Инспектор кот

      Рики ненавидел зиму. Она заторможенными снежинками, вяло падающими за окном, и ленивым теплом батарей вгоняла в противную апатию, справиться с которой сил не хватало, а проигрывать он не любил. Воспоминания о тепле и неприличном уюте почти забывшейся лежанки под столиком в углу предательски заползли в кости болезненной ломотой. Рики безнадёжно поёжился, поочерёдно вытягивая лапы. Зима, по всей видимости, ненавидела его не меньше, делая всё, чтобы один кот в потрепавшемся красном ошейнике не дожил до весны, слившись когда-то белой шерстью с одним из непритязательных сугробов. Рики удалось забыться лёгким тревожным сном, но привычка пугливо вздрагивать почти от каждого шороха так улицей и не выбилась. Кот распахнул глаза, напряжённо озираясь по сторонам. Тёмная подворотня, маячащая жёлтым пятном случайно заблудшего фонаря, никаких признаков жизни не подавала.  Но что-то тяжело волочилось и шуршало по слегка запорошенному асфальту, причём тщательно скрываясь из поля зрения, что пугало особенно. Рики с трудом поднялся, выползая из-под облюбованной трубы, и отряхнулся от налепившегося инея. Звук приближался, и кот предупредительно вздыбил шерсть, отчего, по словам Гнойного, произнесённым когда-то давно, становился похожим на ёршик среднего качества.  Всплывшая перед глазами ехидно оскаленная морда совершенно исчезать не хотела, таинственно поблёскивая стёклами очков. Рики с сожалением сел, обернув лапы хвостом. Нет, он не вернётся в мнимое тепло, жалобно тараща глазища и прижав и так висящие уши. Но мысли о собственной гордости прервал внезапный прыжок.  Незнакомец вполне хорошо прицелился прыгнуть аккурат на трубу возле бака, только что-то помешало ему достойно приземлиться, и кот повис на передних лапах, раздражённо шипя. Он ухитрился подтянуться, хотя Рики разглядел в пасти некую добычу, едва не превышающую самого охотника.  Выпрямившись, кот элегантно, почти кубарем, на три, потому что четвёртой приспичило почесать ухо, лапы приземлился на заснеженный асфальт, и Рики вздрогнул, цепенея уже не от холода. Чуть склонив голову набок, перед ним стоял самопровозглашённый гетман подземных котов, на котором снежинки опасались таять, предпочитая спешно скатываться с короткой жёсткой шерсти. Но больше вопросов вызвал даже не сам Гнойный, сколько то, что он так упорно тащил за собой: огромная плюшевая крыса, наряженная в нелепый чепчик и фартук. — Добыл. Для тебя, — Рики показалось, что он сейчас опалит усы о бешеное тепло, сквозящее из хриплого голоса. Гнойный, снова хватая крысу за загривок, решительными шагами подошёл почти вплотную и замер, покачиваясь на длинных тонких лапах. Крыса вновь плюхнулась задом в снег, горестно мотнув головой, отчего чепчик сполз на самые глаза. Она была совсем новая, словно только что с полки, и совершенно не вписывалась в подворотню своей чистотой. Рики тщательно всмотрелся в неизменные чёрные очки, силясь разглядеть чуть раскосые необыкновенно синие глаза, прячущиеся за ними. А прятались не только глаза. Пряталась плотно сбившаяся в сосульки влажная шерсть вокруг, прятался оправдывающий кличку гной в уголках, потому что постоянно тереть морду грязными лапами чревато (неужели так давно тебя мамка вылизываться учила?).  Но Гнойный по-прежнему неподвижно стоял, а крыса постепенно намокала, теряя презентабельный вид, тем самым лишая всё действие смысла. Кот тоскливо таращился на застывшее перед ним белоснежное изваяние, у которого, в отличие от настоящей статуи, дрожали лапы от холода, что тщательно прикрывалось хвостом. Где-то вдалеке раздался радостный звонкий лай, Гнойный дёрнул ухом — Букер наконец вернулся из практически недельного забега по дешёвым рынкам вместе со своими формальными хозяевами и теперь, видимо, одаривал своей бешеной энергией первого встретившегося.  Кот тихо фыркнул, заглушая робкую полумёртвую надежду, что когда-нибудь в Рики поутихнет неуёмная гордость, обратная сторона юности, нет, не сломается, Гнойный ненавидел, когда юность душат, превращая в уродливое блеклое подобие себя.  Но сейчас, пусть и в неумолимо замерзающем теле, упрямство жило и процветало, сжимая блеклыми сухими корнями.       Гнойный толкнул лапой крысу, надломленно качаясь следом. Кривые усы теперь почти касались белоснежной щеки, но Рики не дёрнулся, безразлично таращась в тёмную пустоту подворотни ярко-жёлтыми глазами-блюдцами.- Уходи, — низкий голос был предельно бесстрастен. Но незваный гость невозмутимо продолжил нелепо покачиваться взад-вперёд, словно вошёл в транс, однако, едва заметно приближался с каждым движением. — Проваливай лучше, правда, — было улёгшаяся шерсть снова поднялась, — по-хоро… — Рики тут же осёкся, потому что Гнойный моментально замер, заинтересованно навострив уши в явном желании узнать, что же скрывается за подразумевающимся и раздуто-угрожающим «по-плохому». Любопытство на грани перебора было привычной чертой, но сейчас вдруг показалось такой вызывающей издёвкой, что Рики, вскочив, процедил, стараясь не потерять уничижительные, по его мнению, паузы между словами: — Необучаемый, как котёнок-переросток, что всё к мамке за молоком по привычке лезет, а та не знает, как бы его давно спровадить. Бить по морде идиотов-то не принято, хотя… — Больно дохуя на себя берёшь, — слова повисли в воздухе, медленно засыпаемые взметнувшимся из-под лап снегом. Рики медленно покрутил головой: с подворотней он снова был один на один, разве что крыса, случайно задетая, опрокинулась, доверительно уткнувшись мордой ему прямо в озябшие лапы. Рики схватил было серый плюш зубами, но в нос так сильно ударил до боли знакомый запах, что челюсти мгновенно разжались, и стало так погано, как не было уже давно. В отчаянной панике Рики бросился прочь, к привычной трубе, к маленькому островку безопасности, рассеянно зацепившись о всегда тщательно избегаемый торчащий болт. Из разодранного уха закапала кровь, но кот постарался не обращать внимания и поскорее свернуться клубком в надежде, что так станет легче.  Не стало. В закутке между стеной и чуть тёплым металлом было слишком мало места, и взгляд всё равно то и дело натыкался на чёртов плюшевый куль, размытый темнотой и, кажется, кровью, залившей один глаз. Крыса, совсем намокшая, грязная и беспомощная, так жалобно блестела чёрной пуговицей на морде, что Рики неприятно поёжился. Тогда тоже был дождь, холодный переходный ливень, предвестник сырой осени. А он самонадеянно бежал как можно дальше от дома, не разбирая дороги, не запоминая ориентиры, опьянённый вдруг доступной после четырёх лет в тесной квартире свободой.  И когда силы иссякли, пришлось остановиться в совершенно незнакомом маленьком сквере с узкими скамейками, под которыми можно было хоть немного укрыться от дождя. Тогда улица и навалилась, навалилась оглушающими машинами, бездушно проносящимися в десяти метрах от хлипкого укрытия, навалилась бесконечно высокими домами, заслоняющими небо, привычно видимое с балкона. И деревья, обычно тянущиеся зелёными шарами к окну снизу, вдруг стали такими недосягаемыми, что стало страшно.  Рики запуганно моргал, тщетно всматриваясь в окна, но в бесконечной череде ядовито-жёлтых квадратов не было того одного, с уютной подстилкой на подоконнике и слегка погрызенной геранью в горшке с нелепыми кляксами. Он злобно корил себя за малодушие и жалкую трусость, но беспомощность неумолимо заползала в каждую шерстинку, каждую клеточку тела, распластывая, прижимая к размокшей и грязной земле, дробя кости и не давая подняться. Рики предпочёл бы думать о дальнейших событиях, где он собрался, распрямился и снова приобрёл хоть какую-то волю к жизни, но подсознание осторожно, лёгкими штрихами вырисовывало будто точёную, худющую лапу, аккуратно, но настойчиво толкающую его в плечо; ехидно звучащий голос с едва проскальзывающими нотками будничной тревоги: — Товарищ, уже неделю изображающий печальный трупешник под кустом сирени, или покиньте нашу территорию, или наконец сознайтесь, что вам нужна помощь.  Не желая давать этим воспоминаниям свет вновь, Рики упорно возвращался к дождю и беспомощности в грязи. И намокшая крыса всё прочнее оживала, ему даже между делом захотелось дать ей имя. Но прежде избавить от совершённых ошибок.       Набравшись мужества, Рики выбрался из-под трубы и тут же дёрнул ухом: доносился разудалый металлический звон, который двигался по абсолютно хаотичной и непредсказуемой траектории, то приближаясь, почти завернув подворотню, то удаляясь так, что его почти не было слышно.  Рики сделал пару дёрганых шажков, как звон ударил по ушам с новой силой: в подворотню влетел высокий чёрный пёс с белыми подпалинами. Запыхавшийся, он вывалил красный влажный язык, хвастливо сверкая при этом блестящими гриллзами, красующимися на кривых клыках. Встряхнувшись, отчего многочисленные браслеты на лапах мелодично забренчали, Букер уставился на крысу и удивлённо повёл носом.  — Вот это от души подгон тебе Гнойный устроил, — восхищённо пробормотал он, так усердно виляя хвостом, что Рики показалось, что сейчас поднимется метель. — А сам он где? По следу шёл, здесь кончается, — Букер раздосадованно осмотрелся, потеряв часть задора. — Впрочем, раз Гнойный с тобой, передай, чтоб зашёл, — пёс резко развернулся, на ходу бросая: — И тебя был рад видеть тоже. Рики стоял, безмолвно провожая удаляющуюся собачью фигуру взглядом. Фонарь рыжей ловчей петлёй на мгновение выхватил силуэт, чтобы затем равнодушно снова бросить его в глухую темноту.  «Букер, в общем-то, хороший пёс. Хотя щёки на бегу смешно болтаются», — мысль мелькнула задним числом, почти сразу исчезнув. Рики знал мало собак: здесь скорее было кошачье гетто, однако, всё чаще замечал стаффордширского терьера, болтающегося неподалёку.  Он, правда, редко приближался к подворотням, слонялся у бара, изредка цепляясь к холёным собачкам, сначала было отпрыгивающим за длинные ноги своих хозяек, но через пару мгновений уже во всю виляющим хвостами. У терьера, кажется, тоже был хозяин — Рики как-то видел, как пёс благодушно спешил к парню, выглядящему под стать питомцу внушительно.  Тщательно взлелеянная мысль о свободе и независимости взросла на почве абсолютного равнодушия, граничащего с ненавистью, к людям. И они были абсолютно не важны. Важно было заведение, его подвал. И тамошние кошачьи драки, которые заправляющий там серый сфинкс важно звал «баттлами», выразительно мотая головой в потолок, чем выражал уважение к своему хозяину, от которого подобных слов и нахватался. Рики никогда в подвале бара не был, не решался даже подойти. Смазанная картина строилась лишь по обрывкам из разговоров Гнойного, да собственным фантазиям. Но как всё выглядит на самом деле — было делом десятым. Признание. Победа давала признание, и, что тоже выглядело заманчиво, сытый желудок. Влажные от холода глаза Рики жадно заблестели, стало так жарко, что ему показалось, что снег под лапами и на спине начал плавиться.  Слабый писк здравого смысла тихо намекнул, что, возможно, это не распалённая жажда сражаться, а банальная простуда, грозящая перейти в пневмонию.  Рики ободряюще встряхнулся, отгоняя мрачные мысли. Крыса по-прежнему лежала, поверженно раскинув короткие лапы в стороны. Задержав дыхание, он сжал зубами плюшевый загривок, на удивление не полностью промокший, и поволок недодобычу в своё временное пристанище, после грёз о идеально недосягаемом подвале показавшееся жалким.  Даже не недодобыча. Подарок. Но Рики упорно игнорировал этот факт, представляя, что абсолютно новую (где он вообще её достал?) крысу какой-то глупый ребёнок импульсивно вышвырнул в сугроб. Нет, не подарок. Подачка, в очередной раз символизирующая его беспомощность.  Рики злобно фыркнул, едва не вскочив, чтобы как следует ударить когтями насмешливую вышитую чёрными нитками улыбку, но внезапно вернувшаяся боль в рассечённом ухе напомнила, что резких движений совершать не стоит, иначе он пересчитает головой все торчащие болты и куски железа. Вместе с болью на ватных неуклюжих лапах подкралась усталость, обвивая безразмерным потрёпанным хвостом. Рики бессильно повалился на асфальт, нечаянно оперевшись головой и плечом на проклятую крысу.       Отсыревшая, грязная, но всё равно удивительно мягкая, она обезоруживала эфемерным уютом. Рики пристыженно заскрипел зубами, понимая, что не хочет менять позу. Наоборот, как маленький котёнок, он позорно подгрёб лапами плюшевое тельце под себя, практически обнимая.  И запах, запах, от которого Рики старался убежать, теперь свободно щекотал ноздри, проникая в лёгкие. Он даже успел пожалеть, что действительно не болен — авось насморк бы защитил, но всё отступило на далёкие задние планы перед пришедшим впервые за такое долгое время настоящим глубоким сном. Рыжий. Белый. Чёрный. Полосы. Пятна. По слабо освещённому помещению плыл огромный шерстяной клубок, изредка выбрасывая в сторону кривую лапу, подранное ухо или распушённый, несмотря на значительную облезлость хвост. Рики растерянно таращился на месиво, пытаясь встретиться хоть с кем-то глазами, но безликая каша, даже если и являла вдруг морду, то начисто слепую, без глазниц — намечались впадины, но они были плотно затянуты шкурой, что крынка молока на хозяйском столе клетчатой салфеткой. Рики напрасно бросался то вправо, то пятился, то брал влево — толпа не выпускала из пустого места в центре, плотно смыкая разномастные плечи и головы и шипя сомкнутыми пастями. Он вжал голову в плечи, судорожно зажмурив глаза, даже не зная, на что толком надеяться.