***
Оказалось, что Шастун учится в том же университете, что и Арсений, только если он сам грызёт гранит актёрского искусства, то Антон — будущий режиссёр. С его фантазией и причудами лучшей профессии и не придумаешь. Они едут в метро в тот день вместе. Антон всю дорогу рассказывает свои идеи для фильмов, которые хотел бы осуществить, а Арсений улыбается на все его реплики. Сам он молчит, потому что о его жизни и не скажешь ничего особенного, а актёрское искусство не предполагает под собой особый полёт фантазии. Но удивительно то, что он вообще растягивает губы даже в лёгкой ухмылке. В последние несколько дней Арсений улыбался больше обычного, отчего у него уже сводило челюсть. Возможно, в его жизненном постоянстве именно такого человека и не хватало — улыбчивого, разговорчивого, впечатлительного до умиления, чтобы он зажёг внутри у Попова искру, некогда горевшую и давно потухшую в рутине. — Нет, ты прикинь, как круто будет! Он выбегает из-за угла и видит только силуэты, безликие, пустые. Винкс смотрел? Помнишь, там во втором сезоне были сёстры такие серые, страшненькие, забыл, как их зовут. Так вот, такие же, но без глаз вообще, даже без глазниц. Смотрят на него своими серыми лицами, будто видят, а он цепенеет, роняет пистолет и видит среди безликих жену свою, вот, — тараторит без остановки Шастун, — чувствует, что она, а фигура своими пальцами тянется к нему, а они у неё корявые, страшненькие, прямо до мерзости, чтобы все в кинозале плевались, а герой сделать-то ничего не может, вот и стоит. Глаза вылупит, вытаращит и не шевелится, не шевелится… А потом — хвать! И ему по горлу полоснули, кровь в смеси с этой жижецей течёт, и всем фигово. А он просыпается на поле, видит ворота. Думает, рай, а там — хобаца! Ад, — хихикает Антон и продолжает оживлённо рассказывать свою идею. — Ну и он в котле там варится, все дела. Арсений задаётся вопросом, откуда Шастун вообще так детально знает давнишний девчачий мультик и хохочет скорее из-за его интонации и эмоций, таких ярких и искренних. Тот даже скрывать их не пытается, бескомплексный человек, а только забавно тараторит, запутывая Попова; тот теряет нить событий где-то на словах «без глазниц». Но смешок сам как-то вырывается вместе с едва слышимыми словами: «Ну ты и выдумщик, барин», — на что Антон лишь пожимает плечами и ухмыляется, мол, как иначе. — Выходить нам на следующей, — говорит уже более внятно Арсений и принимается протискиваться между людьми с кряхтением и писком, направляясь к выходу. «Капец, ты дед», — прилетает ему в спину, и он старается сдержать смешок, выдав звук похожий на хруст принтера, зажевавшего бумагу. Антон своей высокой фигурой, возвышавшейся над большинством, чуть не давит пару бабушек, которым незнамо что понадобилось в метро ранним утром; но они всё-таки вылезают из душного вагона и двигаются средь толпы к эскалатору. У входа в университет Антон спешно прощается и исчезает в толпе. Мир возвращает себе привычные для Арсения краски — серый с ярким солнечным пятном на небе, от которого болят глаза. Целый день до Арсения никому не докричаться, он всё думает о новом соседе, вернее, ищет объяснение необдуманному решению впустить его в свой дом. Он никогда не был безумцем, но тут ему словно разум затмило, и вот он, кажется, даже чувствует себя лучше. С появлением этого парня в его квартире всё становится чуточку живее, появляются разбросанные по полу кольца и браслеты, а ещё мешок кошачьего корма в коридоре. Точнее, корм есть, а кота нет. Арсений даже думает понаблюдать, не ест ли Шастун его, а то мало ли, он какой-нибудь человеческий котёныш. Или оборотень. На обратном пути он едет один и снова разглядывает людей в метро. Они все выглядят замученными и выдохшимися; кто-то дремлет, откинув голову на стекло, кто-то листает газету или читает, но невооружённым взглядом видно то, что все они тут — талая тень тех, кем некогда были: молодыми и бодрыми, а теперь засыпают в питерской подземке. В такие минуты Арсению становится особенно грустно от понимания, что он стал таким же. Такой вот меланхолик. Вспоминает себя ещё ребёнком, который грезил о сцене и слёзно доказывал матери, что лучше призвания ему и не придумаешь, а теперь все эмоции оставляет в стенах института, как самые лучшие актёры. Но не в этом ли суть всего его обучения? Парень думает, откуда у Шастуна столько энергии, чтобы быть таким беззаботным и болтать о безделицах. Точно какое-то волшебство.***
Арсений не заядлый курильщик, но иногда позволяет себе парочку сигарет, стоя на балконе, бережно и аккуратно зажимает их между пальцев. Вечером того же дня, он, опершись руками на холодные перила, разглядывает округу от нечего делать. Скользит взглядом по окнам, где горит свет, рассматривает рекламу каких-то скидок на билборде неподалёку. Звёзд на небе больно много, а обычно и десятка не сосчитаешь. К слову, созвездие на шее соседа он так и не рассмотрел целиком, хотя очень хочет; но рисунок на бледной коже тот тщательно скрывал под футболками и толстовками, не дав возможности разглядеть её посторонним. Татуировка явно не по пьяни сделана была, с таким трепетом он её не бережёт. Шастун именно охраняет её, как страшную тайну. Нет, всякое, конечно, возможно. Может, у него на скрытой части плеча Ротару набита? Арсений смеётся тихо от своих мыслей. Его просто жрёт интерес изнутри, потому что слишком загадочный этот Антон. Мало кто откажется прыгнуть в какой-нибудь портал, который таит в себе много приключений. Так сказать, слабоумие и отвага. Вот Арсений и прыгнул. — Привет, — раздаётся за его спиной ближе к полуночи. Арсений около получаса на балконе простоял, накинув на себя тонкую куртку. Он не услышал, как в квартиру вплыл Антон, так тихо тот закрыл за собой дверь. В отличие от Арса, Шастун курил постоянно, разбавляя типичный образ мечтателя: без вредных привычек, зато с огромными песочными замками. Шастун вытянул сигарету из кармана и, вставив её меж губ, стал агрессивно щёлкать пальцами у её кончика, как будто невидимой зажигалкой. За этим всем с удивлённым видом наблюдал Попов, а потом кашлянул, привлекая внимание парня. — Фто? — не выпуская сигарету из губ, спрашивает Антон, а потом выдаёт: — Блять, — и уронил-таки её. Арсений усмехается и протягивает свою пачку и зажигалку. — Спасибо, — говорит тихо Антон и бросает взгляд на небосвод. Шастун явно ждёт, что Арсений начнёт спрашивать о его психическом здоровье, но тот не начинает и даже не собирается. Всякое с людьми бывает. Антон жадно дышит прохладным воздухом между затяжками, а Арсений пристально разглядывает его, будто может что-то новое увидеть. Его взгляд перехватывает Шастун, в немом вопросе вскинув брови. Арсений отводит глаза и усмехается шкодливо, словно пойманный за пакостью школьник. — Чего ты? — с театральным возмущением спрашивает Антон. — Да так. Думаю, как умудрился тебя в свою хату впустить. — А что, плохо? — Нет, просто мне такое не свойственно, — он неловко чешет нос. — Да вообще никому адекватному не свойственно. Я к новым людям не очень. - А я-то как не очень, — тихо раздаётся сбоку. Антон уходит спустя минут пять, кинув бычок в пепельницу. Арсений остаётся один под осенним ветром, который трепет его непослушную чёлку. Если говорить честно, Арсений такому резкому повороту в жизни, как бы он ни держался за стабильность, даже рад, а то совсем тухло. Тем более, из Антона вышла бы неплохая хозяюшка, потому что Арсений готовить не умеет от слова совсем. Чем это всё обернётся, он не представляет и представлять не хочет особо. Никогда не знаешь, что дальше. Попов отмахивается от этих мыслей, возвращается на кухню, чтобы налить себе чай, и садится за просмотр какого-то бестолкового сериала. Вскоре к нему приходит Антон и садится на соседнюю табуретку. Так и сидят несколько часов перед экраном ноутбука. Завтра обоим на учёбу, на которую они решают ездить вместе, потому что уж всяко лучше вдвоём, чтобы не засыпать на ходу; они сидят на тёмной кухне и, не выключая титры, бурно обсуждают вторую серию. А потом разбредаются по комнатам, потому что, четыре часа сна — тоже сон, как говорит загадочный и по-своему великий Антон Шастун, прежде чем скрыться за дверью спальни.***
— Чего не спишь? — спрашивает Арсений, когда заходит на кухню около трёх ночи. Антон сидит на табуретке, откинувшись на холодильник, и разглядывает дома напротив. Весь город видит уже не то что десятый, а сотый сон, а Антон редко ложится раньше четырёх, то за работой сидя по ночам, то просиживая часы в социальных сетях. В его пальцах тлеет сигарета. Он стряхивает пепел на бледную кожу, но парень даже не дёргается от жжения и неприятных ощущений, как будто не чувствует их вовсе, иногда затягивается и продолжает неотрывно смотреть в окно. Арсению сложно было разглядеть что-то в темноте, но вскоре глаза привыкли. На задумчивое лицо Шастуна падает лунный свет, затуманенный облаками, а его глаза снова словно светятся, но совсем неярко, как угли от костра, которые вот-вот должны угаснуть. Арс уже не обращает внимание на эту маленькую его особенность. Ему даже нравится мысль о том, что в Антоне живёт какое-то волшебство, из-за которого у него сверкают радужки. Арс залпом выпивает стакан воды и поворачивается к юноше, который не шевелится совсем, выглядит под луной фарфоровой статуей. Он сидит в привычной мешковатой майке и штанах, и Арсений наконец может разглядеть продолжение татуировки. Звёзды переплетаются тёмными нитями в незамысловатых узорах на его плече и даже заползают на спину, грудь и ключицы. Антон тушит сигарету и трёт рисунок. — Почему звёзды? — вдруг спрашивает Арс, с ухмылкой глядя на Шастуна. — А! — вздрагивает тот. — Я тебя не заметил, прости. Не знаю, просто звёзды и всё. Захотелось набить два года назад, вот и появилось это. И тут взгляд Арсения, всё это время спокойно скользивший по худому телу, цепляется за выпуклые шрамы на груди в виде таких же звёзд, какие были в его татуировке. Попов опускается на корточки рядом с насторожившимся Антоном и смотрит ему в глаза. В них становится заметным беспокойство, когда пальцы Арсения снова тянутся к рисунку и шрамам. Взгляд Шастуна мечется по его лицу и рукам, просит будто перестать. — Можно? — спрашивает Арс тихонько, кивком указав на шрамы. Антон качает головой. Нельзя. Почему Арса так тянет коснуться незамысловатой татуировки, он ответить не может. Его словно магнитит. Он вспомнил один из тупых подкатов Серёги. " — Девушка, а у вас нога не железная? А то меня к вам тянет как магнитом». Причём действенность метода Матвиенко тот доказал на одной симпатичной шатенке, с которой Армян ушёл домой тем вечером. Арс садится на свободную табуретку рядом. Меньше всего он сейчас хочет лезть в чужую жизнь, чтобы Антон не понял его неправильно. Не хочет неловкости и недомолвок. За две недели Арсений к Антону привыкает. Они проводят вечера за тем сериалом про какую-то очередную избранную, сидя на жёстких стульях, курят на балконе, стоять на котором с каждым днём становится всё холоднее. Шастун заворачивается в свитера и куртки, потому что очень чувствителен к холоду, а Попов продолжает шарахаться там в одной футболке. Они ничего друг о друге не знают и не спрашивают, ни о прошлом, ни о будущем. Разговоры у них были простые, непринуждённые; Антон болтает по поводу и без, Арсений иногда добавляет что-то своё. У каждого своя жизнь, которой нет желания делиться, но их пути причудливым образом сошлись в этой квартире. Антон раз в неделю уходит куда-то, но Арсению всё равно, у него и своих дел полно. Тем более, он ему не парень, чтобы запрещать, не возлюбленный, чтобы ревновать, и даже не друг, чтобы интересоваться. Какие там друзья? Арсений закуривает тоже, даже не встаёт к окну. Почему бы не начать разрушать собственные рамки? Он тут хозяин, и не ему себя по попе бить за прокуренные комнаты. Он просто выдыхает дым в воздух и думает об Антоне. Незнамо зачем думает, но как ни старается себя отвлечь на другие мысли, они всё равно спешно возвращаются к Шастуну. — Расскажешь о себе чего-нибудь? — вдруг подает голос Шаст. — Зачем? — Ну, живём, вроде как, вместе… То есть рядом, ну, ты понял, — отвечает парень. — Да обо мне ничего и не скажешь. Учился в Омске, поступил в Питер, живу тут третий год. Есть друг, который давно забил пытаться меня растормошить. Я же человек совсем не улыбчивый, трудный на подъём. Не знаю, — скомкано заканчивает Арс, стряхнув пепел с сигареты. — Что? Ты-то неулыбчивый? Не гони, а, — протестует Шастун. — Да ты светишься из раза в раз, когда я шучу или рассказываю чего. Ты как будто бы всему миру рад. Арсений с усмешкой оборачивается к нему. Это действительно смешно слышать, потому как от людей он всегда получает отзывы вроде «необщительный, серый и хмурый», но точно не «солнце». — Я не солнце, Тох, я луна. Она отражает свет этого солнца. Ты рядом просто поселился, мне перестало быть скучно в двушке одному. Как-то раньше не задумывался о соседях ещё, но хотя бы не жалею. Стас постоянно в разъездах, непонятно даже, за что платит, — Арсений усмехается, а потом делает затяжку, устремив взгляд в потолок. — Оу, ну… Спасибо, что ли, — мнётся Антон, потирая затылок. Арсений от его жестов бодрых кайф получает. Так забавно было смотреть на то, как он в смятении отводит глаза и постоянно не знает, куда деть свои длинные руки, то и дело складывая их на груди или теребя кольца на пальцах. Антон Шастун был до крайности необычным, и все его черты совсем не укладываются в голове у Арсения, привыкшего к одинаковым людям. Нет, конечно, в метро всякие фрики ездят, да и на улицах много «неординарной» молодёжи, но у Антона эти особенности какие-то другие, менее изощрённые и показушные, и это рушит все стереотипы внутри у Попова. Да, на самом деле, всё рушит: стену из скуки и обременённости собственной жизнью, его одиночество по вечерам, потому что ему не хватает не то чтобы друга (он у Арсения и так есть, только какой-то неправильный), ему не хватет слушателя и собеседника. И в Антоне он всё это нашёл, поэтому ему было с ним комфортно. — Давай лучше о себе расскажи, — говорит Арс. — Ладно, — с грустной ухмылкой произнёс Антон. — Рос у бабушки, она в Воронеже живёт. Мечтал стать космонавтом в детстве. Оттуда и звёзды. Увлёкся фильмами, парочку короткометражек даже снял. Если захочешь, покажу как-нибудь. Потом переехал в Питер, покрасил волосы на спор после первой же общажной вечеринки, — парень произносит это на одном дыхании, как отрепетированную много раз речь. — Из общаги в итоге съехал с большим трудом, но волосы понравились. Это, вроде как, протест обществу. — Протест обществу? — переспрашивает заинтересованно Попов. — Да. Быть, кем хочешь, с какими угодно татушками и цветами волос, — отвечает Антон, кивнув для уверенности. — Круто, — хмыкнул Арс. — А пирсинг хочешь? Антон часто кивает, не поднимая глаз. Арсений видит, как закрывается парень, когда речь заходит о нём, хотя мог часами говорить о фильмах, космосе, книгах и волшебстве. Последнее он особенно любил, прямо загорается идеей магии, много рассказывает про это, и Попов слушает, хотя вовсе не любил такое. Он впитывает всё, что своим задорным голосом говорил парнишка. Арсений любил смотреть ему в глаза, ища дорогу туда, где ему нет места — в тайны парня. Он их хранил порядочное количество — Арс прекрасно это понимает, когда тот не мастерски совершенно уходит от многих тем. Арсений к Шастуну привязывается понемногу, и с небольшой опаской относится к этому чувству. Попову не нравится зависеть от другого человека, ведь в таком случае ни в чём нельзя быть уверенным. Привязанность — это всегда связь, будь то дружеская или любовная. Арсений был горд и одинок, у него не было больше двух друзей и отношений дольше двух месяцев, потому что все эти вещи, они не для него. С Антоном эта боязнь немного поугасла. — Собираюсь делать в ближайшее время, только денег нет пока. А ты, неужели не хочется отойти от привычного? — спрашивает несмело парень. — Нет, это всё не моё. Безумцам необходимы перемены, сумасшедшим, в самом хорошем смысле этого слова. Но я не тот и не другой. Я обычный, — честно отвечает Арсений, задумчиво взглянув на сигарету, почти сожженную до фильтра. — Так что же мешает?.. — произносит Шастун. — Привычка мешает. Я привык быть таким. Зона комфорта, знаешь? — Так чё я здесь, а не на улице, если одиночество и обыденность — твоя зона комфорта? — проговорил с едкой усмешкой Антон. — Потому что ты становишься частью этого комфорта, — отмахивается Арсений. - А ещё потому что я, видимо, ёбнулся. Но ты интересный и яркий, вот почему. — А с чего оно тебя должно волновать? Хочешь сделать что-то — сделай, — с укоризной отвечает тот. — Покрась волосы в фиолетовый или в зелёный, купи себе кольцо с опетом, розовую куртку, набей бабочек на спине! Ты же можешь, Арс, ты просто боишься отклониться от нулевого меридиана. Да и вообще, причём тут я? — Только вот не надо мне нотаций, окей? Это ты у нас такой смелый, — говорит Арсений немного раздражённо, и Антон вздыхает тяжело. — Да даже если боюсь, что с того? — Эх, Арсений… Безумец тут не я. Всё это тупо отговорки. Ты сам себе зачем-то придумал рамки, — говорит парень, глядя в пол, — а теперь сам же боишься их разрушить. Арсений ничего не отвечает. Они сидят, глядя в потолок, прежде чем Попов поднимается с места и молча идёт заваривать чай на двоих. Арс даже не спрашивает, хочет ли Шастун, а просто пихает ему чашку в руки. Не только же Антону за него решать. Хотя в чём-то тот, наверное, прав. Действительно, почему бы и нет? Почему бы не фиолетовые волосы? Хотя бы тёмно-фиолетовые, чтобы в зеркале себя узнать. Просто Арсений не создан для всего этого, потому что такие, как Антон, становятся зачастую лишними. — А ты не боишься? — спрашивает кротко Арсений. — А чего мне бояться? Того, что будут порицать? Пусть порицают, мне всё равно. От этого моя жизнь ничуть не поменяется. Самые важные люди всегда будут со мной, — сказав последнюю фразу, он тепло ухмыляется, явно вспомнив кого-то близкого. — Любовь и дружба не должна определяться цветом волос. — Просто… — Арсений замолкает, не договорив. — Что? — Да так. Не важно, — говорит он через полминуты, вздыхает и, поставив пустую кружку в раковину, добавляет: — Я, наверное, спать. А то пять уже доходит. «Если нас не поймут?», — хочет сказать Попов, но почему-то не говорит. Он и правда боится быть непонятым. Ведь простое — оно всегда ясно, как солнце, оно не отрицается людьми. А любое изменение своего рода риск, даже самое маленькое. Ещё одна вещь, которую Арс не любит, это риски. Арсений вообще не любит много чего. — Арс, — зовёт Шастун его, когда Арсений уже скрывается за дверью. — Не хочешь на рассвет посмотреть? Потому что если ты рассветы не полюбишь, то что вообще ты можешь полюбить? — Вообще-то я… и так, вроде, увяз в этом. Речь шла про рассветы, но Арсений не был уверен, что говорил о них, и даже себе не говорит, в чём правда. Антон появился, чтобы Арсения изменить, и если Попов решится на это, то Вселенная всё сделала правильно. Он встаёт у окна, рядом с Антоном, который отрешённо глядит на желтизну на горизонте. А Арсений смотрит не на рассвет. Он впервые действительно верит в то, что его жизнь ещё не настолько запущена и покрыта пылью, чтобы хотя бы не попытаться её менять. Арсений впервые понимает, что парень, который сидит рядом, станет его первой настоящей привязанностью. Не другом, не влюблённостью и точно уж не любовью. Но привязанность зачастую значит намного больше.