звёздочки
Девушка застаёт в теле лёгкость и отмечает, что не бухать одинокими вечерами и не просыпаться такими же утрами с пытающим похмельем — тоже хорошая привычка. Но вводить её в свою жизнь она пока не планирует. Пока у Лизы настроение глупой-красивой модели с рекламы восковых полосок, она решает выпить зелёный чай, тот, что насытит её перед очередным вечерним бухичем на стриме. После уборки Юлика (которого она заставила буквально под прицелом любимого игрушечного пистолета) мало что может оказаться на своих местах, и Лиза это знает. Остатки привычного пакетированного чая она застаёт в мусорном ведре, а заварной, с излюбленными нотками жасмина и предвкушающими чаинками меж зубов, стоит слишком высоко для роста карлана. На лишние телодвижения у неё нет настроения — она опирается о кухонную тумбу и растягивается чуть больше половины кухни в длину, становится на носочки и гипнотизирует стеклянную банку подвинуться чуть ближе, чуть-чуть, на недостающие ей двадцать сантиметров. Упорство в её теле затмевает возможность в его: прикосновение сзади, тяжесть чужого тела, протянувшегося вертикально и накрывшее её, Лизу немного смущает. Юлик отстраняется — простора становится больше, а её растерянный взгляд, бегающий от угла в угол, останавливается на той самой стеклянной банке в его руках, которую он, без лишних слов, протягивает ей. — Спасибо, — мямлит она и без мыслей выполняет привычные действия по заварке чая, но что-то её не покидает. Голова вертится назад, всё время и без контроля, и ей кажется, ошибочно кажется, что Юлик все ещё позади. Последние две недели её не покидают смутные сомнения, что с соседом творится что-то непонятное: он старается чаще находиться в её компании, взгляд, мутный и бесцельный, всё время останавливается на ней, а алкоголя, вроде бы привычно атрибута их посиделок, с каждым вечером становится всё больше. Лиза считает, что Юлику есть чем с ней поделиться, но он всё не решается. Лиза обескураживающе наивна. — Юлик, ты никуда не слиняешь вечером? Мне нужно запустить стрим. Подписчики давно требуют щетинистого компаньона и его излюбленной детской непосредственности. — Без проблем.звёздочки
Лиза всегда смеялась, когда просила парня помочь ей со стримом, как смеётся сейчас: аккуратный носик вздрагивает, а в комнате витает поддельно тонкий, не свойственный ей смех. Юлик всегда это замечал, но никогда не говорил, чтобы в конечном итоге не лишиться этой сахарной посыпки со сладкого пирожного её несладкого характера и непонятной ему начинки внутри. В охапке девушки неизменное светлое нефильтрованное, начатая позавчера бутылка вина и три пачки лэйс с сыром, пока Юлик настраивает оборудование для вечернего запланированного стрима. Он прекрасно справляется со своей ролью шута на её канале, он прекрасно разогревает её зрителей и не менее прекрасно шутит. Только более специфично. Подписчики это видят. Расслабление наступает спустя полтора часа и бутылки виски на двоих. Джек всегда сопровождает их в мир неуместных замечаний и пошлых шуток, а после как-то внезапно отключает одного, — самого слабого, и обычно это происходит по очереди — за ним отключается другой (и, бывало, стрим отключался утром и самым последним. Тогда рука Юлика как-то властно заключала соседку в объятия, но об этом знают лишь оставшихся до четырёх утра двадцать шесть человек). Они шутят, смеются и издеваются — они ничего не знают о психологии взаимоотношений людей и о том, что дружбы между парнем и девушкой не бывает. Каждый явно лишний глоток делает их уязвимыми: Юлик уже разминает спину опрокинуться на кровать девушки и уснуть, поддакивающе бормоча себе под нос, а Лиза уже в говно. Вменяемое говно. Чат колесом фортуны прокручивает бесконечность, и в миллисекунды в глазах парня останавливает вопрос, ответ на который ему тоже интересен: «Почему похотливый Юлик пытается споить карлана?». Юлику в первую очередь интересно, почему он похотливый. Но только потом он замечает в руке бутылку виски, горло которой было занесено над её стаканом. Он готов присоединиться к беснующему чату — у него тоже есть пару вопросов к себе. Через полчаса вопросов о том, почему Юлик пытается споить Лизу, становится больше. — Хочет забрать её девственность, — серьёзным басом отвечает он и отпивает из горла бутылки. — Что? — смеётся она, не разобрав его бормотания. — Вина хочешь? Под таким углом-градусом ей кажется всё шуткой: она не слышит лишнего, не читает (потому что не может) чат и донат, в душе благодаря монотонную антисленговую озвучку, от которой под шафе становится ещё смешнее, и не видит ничего, кроме пьянящей дымки перед глазами. Напиваться до состояния говна она научилась в Петербурге. Юлик целует Лизу по собственной инициативе, их головы наполовину торчат в окошке стрима, но этого достаточно, чтобы дорисовать картинку. Увлечённость на весах рациональности как-то перевешивает ответственность, и у них нет желания отвлекаться на выключение всё ещё идущего стрима. Парень опускается на пол и тянет её за собой — кнопка питания на удлинителе решает все проблемы. Девушка жадно жмётся к нему в объятия, ластится, не отпускает. Градус в голове нагоняет градус в теле, и они оба решают избавиться от ненужного (в том числе и стеснения, которое как-то само улетучилось после третьей бутылки не-пойми-чего), то ли потому что слишком жарко, душно, спёрто, то ли от нежелания медлить. Лиза мало что чувствует, кроме недостатка кислорода где-то в черепной коробке, да и Юлик не особо вникает в процесс, опрокидываясь бездумной глыбой на неё. Он по привычке целует в шею, мажет мимо губ и колется щетиной по щеке; девушка всё время ломает руки, когда отстраняет его тело и демонстративно кривится от пьяной прелюдии, которая здесь, сейчас и с их ролями совершенна ни к чему. Никаких эмоций, никакой страсти, никакого желания. Только желание спать. Туманность разума перекрывает всю эйфорию, и с отвратительным ощущением морального (и не только) опустошения Юлик откидывается назад. Отсутствие сил втягивают его в отключку, но он приподнимается на локтях и осматривает сегодняшнего партнёра-друга-собутыльника, который последние минут пять пускал слюни на сымпровизированную подушку из куска ковра. Рука цепляет одеяло с кровати и неуклюже укрывает их тела: по большей части, тело Лизы, дрогнувшее на мгновение от его прикосновения.звёздочки
У парня за ночь затекла рука и мозг. Физическая боль объединяется с моральной, что делает пару мгновений, растянутых на ближайший час, невыносимыми. Он вытягивает руку, медленно, стараясь не тревожить ни девушку, ни себя резкими движениями. Но Лиза реагирует: нехотя, с похмельным выдохом и прислонённой ладонью ко лбу, с искривлённым выражением лица и дрожью во всём теле. Она тянется к телефону, бесхозно лежавшему на полу экраном вниз, видимо, скинутым вчера вечером со стола. Батарея неприятно вопит от малого процента зарядки, а с экрана блокировки не сходит бесконечный поток уведомлений. Лиза откидывается назад и ударяется затылком о пол, боль которого заглушает похмелье. Юлик приносит ей пиво. Его черные боксеры просвечивают эрекцию, а светлое нефильтрованное издаёт приятный запах отрезвления. Девушка решает, что принять предложение лучше молча, не шевелясь и не шурша при этом одеялом. Пальцы не слушаются и мечутся по дисплею телефона, натыкаются на видео с фигурировавшими их именами в названии и на самом высоком проценте динамика в её телефоне ведущий, уверенным и эмоциональным голосом, добивает состояние девушки. «…блогеры запланировали свою свадьбу в апреле». — Чего, блять? Входная дверь звонко, явно неосторожно закрывается, и Лиза прислушивается — Юлик уходит. С жутким похмельем, при наличии дома пару бутылок пива и нерешённого вопроса. Просто, блять, уходит.звёздочки
Он приходит. Приходит в десять вечера. Уходит в десять утра. И пропадает в важный момент на двенадцать грёбанных часов. Лиза рада. Её беспокоит вся эта ситуация. Но беспокоит лишь то, что она впервые в своей жизни не находит ответа на вопросы других. Не на свои — она толком ничего не помнит. Он зашивается в своей комнате и не высовывается уже полчаса — Лиза думает, что эта ситуация беспокоит только её. Отчасти. Она скребётся у его двери и не знает, как заставить себя спросить. Не знает в принципе, стоит лишь как-то решать эту проблему. И проблема ли это вовсе? Она делает шаг назад, но рука машинально бьёт в дверь, и Лиза выпадает из себя. Она дёргает ручку и долго стоит перед открытой дверью, как нашкодивший котёнок. Юлик не дёргается и не производит никакого впечатления в этот момент, кроме впечатления бессердечного мудака, непонятно откуда заразившимся этим. Так думает она, потому что не находит объяснений его поведению. В его духе крикнуть: «Ты сказала, что душно, и просила что-нибудь открыть, а я открыл тебе вискарь», но не игнорировать вчерашний перепихон, будто это будничный обычай как выкурить сигарету перед тем, как заварить кофе. — Я надеюсь, что всё, что случилось вчера, случилось между двумя пьяницами. Ей вдруг пришёл другой вариант, где «это останется между нами», и она почти засмеялась. Потому что уже ни черта не между ними. Но апатичное лицо Юлика перебивает всё желание веселиться от этого глупого поступка с глупыми оправданиями. Лиза надеется, что реальная Лиза в тот вечер зашилась где-то в углу себя и не участвовала во всём этом. — Тебя это беспокоит? Ещё Лизу беспокоит то, когда это он стал таким ублюдком. — Нет, просто из-за вчерашнего у меня вдруг стало много проблем. Они как-то сами материализовались за одну, блять, ночь. А причина в пять минут, которую я даже не помню. Юлик искоса смотрит на неё, медленно поворачивая голову. — Ты думаешь, пяти минутами всё обошлось? Лизу дёргает в ошеломляющей неловкости момента. — Ты был пьян, да и вообще, какая разница, сколько минут ты трахался. Важно то, как теперь реагировать на эти посты, — она тычет ему в лицо телефоном с открытой записью из новостного блогерского паблика. Он прищуривается и отворачивается — этот пост он читал пару минут назад. И его беспокоит вовсе не это. Юлик смотрит на девушку снизу, апатично и нарочито медленно моргая и формируя улыбку (такую, какую носят маньяки в рейтинговых триллерах). Он дёргает её чуть выше запястья, и она с глухим визгом падает на кровать рядом с ним, сердито заглядывая в глаза. — Пять? — Онешко, если ты хочешь мериться письками, то сейчас не время. Если я выехала на диссе с Атевой, это не значит, что я всегда буду выезжать за счёт других людей, — блеск в его глазах пугает, но она продолжает: — Я бы лучше подумала, что сказать на это подписчикам, потому что они точно заклюют комментами и жить спокойно не дадут. Вся подписота превратится в этих ебаных шипперов. Юлик по-прежнему смотрит на неё. И Лиза окончательно выпадает в осадок: он делает из её просьбы какое-то обязательство, которого она просто не заслуживает. Она закатывает глаза и встаёт, потому что ей страшно оставаться с ним в одном помещении. Вся эта ситуация ей кажется абсурдной: она не просит ничего, кроме как общей проговоренной обоими отмазки от надоедательств вопросами. Он встаёт следом за ней. — Да что с тобой, тебе вообще насрать? — она хмурится и возмущённо бьёт его в плечо ладонью. Он перехватывает её запястье и скалится. Её густые брови хмурятся ещё больше, она пытается вырваться и бьёт его по груди, а её второе запястье оказывается в его власти. Можно считать, что она в его руках. Лиза дёргается. С неистовой силой пытается его оттолкнуть и бушует (как самый Тихий океан). Он сетью увлечённости тянет её на себя и целует. Она не отвечает, более того, ловит момент, как бы больнее укусить его за нижнюю губу, но парень, за секунду до такой подлости, отстраняется. Комната пропитана сучеством и непокобелимостью. — Какая, блять, вообще разница, кто что подумает? — говорит он, а она округляет глаза с застрявшим в них смятением. — Разве что это прямое доказательство, что ты не лесбиянка. Он вызывает на её лице улыбку и пользуется этим. Тянется вновь, та его охотно целует в ответ, больше не думает укусить за губу, только за руку, которой он по-прежнему сжимает её запястье. Но он, будто где-то подобравший способность читать мысли, осторожно выпускает её руки из хватки и обвивает своими её талию. — Засекай время, — говорит он, отрываясь, и ловит её в смятении. Она вдруг усмешкой выдыхает ему в лицо. — Ты был пьян. — Ты меня сначала трезвым оцени. Лиза целует его сама, сквозь улыбку, и Юлику кажется, что мир останавливается. Потому что что-то здесь точно не так. Он тянет её на кровать, укладывает, сам нависает над ней. Проводит большим пальцем по щеке и следит за озорным огоньком в её глазах. Гладит её по волосам, устраивается между ног и не думает, что это неправильно — скорее непривычно и когда-то там, давно, даже не рассматривалось. Лиза сладко выдыхает от его влажных прикосновений к животу, от чересчур-слишком-сильно задранной майки и его поглаживаний. Юлик искусно исполняет роль любовника. Какой сценарий у Лизы? Она ворчит, просит не медлить и копошится под ним от бездействия, а он затыкает её ещё одним глубоким поцелуем и стаскивает с себя мешковатые джинсы; девушка помогает избавиться ему от футболки. Она не спешит освобождаться от мешающего тряпья, но Юлик останавливается и пронзительно (в то же время и пугающе) смотрит на неё. — Ты раздеваться собираешься, или думаешь, что это как-то по-другому происходит? – и смеётся. — Ах да, вчера же ты заснула. Лиза прожигает ему между глаз дыру ненависти и сжимает губы в прямую полоску негодования: возвращается прежний Юлик с дебильными шуточками и в статусе брата, а не мудака в секундном помешательстве. Он, не прерывая зрительного контакта, целует её в район слегка выпирающих рёбер, и Лиза проклинает его всеми словами за этот приём. За взгляд с плещущимся вожделением и за бархатно-приятное ощущение нахождения себя во власти мужских рук. Она сама стягивает с себя толстовку, прекратившую её греть с тех пор, как от жара его рук девушка начала плавиться. Юлик осматривает её тело, постоянно закрытое массивным тряпьём, и улыбается. Оказывается, его может возбуждать не только кружево на пышных формах, но и желчь вперемешку с язвительностью где-то внутри груди. Неподатливость, местами терпкий характер и сдержанность — он готов поклясться всем салоном женского белья, что есть что-то сексуальнее чулок, нитевидных трусиков и сценических коротких костюмов для ролевых игр. Воздух сотрясают её судорожные вздохи от прикосновений леденящих пальцев там, где всё горит. Юлик сминает её губы, колется щетиной и фалангами пальцев проводит вниз от груди, задевая её трусики. Она кусает его за губу, недовольно смотрит, отстраняясь, и сама стягивает с него боксеры. Взглядом передаёт, что, если он будет тянуть ещё хоть секунду, она усядется верхом на нём и, помимо запланированная траха, ещё восполнит им же время, затраченное на его кроткие поцелуи и пересчитывание рёбер. Он слышит её сердцебиение, собственное и ненавязчивую пульсацию члена — сдаётся. Входит в неё осторожно, не торопясь, и Лиза застывает на его простынях, выгибая спину и не пытаясь ускорить процесс. Это чувство она бы не отказалась ощущать вечно. Соглашается с его темпом, постоянно набирающим обороты, и сдерживающе стонет в его губы. Она скребёт слегка отросшими ногтями по его спине, хватается за широкие плечи и плавится ванильным пломбиром под тяжестью, теплом его тела и робкими поцелуями в шею. Под конец ей не хватает скорости выдерживаемого им ритма, и она сама вертится ужом на сковородке, обхватывает ногами его бёдра и двигается так, чтобы глубже ощутить всю прелесть того, что происходит сейчас. И когда её дыхание учащается, слова смешиваются со стоном. — Как же я люблю тебя. Секундное помешательство. Просто эйфория. В бреду. Юлик смущён, но долго на этой эмоции не задерживается.звёздочки
Юлик из тех, кто предпочитает курить после секса. И заниматься сексом после минутных затяжек никотином. Сигаретный дым смешивается с ветром промозглой погоды и серым небом Питера. Его тело остывает прохладой, а мозг — смятой пачкой Мальборо. Лиза босиком выходит к нему на балкон. Её ноги пинают мелкий мусор и старые бычки сигарет, а в волосах путаются заблудившиеся порывы ветра. Она становится рядом с ним, согреваясь лишь его растянутой майкой, и как-то игриво оказывается зажатой рукой к его телу. Он ищет что-то вдали, затягиваясь, и целует её в затылок, не отводя взгляда. — Что мы скажем подписчикам насчёт перепихона? — Что это правда? Лиза усмехается и думает, что, если бы всё так просто, мир бы поблёк в скуке. — Надеюсь, что после всего этого ты не будешь распрягать про какие-то там отношения. — Отношения? Нет. Просто теперь в твои обязанности входит уборка, заказ пиццы и своевременно мне давать. — А у тебя какие тогда обязанности, кроме как разбрасывать носки по квартире и ходить за пивом? — Обязательство вовремя ебать. — Ебязательство. Он выдыхает усмешку, целует её сигаретным дымом и ищет что-то вдали. Они по-прежнему друзья. Возможно, с неловкими взглядами и чьим-то румянцем на щеках, с робкими просьбами и дрожью от прикосновений, но друзья же. И его как бы доказательство-не-в-пять-минут, и её как бы признание (всё, что было в постели, остаётся в постели, помнишь?) ничего не значат.