1996 год
Малфой-мэнор окончательно погружается во мрак буквально за три месяца лета: теперь здесь проводятся экстренные собрания Пожирателей смерти, здесь живет Волан-де-Морт, и здесь Драко каждый день, превознемогая боль, проходит ускоренное обучение темным искусствам у не знающей границ тётушки, Беллатрисы Лестрейндж. Очередной Круциатус, сменяющий собой легилименцию, заставляет волшебника схаркивать на пол сгустки крови. Глаза захватывает пелена, а голову пронзает боль невероятной силы. Он уже готов свалиться со стула, так как мозжечок отказывается контролировать координацию его движений, но очередное выпущенное ведьмой проклятье вжимает его в кожаную обивку, не дав сдвинуться с места. — Ты должен сопротивляться магии, а не мне, глупый мальчишка! — вскрикнула Беллатриса и, выставив палочку вперёд, применила к племяннику Ступефай, окончательно обездвижив. Женщина улыбнулась широкой улыбкой и, преодолев расстояние в несколько шагов, оказалась у лица Драко, который никак не мог ей противостоять. Её слегка изогнутая палочка из древесины грецкого ореха, такая же жёсткая и прочная, готовая сразить любого на своем пути, врезалась юноше в шею. Ведьма опустилась к его уху и прошептала: «От чьей руки ты погибнешь раньше, моей или Темного Лорда?»***
Юношеское лицо ожесточилось от боли, будто его тело пронзили сотней Непростительных подряд. Брови привычно нахмуренные были сведены друг к другу — он не мог расслабиться даже во сне. По шее скатывались крупные капли пота, пропадая в воротнике помятой черной рубашки. Руки инстинктивно сжались в кулаки, напрягаясь так сильно, что ещё немного и вены готовы были лопнуть. Гермиону разбудил истошный крик примерно в шестом часу — за окном ещё было темно, и в комнату просачивался прохладный осенний ветер. Она рефлекторно вскочила с кровати, держа наготове до сих пор непривычную для нее волшебную палочку. После смерти своей бывшей владелицы та стала намного покорнее в девичьих руках, однако иногда было тяжело сдерживать рвущуюся из нее былую мощь. Холодное древко застыло в правой ладони волшебницы, собиравшейся покинуть свою обитель. Повторившийся крик заставил гриффиндорку крепче сжать в руке палочку и выйти из укрытия, осторожно закрыв за собой дверь. На диване, расположенном в середине гостиной Выручай-комнаты, лежал Малфой. В неестественной позе, скрючившись и подрагивающий своими конечностями. Юношу разорвало от очередного отчаянного вопля, и, долго не думая, Гермиона подбежала к нему, приземлившись на колени. На лице слизеринца выступили слезы, растекшиеся по заострённым бледным скулам, и девушке стало неуютно от этой картины — он был таким уязвимым и слабым наедине с собой, вряд ли это позволялось видеть другим. Обрисовав пространство взглядом, она заметила одиноко стоявшую законченную бутылку Огневиски возле ножки дивана. Сфокусировавшись, волшебница безмолвно ахнула, наконец, увидев, что дно бутылки было погружено в алую лужу крови.***
Солнце окончательно вступило в свои права, и его яркие лучи залили светом гостиную старост. Будто насмехаясь над неспокойно спящим юношей, они светили ему прямо в глаза и заставляли хмуриться пуще прежнего. Драко, зажмурившись, приоткрыл один глаз, и уставился в окно, пытаясь взглядом обрубить разбудивший его солнечный луч. Осознав, что этот неравный бой проигран, и окончательно проснувшись, он устремил глаза в потолок. Ночью он снова пытался сделать это. Вырезать метку. Стереть ее со своей кожи. Очистить себя от этой черноты. В очередной раз все вышло из-под контроля — проклятие убиенного крестного сыграло против него. Перед тем, как отключиться, его предплечье обнажилось до кости, а кровь хлестнула на пол. Он предполагал, что умрет — такой вариант был лучше, чем вновь пытаться… Но он жив и даже не чувствует боли. Сначала юноша решил посмотреть на каменную плитку, где, по его мнению, точно должна была находиться пролитая им кровь, однако там было чисто. Пол буквально блестел, как будто его намывал десяток эльфов. И полуразбитой бутылки из-под Огневиски тоже нигде не наблюдалось. Волшебник присел на диван и протер пальцами глаза. Ему не могло это все показаться. Разговор со старой дурой — перенос мамы в убежище — тупая Грейнджер — Сектумсемпра. В такой последовательности и прошел день. Вновь распахнув уже красные от растирания глаза, Драко перевел взгляд на левую руку — она была плотно забинтована в несколько слоев, и явно не человеческими усилиями, а кем-то произнесенной «Ферулой». Он точно этого не делал… Черт! Тупая! Тупая! Грейнджер. Снова сует свой нос, куда только ей заблагорассудится. Думает, он будет ей благодарен.***
— Мисс Грейнджер, Вам не здоровится? Может, Вам стоит обратиться к мадам Помфри? Этот вопрос уже задавал сегодня не первый преподаватель, поэтому Гермиона, покачав головой, устремила свой взор в пустой конспект по Истории магии. Произошедшее утром её дезориентировало и не давало дышать полной грудью. Руки до сих пор подрагивали, стоило лишь вспомнить о том представшем перед ней кровавом месиве. Она думала, что Малфой испустит свой последний вздох на облюбованном им диване. В прошлом году девушка была бы не против такого исхода, но только не у нее на руках и только не после данного Макгонагалл обещания следить за слизеринцем. Заметив ту самую лужу крови, она сразу принялась колдовать, очищая пол. Когда она закончила, ей показалось, что какие-то капли ещё отливаются на плитке и, взяв из уборной тряпку, начала тереть ей пол со всей силы — на обеих ладонях красовались жгучие мазоли. Вытерев пот со лба, волшебница обратила внимание на самого Малфоя, точнее на зиявшую в его предплечье дыру, из которой торчала локтевая кость. Ей хотелось закричать от ужаса, но она сдержалась, ведь он никогда не даст ей подойти к нему, если проснется. Гермиона кинулась второй раз в уборную, чтобы набрать в таз воды. Вернувшись, она окунула левую руку юноши в ёмкость, молясь про себя, чтобы заклинание, о котором она узнала от своего лучшего друга, сработало. — Вулнера санентур, — почти что шепотом произнесла гриффиндорка, направив волшебную палочку на открывшуюся рану. К облегчению девушки, дыра и вправду стала медленно затягиваться. Она аккуратно вела палочкой по бледной коже, будто зашивая нитью шов. Когда рваная рана окончательно зажила, оставив после себя только маленькую царапину, перед юной ведьмой предстала исполосованная темная змея. Гермиона не могла отвести от нее взгляд — шестерёнки в мозгу начали работать, давая ответы на вполне очевидные вопросы. Это все пугало и настораживало. Девушка приоткрыла рукав халата, обнажив абсолютно чистое предплечье левой руки. Раньше оно было усыпано шрамами и вырезанным ругательством, которые оставила ей палочка из грецкого ореха с сердечной жилой дракона. Её палочка. Теперь её.