твои-мои шутки

— Здравствуйте, Иваизуми-сан, — голос на том конце провода прозвучал слишком неуверенно. — Это Ойкава-сан. Помните, Вы сидели с моим сыном пару недель назад? Хаджиме едва не стукнулся головой об столешницу, рукой шаря по деревянному полу. — Эм… — многозначно протянул он. — Да, помню. — Не могли бы Вы посидеть с ним сегодня? — женщина помолчала пару минут. — Мы уезжаем на приём и… Иваизуми хотелось спросить, почему Ойкава оправдывается и почему её старший сын просто не может остаться со своим братом, но лишь ответил: — Да, конечно. В конце концов ему платили за честный труд, а деньги никогда не бывают лишними. Хаджиме едва не выдохнул с облегчением, когда наконец-то нащупал свою ручку. — Ждём Вас в шесть вечера, — в голосе Ойкавы слышалась улыбка. — До свидания, — непонятно зачем кивнул Иваизуми. Он высунулся из-под парты и занял своё место. Оказалось, что ручка, которая нашлась под столом, была не той ручкой, которую искал студент, но выбирать не приходилось, потому что лекция так и кричала: «Запиши уже хоть слово!» Хаджиме правда не шёл на поводу у людей, вещей и желаний, но речь преподавателя записать стоило лишь для сдачи экзамена. Хотя Яку вот уже десять минут сидел с подозрительно довольным для студента-медика лицом и пялился в экран телефона. Скорее всего, лектор припомнит это ему на практических. Вообще, Мориске был странным. Иваизуми любил повторять это про себя: Мориске был очень странным, потому что он никогда не прикладывал особых усилий для учёбы, заваливал контрольные вместе с Хаджиме, но всё равно умудрялся закрывать сессию на «отлично». А вот кому-то приходилось днями и ночами зубрить и обижать Мистера Годзиллу своим отсутствием, чтобы оставаться на поверхности. Пожалуй, примерно так же, как Годзиллу, Иваизуми любил только свою гитару. Вернее, их было две, как у каждого прилежного рокера. Первая — акустическая — была подарком на какой-то там день рождения от, вроде бы, когда-то важного человека. Она звучала не так хорошо, как могла бы, и всегда была расстроенной, но всё равно оставалась верной подругой в одинокие вечера. А вот с электрогитарой у Хаджиме сложились особые отношения. Он увидел её в один дождливый день, когда только начинал жить с Тетсуро и его тараканами. Она стояла на витрине — прекрасная и сияющая, — и Иваизуми ничего прекраснее с тех пор не видел. Ему пришлось пару месяцев перебиваться кормёжками Куроо и Бокуто и морозиться на улице, не спать ночами, здороваться каждый день с кучей незнакомых людей на работе, чтобы наконец-то встретиться с электрогитарой по-настоящему. А потом появился Яку и жизнь стала как-то проще. Наверное, из-за Мориске Хаджиме наконец-то сдружился с Тетсуро и узнал, что тот, вообще-то, тоже музыкант и круто шутит. А ещё попробовал домашнее овсяное печенье. И Яку был определённо странным. Очень странным, потому что таких куриц-наседок Иваизуми ещё не встречал. Телефон в кармане радостно провибрировал. Эти странные смски приходили уже несколько дней и на самом деле уже начинали досаждать. Хаджиме бы с радостью ответил, если бы был уверен, что ему пишет музыкальный продюсер, но это был явно не он. И Хаджиме не хотел впускать в свою жизнь лишних людей, когда она наконец-то наладилась. Потому что все люди — лишь временное явление, и они уходят, сделав что-то хорошее или плохое. Иваизуми не искал привязанностей, потому что без них у него стало что-то получаться. Прозвенел звонок. Яку тут же сорвался с места и начал поспешно собираться. Наверное, опаздывал на автобус домой, а вот Иваизуми предстояло до шести вечера успеть сделать всю домашнюю работу на понедельник, потому что все выходные были забиты под завязку. В комнате общежития, которую они с Куроо в шутку звали домом, ждал остывший чай с молоком — видимо, заходила Кенма, потому что Тетсуро не пил чай в принципе, но ради Козуме хранил его. Кенма была на год младше и страдала от существования окружающего мира и солнечного света. Они с Куроо были друзьями по переписке, когда Тетсуро ещё жил в соседнем городке где-то неподалёку от Яку. Сейчас они тоже оставались друзьями преимущественно по интернету, потому что Кенма не любила болтать, а Куроо любил, когда Кенма что-то любила. В общем, их отношения были странными, как и всё, что окружало Иваизуми. Хаджиме написал на листочке: «Вымой посуду», — и сел за домашнее задание. Конечно, он ничего не успел до шести, но опаздывать было нельзя, хотя очень хотелось. В автобусе химия отчаянно не хотела учиться, а на улице она просто превратилась в набор символов. Химия была самым капризным и непонятным существом на свете. — Здравствуйте, Ойкава-сан, — Иваизуми почему-то разволновался и неловким движением пригладил волосы. — Здравствуйте, Иваизуми-сан, — женщина учтиво кивнула головой, надевая по пути пальто. — Мы вернёмся ближе к двенадцати. Если что, Такеру покажет, где лежит ужин. Проследите, чтобы он сделал математику, а Тоору… пусть он хотя бы поест. Можно в комнате. Хаджиме кивнул, не понимая, почему Ойкава позволяет своему старшему сыну так себя вести. Такеру сидел в гостиной на своём месте и что-то писал в тетради. Иваизуми присел рядом, заглядывая в открытый учебник. — Мама сказала, что я могу смотреть мультики, если решу три задачи. — Достойная награда, — кивнул студент. — Не уверен, что даже я смогу это решить. — Это вообще никто не может решить. Лучше бы я занимался испанским. — Как ваша бабушка? — Хаджиме почему-то вспомнил ту забавную фразу про лес. — Надеюсь, — послышался знакомый голос из коридора, — вы там не едите мои чипсы! Ну вот, подумаешь о лесе, как найдутся те, кто захочет тебя туда послать. — Иди уже в комнату! — прикрикнул Такеру, не отрываясь от решения. На самом деле этот мальчик поражал Иваизуми своим спокойствием, да и умение концентрироваться у него было отлично развито. Почему-то у самого Хаджиме пропадало и то, и другое, когда он пытался сесть за химию. Шаги в коридоре не затихли, но, видимо, у Тоору были дела поинтереснее, чем донимание младшего брата. Иваизуми вынул из своей сумки, обклеенной разноцветными стикерами (удивительно, как они продержались всю зиму!), свою домашнюю работу, чтобы не отставать от подопечного. Такеру мерно сопел, явно стремясь всё быстрее закончить, чтобы приступить к мультикам, а Хаджиме не смог найти в себе никакой мотивации. — У вас тут что, клуб ботаников? — Тоору опирался плечом об косяк, зажимая в руках кружку с инопланетянами. — Заткнись, — тут же отозвался Такеру, дописывая ответ ко второй задаче. — Сам заткнись, — школьник отошёл от порога и плюхнулся в кресло, каким-то чудом ничего не проливая на себя. — Я, по крайней мере, со своей домашкой уже справился. — Потому что ты реальный ботаник, — мальчик с каменным лицом посмотрел на Хаджиме, а тот даже не знал, стоит ли ему вмешиваться в разговор. — Я не ботаник, я тусовщик! А вот на это Иваизуми лишь фыркнул, потому что человек, который серьёзно спорит со своим младшим братом о том, кто из них больше зубрит, точно не может быть тусовщиком. — Ты вообще молчи, — Тоору отпил что-то из своего бокала. — Предатель. — Я нейтральная сторона, — Хаджиме пожал плечами. — Но я же показал тебе своё буррито! — Видимо, не впечатлил, — засмеялся Такеру. Если бы Иваизуми не знал, что речь идёт о реальном буррито, то он бы тоже рассмеялся. — Моё буррито всех впечатляет! — в сердцах воскликнул Тоору. Точно, он же был невозможным королём драмы. — Твой фальшивый пенал — настоящий отстой, — мальчик показал язык и уткнулся в учебник. — Сам ты отстой! Ойкава обиженно засопел и поднял ноги на кресло, ставя кружку на коленку, но всё же придерживая её рукой. — Самый большой отстой здесь — это учёба, — вздохнул Хаджиме. — Что там у тебя? Может, тебе помочь? — заинтересованно отозвался Тоору. — Ты? Помочь? — Иваизуми снова фыркнул, напоминая себе ежа. — Прости, но химия не для малолеток… и не для взрослых тоже. Пожалуй, самое трудное — последнее — признание было не таким уж и тяжёлым. — Надеюсь, ты понимаешь, что оскорбил мои честь и достоинство, — Ойкава снова сделал глоток невообразимого нечто из бокала. — Нельзя оскорбить то, чего нет, — вставил свои пять копеек Такеру. — Заткнись! — Сам заткнись! — а между тем мальчик уже заканчивал решение третьей задачи. Хаджиме правда поражался его скорости. Видимо, в этой комнате все действительно были ботаниками. Ну, кроме Иваизуми. Он вообще не был уверен, что у него функционировал мозг. — Вы всегда так ругаетесь? — деликатно уточнил музыкант. — Только когда пересекаемся, — ядовито ответил Тоору, как будто он на самом деле ненавидел своего младшего брата. — А в остальное время мы прекрасно уживаемся. Хаджиме хотелось сказать какую-нибудь ерунду в стиле «ну вы же родственники и должны ладить», но он понимал, как это глупо звучит, поэтому решил промолчать. Молчание всегда было лучшим выходом из неудобных ситуаций. — Настало время «Охотников за привидениями», — Такеру с удовольствием отодвинул надоевшую домашнюю работу и положил ноги на журнальный столик. — Ты хотел сказать: «Настоящих охотников за привидениями»? — Тоору с неясным садизмом посмотрел на брата. — Я хотел сказать: «Иди в свою комнату», — но тот был закалён не одним годом совместного проживания. — Cómprate un bosque y ¡piérdete en él, — Ойкава встал с кресла и поплёлся в коридор. — Да это единственное, что ты знаешь на испанском! — выкрикнул Такеру под начало всем знакомой песни. — Потому что я не ботаник! — Заткнись! — Сам заткнись! Иваизуми сидел с каменным выражением лица и не знал, что ему делать. Что вообще люди делают, когда при них ругаются малознакомые члены одной семьи? Хаджиме решил погуглить, потому что гугл понимал в сложившейся ситуации гораздо больше, чем он сам. — Эм, — наконец-то выдавил из себя нянька, прочитав статью в психологическом интернет-журнале и ничего особого не поняв, — наверное, надо пойти и поговорить с ним? — Скажите ему, что он придурок, — Такеру пожал плечами. Вообще, почему-то младший Ойкава казался более взрослым, чем старший, и Хаджиме на деле его побаивался. — А где его комната? — спросил Иваизуми уже на пороге. — В конце коридора. Там ещё будет табличка «Не входить», но можно не стучаться. На экране Лизун в очередной раз уплетал шоколад и наслаждался жизнью. Если существование привидений можно было назвать жизнью. Комната Тоору нашлась быстро. И на двери действительно висела цветная самодельная табличка, о которой говорил Такеру. Хаджиме постучал три раза, даже не понимая, какую цель он преследует. Просто музыкант ненавидел ссоры? Пожалуй. — Тоору? — Иваизуми вздохнул. Дверь приоткрылась и в проёме показалась голова сонного Ойкавы. Он по-прежнему был выше на пару сантиметров. — О, папочка, — съязвил подросток. Вау, почему же Гад запомнил эту шутку из всех? — Сыночек, — саркастически ответил Хаджиме, — почему ты ругаешься с другим моим сыночком? — Я так и знал, что ты совращаешь Такеру, — Тоору фыркнул от смеха. На его правой щеке появилась едва заметная ямочка, которой не было видно раньше. — Инцест — дело семейное, — пожал плечами Иваизуми. — Я могу войти? — Не в меня. — А в твою комнату? — Тем более, — Ойкава повернул голову и оглядел свои владения. — Мы можем посидеть на кухне, если хочешь поговорить. — Ладно, — на самом деле Хаджиме не хотел с ним разговаривать. Вернее, хотел, но не то чтобы. — Сделай мне какао. По моему рецепту. — Хорошо, — Иваизуми кивнул и, как заведённый солдатик, поплёлся в знакомую кухню, по пути заглянув в гостиную. Реальные охотники за привидениями успешно справлялись с миссиями, а Лизун — с черничным пирогом. Такеру выглядел донельзя довольным. Кружка с инопланетянами одиноко стояла на столе. На её дне медленно остывало какао, поэтому Хаджиме пришлось для начала хорошенько вымыть бокал. Он надеялся, что так же хорошо Куроо справлялся дома со своей посудой, потому что если несостоявшийся наркоман этого не делает, то у него будут большие проблемы от состоявшегося папочки-Иваизуми. — Ты не успел, — Тоору снова опирался плечом о косяк. Видимо, это была его любимая поза. — Твоя чашка была грязной. — Но не такой грязной, как твои сны обо мне. Хаджиме закатил глаза и, если честно, вообще не хотел их выкатывать обратно, потому что так он не видел собеседника. — Ну ладно, я приготовлю тебе какао в другой кружке, — сдался Иваизуми, вытирая руки о джинсы. — Но я хочу какао в моей кружке, — Ойкава всё ещё стоял на входе. — Ладно-ладно. Подай мне молока. — Не хочу. — В смысле «не хочу»? — Хаджиме поставил бокал на стол и всё же сам вынул бутылку из холодильника. — Я думал, что ты извиняешься, — Тоору наблюдал за действиями собеседника, не отводя от него внимательного взгляда, и это начинало сильно нервировать. Ойкава был из тех людей, которые могут и умеют морально давить. — За что? — Ты не отвечал на мои сообщения. — Какие сообщения? — Иваизуми включил микроволновку. — Которые я тебе писал, — Тоору скрестил руки на груди. — Я там пытался быть милым. Выходит, всё эту неделю именно Ойкава доставал его всякими «Привет, Ива-чанами»? Хотелось смеяться от неловкости. — Откуда у тебя мой номер? — вышло лишь нахмуриться. — Я взял его у Мару, — Тоору не выглядел пойманным, хотя должен был. — Ты знаешь, что нельзя незаконно добывать чужие номера? — Хаджиме насыпал три ложки какао в нагретое молоко. — Но ты так и не написал мне, — Ойкава не двигался. — Я, вообще-то, ждал. — Это не повод доставать номер без моего согласия. Тоору закатил глаза и сел за стол напротив Хаджиме. — Ты съедаешь мои чипсы, а потом не пишешь мне, — это звучало, как обвинение. Наткнувшись на серьёзный взгляд светло-карих глаз, Иваизуми понял, что это и было обвинением. А ещё он осознал, что не может по-настоящему разозлиться, хотя он ненавидел людей, которые посягали на личное пространство других. Ойкава забрал своё какао и, поднеся его к губам, тут же скривился: — Слишком горячее. — Как я, — Хаджиме почесал нос. Он, вообще-то, даже не хотел шутить. — Смешно, — сказал Тоору подчёркнуто холодно, как будто бил снегом по щекам. — Вообще-то, я хотел сказать, что препираться с Такеру — не очень хорошо, — Иваизуми, конечно, знал, что этот разговор будет максимально глупым, но он не подозревал до какой степени. — Вау, нянька, семейный психолог и совратитель малолеток, — Ойкава всё же пил какао, хотя поминутно дул на него в попытках остудить. — Я поражён. — То есть… он же маленький? У тебя должна быть ответственность перед ним. — Бла-бла-бла, — Тоору отставил бокал и подтянул коленку к подбородку. У него были смешные спортивные штаны с маленькой дыркой в форме монстра. — И ты должен быть для него примером. — Ты хоть сам веришь в то, что говоришь? — Ойкава поправил грязную чёлку, откидывая её с тёмных бровей. — Не особо, — замялся Иваизуми, будто его поймали на чём-то серьёзном. Не стоило начинать этот разговор, потому что на самом деле Хаджиме не был уверен в собственных словах. В любом случае, гугл оказался не лучшим помощником. Или все психологические штучки просто-напросто не работали. — Хочешь, мы посмотрим что-нибудь? — Тоору кивнул на телевизор в углу. — Тут есть видеомагнитофон и старые кассеты. Ещё от мамы. — Ладно. Они сели прямо на пол возле небольшой тумбочки, на которой стояли ваза с цветами, телевизор и электронные часы. Кассет в ней оказалось не так уж и много — около десяти. Все старые, с потёртыми обложками. Иваизуми это нравилось. — Как будто машина времени, да? — Ойкава провёл пальцем по краешку. — Ты умеешь обращаться с этой штукой? — Хаджиме посмотрел на видеомагнитофон. Он такие видел только у отца в подвале. — Ну конечно. — Я восхищён. — Без сарказма? — Может быть, — Иваизуми улыбнулся. — Все ботаники хорошо разбираются в технике? — Такеру — точно нет, — Ойкава гордо хмыкнул, вставляя кассету. — Ему всего… не знаю… одиннадцать? — их лица осветил голубой экран, сменившийся чёрной бездной. — Десять. Ты делаешь нам какао, а я принесу плед и подушки, — Тоору вскочил с места, воодушевлённый предстоящим показом. — Ты можешь бесконечно его пить, да? — Хаджиме тоже поднялся с пола. — В моих жилах течёт шоколадное молоко, ха! Ойкава впервые за весь этот вечер искренне улыбнулся. И Иваизуми вспомнил, почему не мог по-настоящему злиться на этого глупого ботаника и любителя буррито. Наверное, если бы Хаджиме обладал такой же улыбкой, то ему платили бы в два раза больше. Ну или если бы Иваизуми шутил, например, про мексиканскую кухню, но это вряд ли. Нет. Точно без вариантов. Никаких шуток про еду и мексиканцев. — Прекрасный семейный просмотр, — Ойкава уже расстилал два пледа около телевизора и выстраивал что-то вроде крепости из подушек в зелёных наволочках. — Какого бога я должен благодарить за такого чудесного сына, как ты? — иронично поинтересовался Хаджиме, вынимая из тумбочки стакан. — Нет, Ива-чан! — тут же воскликнул Тоору. — Твой бокал — со «Звёздными войнами». — Окей, — Иваизуми залил какао горячим молоком. — По твоему рецепту? — Ойкава прилёг на подушку, ожидая своего напитка. — Для разнообразия, — музыкант сел на мягкий плед с бежевыми розами. — Напомни мне, что я должен накормить вас ужином. — В топку ужины, — Тоору усмехнулся. — Они не для тусовщиков. Выходит, в последние полгода Хаджиме только и делал, что развлекался на вечеринках. Желудок пытался грустно проурчать в знак согласия, но его заглушил закадровый голос. Ойкава сидел, сгорбившись и подняв колени к подбородку. У него были чуть смуглые руки с видимыми сизыми венами и выступающими костяшками. Иваизуми мысленно подбирал ему гитару: легкую, акустическую, очень звучную, чтобы петь какие-нибудь странные песни. Наверное, если эта семья пригласит студента на ещё один вечер, то он принесёт с собой гитару и покажет Тоору пару аккордов. В конце концов, все тусовщики должны уметь играть свои тусовочные песни. — Тысячу лет не смотрел «Джуманжи», — Хаджиме чуть улыбнулся, наблюдая за Робби Уильямсом на экране. Ойкава время от времени постукивал себя указательным пальцем по голени и смешно морщился. Не то чтобы Иваизуми наблюдал. Просто это само бросалось в глаза. — Я тоже, — кассета местами заедала, но это не раздражало. Иваизуми чувствовал непонятное тепло, будто впервые за несколько лет оказался дома. Плед, какао, подушки, Джуманджи, Тоору. Но дело было не в этом. Просто Хаджиме было спокойно, и он сильно скучал по этому чувству. — Ты бы сыграл в эту игру? — спросил Ойкава, когда он заставил Иваизуми сделать какао прямо посреди фильма. — Наверное, почему бы не рискнуть. А ты? — секунды таяли на циферблате микроволновки. — Возможность пережить столько приключений и вернуться к тому, с чего всё начиналось… заманчиво, — Тоору смотрел в бежевый потолок комнаты. — Иногда я забываю, как выглядят звёзды. — Не хочу тебя расстраивать, но, — Хаджиме вздохнул, — на тебе сейчас футболка с космическим принтом. — Не осуждай мой вкус! — Даже не думал, — Иваизуми поставил два бокала около подушек и сел на своё полуостывшее место. — Тебе нравится космос? — Ойкава принял прежнее положение и посмотрел собеседнику в глаза. Стало немного неловко. Хаджиме вообще не нравилось, когда ему заглядывали в лицо. Он чувствовал себя так, будто должен сказать что-то, чтобы понравиться другим, но он никогда и никому не хотел нравиться. — Ну, космос большой и пугающий, — Иваизуми пожал плечами. — И всё? — Тоору пододвинулся ближе. — Там много звёзд и всяких непонятных штук, — Хаджиме чувствовал, что краснел и хмурился, потому что он не знал каких-то невероятных или очень умных вещей, да и не был кем-то невероятным и умным. — Тебе не нравится космос, — Ойкава поджал губы. — Я этого не… — Но это поправимо, — Тоору зачем-то кивнул, как кивают врачи, когда хотят вселить в пациента надежду. Фильм продолжался, и они всё это время сидели в молчании. Титры разрезали экран белой линией. Иваизуми моргнул и увидел, что Ойкава уже лежит на подушке и бездумно смотрит в потолок, как будто на нём происходило что-то интересное. Вроде зарождения жизни. Молчащий Тоору нравился Хаджиме намного больше, но на самом деле он пугал, когда ничего не говорил: будто воздух становился тяжелее, а сам король драмы — на несколько лет старше. — Иди и позови Такеру к ужину, — Иваизуми поднялся с нагретого места. — Но сначала убери одеяла в комнату. — Ты что, моя мамочка, Ива-чан? — Ойкава закатил глаза, но стал поспешно собираться. — Папочка, — Хаджиме фыркнул и сложил руки на груди, прячась от неловкости. — И мне, вообще-то, за это платят. — Точно. Я и забыл. В холодильнике оказалась кастрюля с небольшим оранжевым стикером на крышке, на котором было написано «Ужин». Ужином оказалась непонятная жидкость, пахнущая рыбой. Иваизуми пожал плечами и поставил еду греться. Очень хотелось есть, да и какао, который он пил с Ойкавой, разогрело аппетит. Хаджиме достал телефон и увидел сообщение от Тетстуро — тот ненавидел писать СМС, но иногда на него находило: «Я не смог оттереть от твоей тарелки какую-то оранжевую бурду». Этой оранжевой бурдой когда-то были спагетти в соусе, который Сугавара подсунул Иваизуми во время смены на работе. — Этот суп воняет на весь дом, — послышался голос Тоору из коридора, и Хаджиме дёрнулся. Чуть не ошпаривая руки, он схватился за ручки кастрюли. — Подложи полотенце, — скомандовал нянька, когда подросток вошёл на кухню. Такеру, не отставая от старшего брата, достал из тумбочки три тарелки и три ложки. Иваизуми невольно вспомнил, как он раньше помогал маме на кухне, когда та готовила что-нибудь вкусное, и как отец ворчал, что им нужно было родить для таких дел девочку. Хаджиме невольно сжал ручки кастрюли от неприятного воспоминания. — Я не буду это есть, — тут же сказал Тоору, когда они сели за стол. — Ну так иди в свою комнату, — Такеру терпеливо дожидался своей порции. — Сам иди, — огрызнулся старший отодвигая от себя тарелку. — Заткнись. — Сам заткнись. Хаджиме разлил тёплый суп и теперь мог со спокойной душой поужинать. Такеру под боком интенсивно жевал рыбу, и Иваизуми пытался сосредоточиться, чтобы, если в ней окажутся кости и мальчик подавится, быть наготове. Иногда он казался себе параноиком. — Ты так и будешь сидеть с кислой миной? Тоору сидел напротив них и сверлил взглядом кастрюлю. — Если тебе что-то не нравится, — Ойкава сложил пальцы замком и и притянул руки к лицу, — то иди в свою комнату. Такеру деликатно промолчал. Иваизуми тайком взглянул на подростка. Он не понимал, что произошло буквально за несколько минут: они смотрели фильм и были довольны всем, а теперь на Тоору не было лица. — Ты можешь взять что-нибудь из холодильника, — осторожно сказал Хаджиме. — Ну спасибо, что разрешаешь мне поесть в моём же доме, — Ойкава нахмурился и продолжил сидеть. Наверное, стоило что-то ответить, но Иваизуми решил промолчать, чтобы избежать ссоры. Через пару минут, когда суп был съеден, а чайник нагревался, Тоору вдруг встал с места и куда-то ушёл. Хаджиме успел кинуть ему вслед только короткий взгляд. — Он всегда такой, — Такеру чувствовал ту же неловкость. — Сначала у него нормальное настроение, а потом начинается. — Понятно, — Иваизуми кивнул, подойдя к холодильнику. — Твоя мама разрешает тебе есть шоколад на ночь? — Моя мама разрешает мне всё. Конечно, его мама не разрешала, но Хаджиме подумал, что Такеру скажет, что над шоколадом потрудился его старший брат. Иваизуми достал незамысловатый синий пакетик с сырной булочкой, если можно было верить надписи на нём. — Тоору ест это? — Да, — Такеру кивнул. — Можно мне ещё посмотреть мультики? — Конечно. Стоя около двери в комнату Ойкавы, Иваизуми вдруг почувствовал себя идиотом. Он постучался и неловко пошевелил ноздрями, будто Хаджиме действительно был виноват в пассивной агрессивности Тоору. — Ты пришёл, чтобы рассказать мне о космосе? — Ойкава появился на пороге уже не таким рассерженным. — Я всего лишь принёс тебе еды, — Иваизуми протянул булочку подростку, пытаясь выглядеть дружелюбным, хотя у него, вроде, никогда не выходило. — Тоже неплохо. Это всё? — Ну да, — Хаджиме хотел дать себе подзатыльник за то, что не прочёл что-нибудь в википедии о какой-нибудь далёкой галактике. — Эм, световой год — это не год, а единица расстояния. Уголок рта Тоору забавно дёрнулся: — Как… познавательно. Никогда бы так не подумал, если бы не ты. — Прекрати, — Иваизуми захотелось опереться об стену, потому что он жутко разволновался, будто от этого разговора что-нибудь зависело. — Я же стараюсь. — Вообще-то, я люблю булочки с творогом, — Ойкава всё же начал есть. — Но эта тоже неплохая. Запомнишь? — Запомню, — зачем-то кивнул Хаджиме, хотя ему незачем было запоминать это. — Я могу теперь писать тебе? — спросил Тоору с набитым ртом. Иваизуми моргнул: он же всё это время был чертовски голодным, но, наверное, не стал тогда есть из принципа. — Эм… — точно, Ойкава же слал всю неделю ужасные сообщения. — Только никаких «Ива-чанов». — Мне звать тебя папочкой? — Можешь попробовать, сыночек, — Иваизуми сглотнул неловкий ком, образовавшийся в горле, и улыбнулся. — Я пойду к Такеру, но, если я понадоблюсь, пиши или кричи. — Окей. Дверь закрылась буквально через секунду. Хаджиме почувствовал себя ещё большим идиотом. Его подопечный увлечённо смотрел очередную серию «Реальных охотников за привидениями», а посуда терпеливо ждала в раковине. Иваизуми думал о Куроо, который наверняка что-нибудь разбил, и том, что так и не сел за домашнюю работу, а ещё о репетициях, ждавших на следующей неделе. Родители вернулись ближе к полночи, когда Такеру уже задремал на диване, да и сам Хаджиме был близок к тому, чтобы провалиться в сон. — Снова здравствуйте, Ойкава-сан, — на этот раз учтиво поклонился Иваизуми. — Дети накормлены и спят. Насчёт Тоору я не уверен, но… — Да-да, — женщина поспешно закивала, вынимая из аккуратной сумочки кошелёк. — Спасибо Вам большое и спокойной ночи. — Спокойной ночи, — Хаджиме надел свою любимую джинсовку, в которой проходил всю зиму. На улице было тихо и снежно. Автобусы уже не ходили. Иваизуми вынул телефон из кармана и посмотрел на дисплей, борясь с желанием попрощаться с Ойкавой — с тем, который был королём драмы и не шутил про буррито. Но он лишь написал Куроо: «Не запирай дверь. Я оставил ключи дома».