Interrobang

В три часа Кёнсу услышал, как Чонин признал то, что буквально разрывало сердце старшего на части. Часы посещения давно закончились, но Кёнсу отказался уходить, и медсестры не стали спорить, потому что было очевидно, что он нужен Чонину. - … сонный… - пробормотал Чонин через кислородную маску, полуприкрыв глаза. Он находился под воздействием сильных лекарств, поэтому доктора предупредили, что разговаривать ему будет тяжело. Но Ким Чонин смог озвучить свои мысли даже в самый сложный момент. - Тшш, я знаю… - прошептал Кёнсу, пробегая рукой по волосам своего парня. – Не разговаривай. Засыпай, твоя операция начнется через несколько часов. - … Кёнсу? – позвал Чонин спустя несколько минут болезненной тишины. Кёнсу поднял взгляд. Это один из тех моментов, подумал Чонин, когда, что бы ты не сказал сейчас, могло стать последним, что услышит от тебя твой парень до того, как мозг перестанет функционировать как прежде. Чонину хотелось сказать Кёнсу, как ему жаль, как сильно он его любит, как он на самом деле хотел всю жизнь прожить вместе с ним, поддерживая и любя. Он открыл рот, чтобы заговорить, но с губ сорвалось лишь одна фраза: - Мне страшно. В три часа утра сердце Кёнсу разбилось на осколки. Но лучше уж это, чем еще одно «Я тебя люблю», сказал себе Кёнсу, наклоняясь к Каю и целуя его в лоб. - С тобой все будет в порядке, - прошептал он. – У нас все будет хорошо. * * * Кёнсу снова ждал. Он сидел в тускло освещенном коридоре, глубоко дыша и нервно теребя пальцы. Он знал, он знал, что с Чонином все будет в порядке, но, находясь в больнице, он осознавал всю реальность ситуации. - С ним все будет хорошо, - прошептал Кёнсу себе. До того, как Чонина отправили в операционную, доктор поговорил с Кёнсу. Он сказал, что Чонин уже не будет прежним, даже если поправится, на что он только закатил глаза. Это он слышал тысячу раз. - Мы удалим часть его мозга. Таких ситуаций, как у Чонина немного, но в этом нет ничего неизведанного. Поскольку его мозг начинает отключаться, мы удалим половину, чтобы предотвратить распространение болезни. Выздоровление будет тяжелым, и есть шанс, что его жизнь никогда не будет прежней, - сказал ему доктор. Кёнсу напрягся, но кивнул. - Я знаю. - Но… - Доктор мягко на него посмотрел. – Я чувствую, что парень справится, если ты будешь рядом. Как бы Кёнсу не старался это спрятать, внутри он был опустошен. Он не мог отрицать, что полюбил Кая за его острый ум… все его светлые воспоминания были связаны с Чонином и его саркастичными речами. Но Кёнсу проглотил свои сомнения и сказал себе, что все будет хорошо, потому что Чонин всегда останется Чонином, и он будет любить его несмотря ни на что. * * * Чонин не пришел в себя. Он впал в кому, и Кёнсу стало овладевать настоящее безумие из-за паники. Как иронично. Они оба теряли свой разум. Мир жесток. * * * - Прошел месяц, но реакция по-прежнему отсутствует, - сказал доктор. Кёнсу пустым взглядом смотрел перед собой. Широко распахнув глаза, приоткрыв губы, просто смотрел. - Я не сдамся, - произнес Кёнсу. – И Вам не позволю. Мир очень, очень жесток, раз смеет отнимать столь прекрасный ум. Все, что Кёнсу знал, было разрушено. * * * Спустя год под мониторами больничного оборудования, поддерживающих в нем жизнь, Чонин зашевелился. Спустя год, проведенный у кровати Чонина, на работе, чтобы оплачивать огромные счета, за молитвами всем известным Богам и проклятьям их жестокости, Кёнсу улыбнулся. * * * Через несколько дней Чонин открыл глаза и сразу же поймал взглядом Кёнсу. Он слабо приподнял кислородную маску и произнес: - Привет. Кёнсу улыбнулся и наклонился к нему, прижимаясь лбом к его лбу. - Привет. Левую часть мозга Чонина удалили, а правая часть тела была парализована, но Чонин очнулся, он был жив и говорил. А Кёнсу впервые заплакал, беря лицо Чонина в свои ладони и целуя в губы. * * * - Я все еще не могу в это поверить, – доктор смеялся, похлопывая Кёнсу по спине. – Его выздоровление происходит лучше, чем мы ожидали. Это потрясающе! Это просто чудо. Так сложно поверить, что всего год назад он был в коме. - Ну, да, - фыркнул Кёнсу, глядя на Чонина, который, распахнув объятья, бежал по коридору прямо к ним, слегка прихрамывая на левую ногу. – Чонин удивительный… - Сукин ты сын, - выдохнул Чонин, обвивая шею Кёнсу рукой. – Ты сказал, что оплатил все счета, зачем ты мне соврал? - Потому что я не соврал? - Кёнсу, - усмехнулся Чонин. – Ты забываешь, что, несмотря на отсутствие части мозга, левой его части, смею добавить, отвечающей за критическое мышление, я по-прежнему умнее тебя в тысячу раз. Не знаю, как ты умудрился скрыть это от меня, но я не позволю тебе оплачивать их одному. Может быть я напишу об этом книгу или стану лабораторной крысой, потому что я знаю, что эти доктора жаждут покопаться у меня в мозгу. Они бы уже давно этим занялись, если бы ты не рычал на всех, кто ко мне приближается. Лицо Кёнсу запылало, когда Сехун с доктором расхохотались, стоя рядом с ними. - Мне нравилось больше, когда ты не мог говорить… - А вот и нет. – Чонин прижался к его виску губами. – Ты врешь. Доктор тепло улыбнулся. - У меня на самом деле есть много вопросов. - Я знаю, - улыбнулся Кёнсу. * * * На все вопросы, которые ему задавали, Кёнсу улыбался и отвечал одним предложением. - Доктора утверждают, что удивительное пробуждение и восстановление Чонина – это во многом Ваша заслуга. Как Вам это удалось? – с любопытством спросил журналист. Чонин понимающе улыбнулся Кёнсу. - Жизнь – это интерробанг. Удивительный, полный недоверия и сомнений, вопросов, оставшихся без ответов, состоящий из восклицательного и вопросительного знаков. Жизнь продолжается, а закончится ли она точкой или запятой, выбор за вами. А что касается Чонина и Кёнсу, они всегда предпочитали неофициальный стиль.