Невозможно, чтобы человек никого никогда не любил. Вселенная не допускает таких оплошностей.
В Арсении уже давно нет ничего. Он ничем не горел, наверное, с детства, если увлечение динозавриками можно считать поводом для искр из глаз. Ему так не хватает чего-то нового в его размеренной жизни, что Серёга иногда шутит, мол, Арс скоро паутиной обрастёт от скуки да пылью покроется. Желание загореться чем-то, днём прячущееся где-то глубоко в душе, только с наступлением темноты показывает себя, проскальзывает в голове мимолётно перед сном или за готовкой вечером, теряясь в грохочущем потоке мыслей, и гаснет быстро, почти незаметно. Ни одна свеча не загорится без спичек. Арсу спичек и искр этих не хватает — в нём ничего нет. Арсений не из тех людей, кому не всё равно, и к жизни своей он едва относится лучше; он к ней привык. Всё в целом нормально, без взрывов ярких эмоций и болезненных падений, и ему кажется, что так проще; не имей ожиданий — не будет разочарований, говорят. Он как обычный студент живёт от сессии до сессии с редкими перерывами на выпивку с лучшим другом, иногда пишет стихи ни о чём, иногда пялит в сериалы. Арсений никакой не особенный, а очень даже обычный, простенький провинциальный паренёк. Работает, учится и от жизни совсем ничего не ждёт. Разве что на чудеса как-то едва осознанно надеется. Правда не верит в них — вот чудик. Одним октябрьским вечером, стоя на балконе с сигаретой, ему снова голову занять нечем. Холодный осенний ветер ворошит его волосы и по коже мурашки разгоняет стайками. Арсению тоскливо — день не выдался, батареи не работают, а на улице — холод собачий уже, и одиноко как-то — пустота ощущается явственно. Думает, что ему не хватает кого-нибудь, наверное, впервые за долгое время. Неплохо бы человека, чтобы курил с ним тут, а то скучно стоять, готовил бы — или Арсения научил — и смотреть кино, чтобы это его «нормально» стало приятным, а не монотонным и пустым, как он сам. Арсений боится, что однажды постучит по грудной клетке, и та отзовётся эхом пустой вазы. А ему одному себя никак не заполнить, не зажечь, потому что нечем — даже сигарету нечем — зажигалка кончилась. Начинает капать мерзкий дождь, падает на руки, и Попов выкидывает сигарету недокуренной, бросает её с балкона и уходит с прохладной улицы в тёплую комнату, откидывая все мысли подальше. Бесполезно это всё. Ему, вон, на работу завтра, после четырёх пар — вот это проблема, а остальное так — издержки. Спать ложится; мысли превращаются в непонятное месиво. Только пепел знает, что значит сгореть дотла — Арсений не к месту вспоминает строчку из Бродского, которого на днях листал — нашёл старый сборник. Понимает, что даже не начал. Тогда Арсений, возможно, даже не был против.***
Ночью в метро немноголюдно совсем. Арсений шутит, что он поэтому работу в ночную смену выбирал, чтобы ездить классно было, но на самом деле просто других вариантов не было, а теперь вот протирает задницей сиденья ночью — спать хочется неимоверно, но, если вырубится, точно пропустит свою остановку. Он уставшим взглядом осматривает пассажиров полупустого метро, проходясь взглядом вскользь по неприметному мужчине в рабочей куртке, по женщине с забавными рыжими кудряшками и дремлющей девушке с крупными дредами и парой татуировок на шее. Арсений оглядывает читающих, разговаривающих, дремлющих, стоящих, без интереса, потому что сил нет ни на что — музыка только крутится в наушниках на случайном выборе. Тут он краем глаза цепляется взглядом за ярко-розовую макушку парня в дальнем углу. Яркие волосы так выделяются среди этого тусклого вагона, что их невозможно не заметить, но Арсений всё это время их как-то упускал из виду. Парень дремлет у дверей стоит, сгорбившись, и выглядит уставшим донельзя. Арсению кажется, будто он в зеркало смотрится; готов спорить, что выглядит не лучше. Когда они подъезжают к следующей остановке, парень лениво открывает глаза и, с прищуром глядя на название станции, сонно трёт веки, зевая широко. Попов продолжает наблюдать за ним всё это время, просто залипает в пространство, борется с желанием глаза прикрыть тоже. Парнишка замечает это скоро и тушуется сначала, но, увидев сочувствующую улыбку Арсения, ухмыляется в ответ и покидает вагон. Парень чем-то цепляет. За стенами небольшой гостиницы грохочет дождь, разбиваясь каплями о стеклопакеты. На часах за три уже — Арсений третью кружку кофе поглощает. Три разделить на три — по кружке в час, думает — занимательная математика, когда спать нельзя. В такое позднее время в отеле нет никого, кроме уборщицы и нескольких постояльцев, которые спят в своих номерах, и это, наверное, ещё один плюс работать ночью — тебя никто особо не трогает. Но Арсению даже позвонить некому, чтобы ускорить невыносимо долго тянущееся время и не уснуть прямо за стойкой. Мама тоже отдыхает в таком далёком Омске, Серёжа либо снова где-то пьёт, либо отсыпается после пьянок, а любимого человека у Арсения и не было никогда. С теми редкими девушками, которые всё-таки случались на его пути, дальше пары месяцев отношений не заходило никогда, конфеты всякие, цветочки, влюблённость или просто ради переспать. С каждой он расходился, едва начав встречаться, и каждый раз по одной и той же причине. Арсений безразличный почти, потому что ему всё это не особенно нужно, просто для проформы, так сказать; но если бы кто-то попытался разукрасить его жизнь, заставить его улыбнуться по-настоящему, он бы полюбил этого человека непременно. Но тут всё просто: его не ищут, и он никого не ищет. Арсению эта гостиница не то чтобы очень нравится, но наблюдать за рассветами сквозь небольшие, запятнанные следами капель окна на первом этаже — прикольно. Переливы красок на маленьком кусочке неба, видном среди стен двора-колодца — это красиво, и у него от всего этого детский какой-то восторг. В двадцать не горят из-за рассветов, тем более парни, и Арс тоже не горит — нечем — но ему нравится. Потом он бежит на учёбу, попутно повторяя материал, отсиживает законные пары в университете — и по новой, с полным равнодушием, пока вокруг него вертится жизнь, пока люди сменяются людьми, меняются время суток другим, и времена года. Тем утром восход особенный, красит облака в пастельно-розовый, как волосы того парня из метро, который появился и бесследно исчез всего за несколько секунд, но почему-то крепко засел в голове у Арсения. Он был уверен, что это всё забудется; просто туман нашёл — рассеется, а этого паренька он и не увидит больше никогда. Но Вселенная шутит по-всякому, зло или добро, и кидает шансы, как спички, прямо под нос, в самом что ни на есть буквальном смысле. Лишь бы не потратили просто так.***
Идея заехать домой перед парами оказывается не самой удачной. Арсений в спешке задевает людей, которые в час пик стремятся кто куда и путаются под ногами — бесит. Он бежит по прохладным мокрым после недавнего дождя улицам, но, запоздало взглянув на часы, понимает, что на первую пару он уже не успеет в любом случае. В первый раз за все два с хвостиком Матвиенко курса с ним такое — просто не успеть приехать на занятия. Но деваться всё равно уже некуда, поэтому Арсений спокойно бредёт до дома прогулочной походкой, поднимается на седьмой этаж по лестнице, а не на лифте, который отчего-то именно сегодня сломан. И спотыкается о чьи-то ноги на полу у своей двери. Попов отскакивает тут же и оглядывается на номер квартиры, убеждаясь, что не перепутал по случайности этаж. Прислонившись к двери, на коврике сидит тот самый парень из метро, с непониманием поглядывающий на него. В его выражении лица сразу всё: смятение, растерянность и опаска даже какая-то. На секунду Арсению кажется, что радужки у него светятся зелёным цветом, именно светятся, как лампочка, но стоит Попову моргнуть, и наваждение как рукой снимает. За эти секунды парнишка успевает вскочить на свои длинные ноги и подхватить с пола спортивную сумку, набитую до отказа. — Э-э-э, — тянет он, почесав затылок. — П-прости, я просто… Меня из квартиры выгнали. Я напился, а куда пришёл, не знаю. — Светлановский, сто семь, — ответил машинально Арс. — Меня Арсений зовут, — добавляет он и протягивает ему руку. — А-антон, — говорит скомкано парень, явно удивлённый таким продолжением беседы, и пожимает его ладонь. — Говоришь, из квартиры выгнали? — продолжает Попов и тут замечает татуировку на шее, проглядывающую из-под тонкой джинсовки. Россыпь звёзд в неизвестном ему созвездии, связанных тонкими нитями между собой. На бледной коже этот рисунок сильно заметен, хоть большая его часть уходит на плечи, что скрыты курткой. Арсений стоит и любопытно разглядывает татуировку — настолько она красива, пускай и не видна почти под одеждой — что-то иное, не как у всех. Он тянется неосознанно пальцами к чужой шее, чтобы рассмотреть получше, но его руку перехватывает Антон. — Не стоит. — Прости, — приходит в себя Арсений. — Не знаю, что на меня нашло. Красивая штука, — добавляет он невпопад. — Я хотел сказать, что у меня комната есть свободная, могу сдать на время. Там обычно мой друг живёт, но он по обмену в Финку уехал, вернётся к Новому Году только. Так что… Что подталкивает его на такое необдуманное решение, он не понимает. Просто говорит и всё, а слова, как говорится, не воробьи, вылетели — не поймаешь, да и почему-то не особо хочется; кукуха летает, что же тут поделаешь. Что-то удивительно цепляющее, помимо волос и рисунка на шее, в этом Антоне есть, будоражащее почти. Тот улыбается, обрадованный предложением, и хлопает Арса по плечу, рассыпаясь в благодарностях. Он сразу становится чуть светлее, и вся мрачность прошедшей ночи уходит с его лица — за исключением, конечно, гримасы боли от резких движений — в сне на полу нет ничего приятного. Арсений впускает его в квартиру, совсем не волнуясь о том, что тот может быть вором или насильником, потому что такой человек, вопреки здравому смыслу, не может быть кем-то злым. Почему Арсению так кажется - вопрос хороший. Наивняк, детский сад. Арсений в подкорке всегда знал, что за его смирение с рутиной ему воздастся когда-нибудь, но уж точно не мог предположить, что этим «когда-нибудь» станет именно тот день, когда рассвет был по-необычному розовым, утро — чересчур взбалмошным, а новый знакомый, который спал у его дверей, станет ему, может, хорошим другом или даже кем покруче. Вселенная не допускает таких оплошностей - не просто так.