Сможешь ли простить?..

Где... я?.. Юля с трудом разлепила глаза. Попыталась встать, но боль во всем теле заставила ее принять исходное положение. Как же больно... Что... что произошло?.. Воспоминания об аварии обрывками всплывали в голове. Дорога... серая кошка... яркий свет фар и гудок шофера, набатом отдающий в ушах. «Вот я дура... Погналась за кошаком... Точно – больная. Что же это получается, я сейчас в больничке валяюсь?» Мысли путались, сплетались, не давая возможности дать трезвую оценку своему состоянию. Прошло полчаса, за ним час. В палату никто не заходил. Может, о ней вовсе забыли? Мысль о том, чтобы самой выйти в коридор уже не казалась такой безумной. К счастью, к тому времени, как девушка все же решилась самостоятельно встать, в палату вошёл врач – высокий и сухопарый мужчина в очках. А за его спиной маячили Яков и Барановская. – Плисецкая? – на всякий случай уточнил врачеватель. Юля коротко кивнула головой. Это все, на что она сейчас была способна в своем положении. Врач же, недовольно поцокав языком, подошёл к Якову и показал ему рентгеновские снимки. Как и ожидалось, ничего хорошего на них не было. – Полтора месяца у нас – это как минимум. Потом восстановительный период. Конкретнее я вам ничего сказать не могу. – Так кататься она сможет? – Ещё раз повторяю: это не факт, – начал горячиться врач, размахивая заскорузлым пальцем перед носом Фельцмана. – Хорошо, если ходить сможет нормально. Пусть отдыхает пока. Так... Теперь по поводу лечения... – Надеюсь, операция не нужна? – встрял Яков, который, так уж сложилось в жизни, совершенно в медицине не разбирался. – Да Господь с вами, на ней же гипс! – поспешно отмахнулся мужчина. – Не нужно ничего. Все, что от нас требовалось, мы сделали. А сейчас... – Антон Борисович! Сделайте уже что-нибудь, я так больше не могу! – в палату влетела молодая медсестра. – Не понял, – недоуменно нахмурил кустистые брови тот. – Почему в палате посторонние, я тебя спрашиваю? – Ну, знаете! – с жаром ответила девушка. – Если к нам каждый второй будет так ломиться, я напишу увольнительную по собственному желанию! Это не травматология, а проходной двор какой-то! И толкается ещё, как конь! – Не мельтеши, – Антон Борисович сдвинул брови ещё сильнее, словно решая в голове важную задачу и никак не мог прийти к правильному результату. – Кто там к тебе ломится? Неужто кавалер, а? – Никто ко мне не ломится, – оскорбилась медсестра, покраснев, как маков цвет. – Это сюда вообще-то. Но Генка его на входе поймал, не пускает. – Молодец, точно сработал, – одобрил мужчина действия охранника. – А кто это? – Гена? – не сразу дошло до девушки. – Вот молодежь пошла, копать-хоронить! – чертыхнулся Борисыч. – Не Генка. Кто ломится? – Он... он не представился... Он говорит, что срочно должен попасть в палату к Плисецкой. Я такой не знаю, но единственной, кто вчера ночью поступил, похоже была она. А Зинка мне сказала, что вы пошли сюда, ну вот я и... – Правильно рассуждаешь, купи себе пирожок, – подначил ее мужчина. – Ну вы хоть документы у него посмотрите, спросите, как он остальные этажи проскакал? – Да если бы он дал нам эти документы! Брыкается, дебошир несчастный! – Боже, дай мне сил, я что, все сам должен делать? – врач выглянул в коридор. Посмотрел на охранника и на того, кого он держал в греко-римском захвате. Затем вернулся обратно. – Мать, ты белены объелась, что ли? Это ж Виктор Никифоров, а вы его держите там как отпетого бандюгу! – Так откуда ж я знала? – буркнула девушка. – Ви-иктор?! – взревел Яков и, растолкав врача и сестру в стороны, выбежал из палаты. – Ненормальный, – продолжала брюзжать молодая женщина. – Да будет тебе, иди уже. Сами разберемся. *** – Ты всё-таки приехал, значит? – грозно покосился на бывшего ученика Фельцман. – Яков, пожалуйста, – вздохнул тот. – Я Юлю хочу увидеть. – А луну с неба ты не хочешь? – издевательски спросил у него мужчина. – Она из-за тебя под машину прыгнула, как ты сам думаешь? Она тебе обрадуется? – Я... об этом я не думал... – В этом-то и проблема! – прошипел Яков. – Ты ни о ком не думаешь! Очнись, разуй глаза, ты же форменный эгоист! Она ещё девчонка, а ты мужик здоровый! Пока ты в Японии штаны просиживал, она тут ходила, сама на себя не похожая, бледная, осунулась вся. Плохо ей без тебя... – вздохнул бывший тренер, высказав всю эту пламенную тираду. – Вот поэтому и прошу, пусти! – Я не могу! – огрызнулся Фельцман. – Пострадает, зато потом легче будет! – А я смотрю, времена идут, а ты не меняешься, – Лилия имела привычку подходить к собеседнику со спины, что невероятно раздражало бывшего мужа. – Что ты хочешь этим сказать? – Ты всегда все решаешь за других. Почему ты считаешь, что другие должны жить по твоим принципам? В этой ситуации они должны разобраться сами. Они. Ни ты, ни я, ни кто-либо ещё. – Да я же как лучше для нее хочу! – пошел на попятный Яков. – Понимаю. Но это жизнь Юли. И она сама должна решить эту проблему. Поэтому не препятствуй их встрече. Легче от этого никому не станет. – Виктор, – ещё сильнее помрачнел мужчина. – Иди. Но если после вашего разговора я увижу, что Юле плохо, клянусь, я оторву тебе руки. – Понял, – серьезно кивнул Никифоров. – Я тоже не хочу причинять ей боль. – Я на это надеюсь, – недоверчиво ответил Фельцман. И стоило ему только выпустить руку Виктора из своей стальной хватки, как тот сорвался с места и побежал в палату к Юле. – Мальчишка, что с него взять, – буркнул Яков. – Ой, да кто бы говорил, – саркастически хмыкнула Лилия. – Сам-то каким был по молодости? – Адекватным человеком, из-за которого другие под машины не кидались. И это была абсолютная правда. *** Никифоров в нерешительности топтался перед дверью Юлиной палаты. Вот сейчас он войдёт. Что ей сказать? Извиниться? Нет. За такое он сразу получит по морде. Причем вполне заслуженно. «Ну же, соберись, соберись! Все ты сможешь!» Вздохнув поглубже и стиснув в руке пакет с фруктами (банальщина та ещё, но с пустыми руками неудобно), Виктор аккуратно отворил дверь. – Яков? Лилия? – послышался слабый голос, от интонаций которого у молодого мужчины болезненно сжалось сердце. – Чего вы там стоите? Проходите, я же не умирать тут собралась. «Ну, была не была!» – подумал Никифоров, выглядывая из-за двери и готовясь сказать приветственную речь, заранее составленную и отрепетированную в самолёте. Но стоило ему лишь взглянуть на бедную девушку, как все слова моментально испарились из его головы. Ей больно. Ей было больно, а меня не было рядом. Как я мог такое допустить? Какое у меня было право? Юлечка, я такой безнадёжный идиот. Я даже не представляю, как такое можно простить. И вряд ли ты сможешь. Но тогда просто позволь быть рядом, хоть ненадолго! Я сделаю все, для того, чтобы ты забыла все свои страхи и кошмары, только разреши, прошу... И пока он стоял на месте, не в силах выдавить хоть одно слово, Юля, приподнявшись на локтях, затравленно посмотрела на него. – Почему... ты здесь?..