже успел уяснить, что у Бэйнона семь пятниц не в одной неделе, а в сутках, ибо настроения у друга менялись с катастрофической скоростью и амплитудой от розовой эйфории (радостные прыжки по комнате в обнимку с решёнными примерами) к чёрнейшей меланхолии (закрыть окно, спрятать верёвку и убрать подальше мыло — Куллхир с мрачной рожей жёг «пламенем хаоса» несданный проект и все черновики от него). — А чего за проект? — поинтересовался Кирсанов. — Использование невидимых тонких плетений ауры человека и предметов, цель воздействия придумать самому, — оттарабанил заученное Шульдих. — А я пойду в другую комнату ночевать… — решил скрыться от ходовых испытаний Бублик — после запуска в комнате первой лабораторной, своей версии «пламени хаоса», Збрышек лишился половины своего и так не длинного хвоста и неделю ходил с угольными бровями и поредевшими ресницами. — Белочка, к тебе можно? Стрелок опять завис — вроде как отказать неудобно, а втроём им уже тесно… — Не отвертишься, — хихикнул колдун. — У тебя термометр есть? Ртутный термометр, вещицу дорогую, но точную, заботливая маман конечно же уложила своему великовозрастному сыночку, по габаритам превосходящему её вдвое, в сумку вместе с целой батареей порошков и микстур, так что измерительный прибор после раскопок в бардаке комнаты 1408 был извлечён на свет божий даже не разбитым и не поцарапанным и аккуратно водворён в «среду разработки» — сеть из маленьких фационов, не позволяющую тёмным порчам и заклятьям экспериментирующих колдунов убивать своих создателей раньше их заказчиков. — Ну что? Поехали? — вздохнул Песцов и с изяществом дирижёра взмахнул левой рукой — таковым было традиционное начало любого проклятья… Погода испортилась к утру окончательно — вместо вчерашней слякоти во внутреннем дворе Академии лежал пушистой периной снег по самые лестницы и заканчиваться не планировал, даже наоборот — к концу сумерек, плавно перетекших в серый зимний день, поднялась метель, гнувшая к земле деревья и стучавшая металлическими стоками по крышам. Студенты зябко ёжились в кроватях, заворачиваясь спросонья посильней в одеяла, ибо затопить просто не успели, и комнаты за ночь выхолодило напрочь — спуск босых ног на пол автоматически приравнивался к подвигу, исключением были лишь акрисы, у которых и морозы, и забывчивые кочегары являлись частью среды обитания, а не форс-мажором. В общем, к полудню чихала половина Академии. Шульдих, счастливый, раскрасневшийся, растрёпанный и с не успевшим растаять снегом в волосах, ворвался в свою комнату компактным ураганчиком, швырнул на кровать сумку, не обнаружил в комнате ни Даши, ни его кожуха, и унёсся в зал медитаций за законно отоспанным зачётом (Куллхир не храпел, поэтому преподаватель-керонтец был уверен, что тот так самоотверженно уходил в себя, что его расталкивать приходилось). Бублик завалился домой немного помятый и всё ещё слегка бьющий электричеством после того, как особо злобная имитация снежной спенты лопнула рядом с ним от того, что он её магическим щитом задел, который накладывал на левого атакующего. По словам выставившего его группе дружный зачёт за практику преподавателя, «настолько феерично везёт либо акрису, либо дураку» (на замечание «А какая разница?» Дарий наугад двинул с левой, традиционно закончив практикум на «Военном искусстве» всеобщей дракой, за которую их вновь наградили ночным дежурством по холодным этажам). Без стука, как к себе домой, в комнату просочился ещё слегка прозрачный после вхождения в невидимость Кирсанов. — Чего? — Бублик был в курсе, что если Женьку не спросить, тот вряд ли быстро разродится целью визита. — А-а-а… чхи! — «Белочка» исчез окончательно. — Это… — гнусаво начал воздух возле двери, потом подумал и проявился обратно в стрелка. — У тыбя турмометр есть? — Да забирай! Можешь даже не возвращать, — широко махнул рукою Бублик. — Только найду его сначала… — и обнаружил на кровати сумку Куллхира — решив, что Бэйнон если и заметит, то вряд ли обидится, Дарий вытащил оттуда термометр и вручил Вейсу — стрелок чихнул «Спсбо», снова исчез и, видимо, всё-таки ушёл. Стоило Збрышеку, печально вздохнув, усесться за стол с целью накорябать хотя бы половину первого домашнего задания по магану (заданного в сентябре!) из сданного Куллхиром в ноябре, как оный не заставил себя ждать — Бэйнон вбежал в комнату, споткнувшись об порог, по инерции долетел до стола, затормозил об него, свалив на пол кучей листы черновиков, и радостно сообщил: — Я её сдал! Я сда-а-а-а-а-ал! — колдун прыгал по маленькой комнате аки горный козёл весной, подхватив с кровати сумку и на ходу доставая оттуда сопроводительную документацию лабораторной. — Вот она! — кинув сумку обратно, любовно поцеловал проект Шульдих. — Вот она, лабораторная моей мечты! — Так ты ж ещё первую вроде сдал… — удивился такой небывалой радости Дарий. — Но не с первого же раза! — возопил Куллхир, шлёпнувшись на кровать в обнимку с проектом. — Вы его пытали? — с улыбкой уточнил воин, повернувшись к другу. — Кого? — удивлённо поднял голову колдун. — Люку своего любимого. — Нет, он у нас же южный житель, ему сегодня так нагово, — с такой нескрываемой радостью в глазах сообщил Шульдих, что Бублик уже не сомневался ни на секунду, что колдун — это даже не диагноз, а образ жизни. Сессия медленно, но верно подошла к концу. Преподаватели клялись на журналах, зачётках, ведомостях и чуть ли не на Заветах Айки, что просто пожалели зашуганных первокурсников, и в следующий семестр непременно исправятся, выгнав две трети нерадивых студентов из Академии пинками. Уже слегонца обнаглевшие будущие эльтеры кивали им в ответ с самым искренним раскаянием в глазах, косясь на странных людей в аудитории рядом с ними — как оказалось, на старших курсах обучалась куча народу, просто регулярно в учебном корпусе видели процентов сорок от общего числа, остальные подтягивались к сессии. Да и то как-то вяло — по Академии пошла просто повальная простуда: хотя отопление и наладили, на каждом углу чихали, кашляли, гнусавили, делились микстурами, порошками, целебными чаями, рецептами и способами лечения. Болели целыми комнатами и этажами, причём, кто-то валялся пластом, уже излагая последнюю волю, а его сосед в это время носился по экзаменам, чихая на шугающихся преподавателей. Ректорат, ужаснувшись эпидемии, наехал на заведующую общежитием, акрисовского пистольера Людмилу Тагиловну, та посовещалась с главной лекаркой, пожилой имберской жрицей Инессой, и милая полненькая женщина только развела руками — у всех были разные болячки, по виду — обычные запущенные простудные заболевания. Многие подхватывали заразу по второму и третьему разу, не успев излечиться от одной пакости. Ректорат твёрдо решил молчать, дабы не иметь проблем с благородными семействами Лакии, чьи отпрыски оказались в это время в Академии. …И вот поставлен был последний экзамен — студиозусы, начиная с третьего курса, спешно разъехались по домам, и быстрее всех те, кто «умирал» в постели всю сессию. Первому и второму курсу выход за пределы Академии без сопровождения преподавателей был строго воспрещён чисто ради спасения Лакии от неминуемой гибели, ибо страшнее эльтеров-недоучек на пике подросткового максимализма только пришествие зереков до того, как Богиня пробудится ото сна (что по официальной идеологии Храма было невозможно, но пугать этим совершенно не мешало). За окном кружились пышные хлопья снежинок, над столом привычно переливался огненными всплесками шарик «пламени хаоса» — Шульдих, с ногами забравшись на кровать, разбирал скопившийся за семестр хлам: уже половина бумаг, которыми был застелен пол комнаты, горсточкой пепла покоилась на дне мусорного ведёрка, оставшаяся вроде представляла ценность и потому оказалась на дне рундука; туда же, сгорая от стыда, Куллхир засунул первые три лабораторные по порчам, а вот от четвёртой нашёл только бумаги — термометр куда-то исчез. Вспомнив, что прибор всё-таки был ртутный, мнительный Бэйнон в ужасе исследовал подкроватье, вымел все пыльные углы, заново разобрал чуть ли не до винтиков рундук, выкинул ещё кучу бумажек, перетряхнул обе постели (Бублик смотался на тренировку) и свою сумку, но термометр словно провалился сквозь четыре этажа под землю. — Ты чего? До генеральной уборки ещё месяца четыре, — пробасил вошедший Дарий, обнаружив Шульдиха, тощей пятой точкой кверху ползавшего по полу со шваброй. Куллхир резко сел на колени. — Ты куда термометр дел? — Какой? — удивился Бублик, вешая кожух на крючок. — Твой. Ртутный, кстати, — сглотнул Песцов, представив масштабы трагедии, если таковая случится. — Да наг его зна… а, да, я его Вейсу отдал, — улыбнулся Бублик. — КА-А-А-АК?! — вскочив на ноги, в одно мгновение повис на воине колдун, хотя вообще-то планировал его за грудки тряхануть. — Ты идиот, что ли?! — Да отцепись ты, больной! Мой термометр — кому хочу, тому и отдаю, — отодрал от себя Шульдиха Бублик и аккуратно поставил на пол. — Термометр твой, а порча на нём моя-а-а-а! — схватил себя за волосы Куллхир и сложился на кровать, звонко стукнувшись лбом об колени. — Я — чудовище… это я виноват… — В чём? — почесал макушку Збрышек, присаживаясь на стул. — В эпидемии! Там порча стояла, которая ослабляет уровень естества ауры, тот, который с ближе всего к физическому телу — ты думаешь, за что мне её зачли? За саму задумку! Меряешь температуру, а тебе от этого только хуже становится… — монотонно причитал колдун, но вдруг вскочил, выдернул из-под Бублика кафтан, запрыгнул в сапоги и выбежал из комнаты. — А ну стоять, я с тобой! — громогласно проорал Збрышек, вылетая следом. Комната, с которой проклинающий термометр начал своё победное шествие по общежитию, была на чётвёртом этаже крайней от главной лестницы — там ютились два стрелка-первокурсника и дипломник с «Военного искусства», все трое уже абсолютно здоровые, как подозревал Шуш, потому что прибор одолжили четверокурснику Искандеру Бею, у которого в комнате уже вторую неделю чихал и кашлял Бейкербрейнгель, однако и там термометр не задержался — его следы выводили на второй этаж, к по-терионски матерящему мешающие заклинать сопли аспиранту Хафизу (в комнате из-за чихов в самые интересные моменты прочтения уже кружились под потолком два канделябра с крылышками, из-под кровати пищали три или четыре большеглазых цветных горшка, а домашние задания первокурсников расползались по комнате и убегали от терионца под сундук). Со второго этажа колдун побежал на третий, обратно на свой четвёртый, на первый, на третий, на второй, четвёртый… В двух комнатах Шульдих узнал очень много нового об Акрисе, акрисовских колдунах и себе в частности, из трёх его выкинули, от последней Бэйнон бежал со скоростью стрелковского байка, пока её хозяин готовил турель. На главной лестнице они встретились с Дарием, как раз собиравшемся к нелюбезному стрелку. Глаза у колдуна были достойны бездомного пса на паперти у храма. — Ты его нашёл? — поинтересовался Бублик. — Если бы… — пробормотал Песцов, печально глядя в сторону правой лестницы, ведшей в женское крыло общежития. — Они его девчонкам с «богословия» отдали. — Ну пошли, заберём, — развернулся воин, уже готовый бодрым строевым шагом маршировать в самое интересное место общежития, но колдун ухватил его за торчащую из-под безрукавки рубаху и поехал за ним следом, тормозя каблуками сапог. — Куда-а-а?! Нам Тагиловна и так обещала уши отвинтить, если ещё раз там поймает. — Ну тогда пошли в столовую, — поменял направление марша Збрышек. — Я не смогу спокойно есть… — трагически закатил очи Песцов. — А я и не заставляю — дождёмся там девчонок и спросим, кто термометр у Радзивилла взял. И тут со стороны правой лестницы послышались топот и визг, и из дверей выкатились три девчонки, из которых Шульдих и Бублик видели только будущего паладина, терионку Гюрей Алтидзе, прозванную Пандой за сочетание чёрных волос и бледной кожи и вечное жевание (из лекции в лекцию, из семинара в семинар «ом-ном-ном-ном» с задних парт преследовало нынешний второй курс с первого семестра). Девчонки добежали до парней с криками «Катастрофа!» и «Отрава!» и потребовали, чтобы те вместе с ними пошли к Людмиле Тагиловне, потому что им страшно приставать к этой суровой женщине с известиями о том, что они расколотили в своей комнате ртутный термометр. — А нам не страшно? Она ж нас съест… — попытался отнекаться Дарий. — Нас тоже! — А что за термометр? — поинтересовался Куллхир, когда Панда уже тащила его за собой за полу кафтана. — Обычный, старенький, мы его у мальчишек взяли. — У Радзивилла? — с надеждой спросил Песцов. — Да, а что? Но тут на горизонт выплыла дверь кабинета зав общежитием Людмилы Тагиловны Ряховой… — …Если б Люка знал, что порчу можно снять обычным наложением на комнату ополовиненного «защитника», он бы её не засчитал, — счастливо вещал Шульдих в столовой. Сидевшие с ним и Дашей за одним столом сонный Кирсанов и его сосед Лисов предварительно чуть колдуна не поколотили, когда услышали эту историю. — Я забыл обратную защиту, и порча сожрала сам термометр, он только за счёт неё так долго и держался… кхе! — подавился пирожком Куллхир. Вейс моргнул. — А когда девчонки учуяли тёмную магию в комнате, то на всякий случай наложили «защитника», убили порчу, и он развалился, — Бублик дружески хлопнул колдуна по спине, и тот шмякнулся носом в стол. — Плюу-у-ушка-а-а-а! — Я случайно…