Инспектор кот

— До конца баттла у нас не уходят, — укорительно произнёс неизвестный голос откуда-то сверху. Рики распахнул глаза, панически вздрогнул, вскидывая голову и прижимая висячие уши ещё больше, словно пытаясь вогнать их в череп. Из открывшегося в углу потолка люка, откуда и звучал голос, валил вонючий белый дым, постепенно рассеянно заполнявший помещение. Размеренно и важно вышагивая, сквозь пелену прошёл Он. Такая встреча если не приходила к Рики в смелых мечтах, то то точно крепко засела в надеждах. Серо-розовый сфинкс, каждое движение которого выражало могущественную власть, сосредоточенную на кончиках фигурных лысых лап, спрыгнул в люк, не заботясь, однако, чтобы приземлиться на какую-либо опору — пошёл по лёгким струйкам дыма, также беспрекословно подчинявшимся. Едва странный кот достиг земли, чинно усевшись в центре контура круга, Рики передёрнуло. Он вдруг увидел, почему толпа была слепой — гладкая шкура была беспорядочно утыкана жёлтыми, зелёными, голубыми, красными (их было особенно много) кошачьими глазами. — У Версуса глаза повсюду, — радостно возвестил сфинкс, улыбчиво скаля клыки, — Но нам пора начинать. Шуму! Рики отчаянно попятился назад, когда коты единогласно начали выть хриплыми нестройными голосами, причём так надорванно и отчаянно, словно эти крики из них палками выбивали живодёры, развлекающиеся в заброшенном доме. Он закрыл глаза, и потряс головой, надеясь вытрясти себя из этого подвала куда угодно, хоть в ставшую почти родной холодную подворотню, лишь бы подальше отсюда. Всё стихло так внезапно, что Рики от неожиданности приоткрыл один глаз — но подвал по-прежнему уходил вверх почерневшими стенами, а жуткий сфинкс улыбался, вращая глазами в разные стороны. Шерстяной клубок напротив порвался на мгновение, и Рики увидел отблеск чёрных очков. По спине пробежал неприятный холодок, грозящий заморозить тепло, разливающееся по груди. В круг скользнуло мягкое свечение, а только за ним возмутитель целостности толпы. Рики оторопело клацнул зубами и неосознанно сник, слегка опустив круглую голову. Но, быстро осознав, что разочарование, даже небольшое, будет заметно, поправился, картинно выпятив грудь и на всякий случай вздыбил шерсть на загривке. — Первый раунд — левая сторона, — громогласно возвестил сфинкс, отбарабанив лапами по полу известный только ему ритм. Дождавшись, пока вновь впавшая в бешенство толпа замолкнет, бело-рыжий кот поправил лапой немного сползшие круглые очки. Рики напряжённо всматривался в незнакомца, пытаясь вспомнить, где видел. А видел точно, причём… в компании Гнойного. Вновь стало стыдно: за невнимательность, плохую память и ещё раз за собственный наивно-радостный скачок, стоило только на горизонте заблестеть солнцезащитным стёклам. — Зачем тебе семнашка? — вдруг спросил кот, резко вскочив на все четыре лапы, отчего свечение, исходящее, кажется, от рыжих пятен, неистово заискрилось. Он безбашенно мотал головой, прыгая, от души веселясь и болтая первое, что цеплялось за язык: — Не схватка качков здесь, а выставка очкооов. Или очка твоего, как пожелаешь. А очки могу даже снять, больше не урод, как, например, твоя мать. Рики, тщетно попытавшись игнорировать поток чужого сознания, отпрянул, когда щедро скинутый аксессуар полетел к его морде, нацелившись выбить дужками глаза. — Здесь темно, а там, где я, так не бывает, — пожаловался кот, сердито смотря на кружащие в воздухе очки, которые пока проигрывали Рики в маневренности. Свечение шкуры усилилось, и вспышка ослепила, дав очкам шанс. Рики отчаянно взвыл, когда пластиковые концы дужек, заострившись, пропороли роговицу, погрузив его в темноту. Где-то над ухом пропел голос: — Слепой, как моя легенда. Искать лекаря лень, да? Ведь микстура с ядом рядом.  Он тщетно тёр лапами морду, но ничего не менялось. Низкий басистый лай ворвался оглушительно, и кошки кинулись врассыпную, их не было видно, но пол под лапами задрожал в бегстве. Рики ощетинился, в глубине души понимая, что сейчас не соперник даже самой мелкой шавке. Мокрый собачий нос шумно втянул воздух где-то в районе плеча, Рики жалобно поёжился, дёрнув лапой. Темнота, но не глухая слепца, а мягкая предрассветная заползла в глаза. Он недоверчиво коснулся лапой переносицы, но никаких очков не было и в помине. Напротив тяжело дышали, вывалив язык. Рики моргал, пытаясь сфокусировать взгляд, но всё плыло, а волны разбивались о стенки черепной коробки, вызывая мучительную боль. И запах, на который он вчера пенял, тоже не чувствовался: в носу словно пережали каналы. Подняться удалось, но лапы ломило так, словно в каждой было по паре недавно сросшихся переломов со смещением. От продолжающего плыть мира затошнило. Рики с трудом вышел из укрытия, чтобы повалиться в снег, кашляя и выплёвая вспененную желчь — он не помнил, когда последний раз ел. — Я, это самое, искал место. Вдруг слышу кошачьий рёв, да такой истошный, какой вы даже от валерианы не выдаёте, — задумчиво произнёс голос, источник которого Рики наконец рассмотрел: рыжий плечистый стаффорд смотрел на него участливыми голубыми глазами, а из-за его спины раздражённо выглядывала стройная левретка в забавном салатовом свитере. Ей явно было холодно, отчего собака поджимала то одну, то другую лапу и недовольно косилась на спутника, казалось, совершенно о ней забывшего. — Ты чем так убрался-то? Породистый… — пёс тронул лапой потускневший медальон, который и правда обозначал принадлежность к какому-то родовитому племени вислоухих шотландцев. — Улица развела на попробовать? — сочувственно продолжил он, осматриваясь. — Не этот? — терьер вдруг вскочил, воспылав праведным гневом и предупредительно гавкнул. По крышке мусорного бака клацнули когти, Рики встрепенулся, силясь поднять голову, которую тянуло в снег сильнее, чем вчера разодрать крысу, но то ли ему послышалось, то ли басовитый лай спугнул инкогнито. — Нет, непорядок, — пёс неодобрительно мотнул головой, поднимаясь. Рики попытался было  возмутиться, когда угловатая морда протиснулась под брюхо, поднимая из сугроба, но из пасти вырвался только полузадушенный хрип и новый приступ кашля. Он чувствовал себя последней тряпкой, болтаясь поперёк широкой спины. Терьер осторожно шагнул вперёд и неестественно выпятил лопатки, подпирая распластанное тело. Но Рики из последних сил упрямо толкнулся задними лапами и соскользнул головой вниз, обратно в обжигающий, но хоть немного притупляющий жар холод. — Какого ты себе позволяешь, псина? — затравленно огрызнулся он, хотя чувствовал, что далеко не в том положении. — Это помощь называется, — заметил пёс, не теряя воистину титанического терпения. — Сам себе помо… — начал было Рики, но осёкся, случайно взглянув на разбитое окно первого этажа. По телу тут же поползла слабость наряду с паническим страхом. Только не сейчас, не в таком виде. И без того тяжело держащаяся на плечах голова стала совсем неподъёмной. Жалобно хватая вспенившейся пастью воздух, Рики с тихим хлюпающим воем рухнул наземь, в темнеющем замедлении наблюдая, как за мутным стеклом тревожно мнётся тощая длинногая тень. Сухим комом на языке застряли на автомате произносимые слова: — Со мной… всё… в порядке. В кошачьий рай Рики не верил, давно открестившись от подобных легенд. Но сейчас было так тепло, мягко и сухо, что он грешным делом подумал о том, что всё-таки умер, бездарно потратив первую из девяти жизней. Но когда под правым боком что-то шевельнулось, Рики вздрогнул: райская концепция не предполагала такого подлого вторжения в личное пространство, а значит, он всё ещё был жив. Яркий солнечный свет притуплялся задёрнутыми шторами, но всё равно резал глаза. Только прояснившаяся голова вновь заболела, разливая тяжесть обратно по телу. Рики чувствовал себя абсолютно опустошённым, срезанной и криво сбитой шкурой, из которой даже не потрудились сшить дешёвую шапку, а просто бросили в угол. На передней лапе была свежая повязка, отдающая настолько резким запахом, что он пробивался даже через больной нос. Рики вцепился в бинт зубами, но попытки трепать принесли только новую боль. Обессиленно рухнув, он перевернулся, уставившись на богатырскую рыжую спину и крутой бок, мерно вздымавшийся во сне. Стаффорд лежал неприлично близко, хоть и потрудился отодвинуться как можно дальше к краю немаленькой лежанки, усеянной различными закорючками. Не собираясь выносить подобного соседства, Рики с трудом переполз через мягкий борт, растягиваясь на полу. Ламинат обдал приятным холодом по-прежнему горячее тело, а Рики попытался улечься поудобнее, закинув было лапу в подобии объятья, но только горестно фыркнул, ударившись подушечками: улица осталась при своём. Лёгкая пугливая дрёма подобралась почти вплотную на своих мягких рысьих лапах, но проклятый голос безжалостно прогнал её, заставив сверкать серым хвостом. — Зачем на пол-то полез? Больной весь, — в словах сквозила забота, настолько отдающая притором, что на клыках что-то заскрипело. Возможно, это был песок или реагенты из грязного уличного снега, в который за последние сутки он слишком много зарывался. — Пожёстче люблю, — отрывисто бросил Рики, сворачиваясь в клубок и закрывая глаза, лишь бы не видеть нравоучительного укора, направленного в упор. Пёс ещё некоторое время топтался на месте, раздражённо ворча, но затем завалился обратно на лежанку, ещё раз бросив тоскливый взгляд на белую спину, демонстративно выставленную, и вновь с силой вжался в край, освободив больше половины. Рики вновь проснулся от внезапного тепла, но на этот раз оно не было живым. Наспех закутанная в тряпку неопределённого оттенка, под бок сунулась грелка красного цвета. Он почти его не видел, но среди сине-зелёного мира редкие красные пятна, которые удалось различить, неизменно притягивали взгляд и радовали. Рики вновь прикрыл глаза, отодвигаясь. Хлопнула входная дверь, и уже с лестничной клетки донёсся приглушённый короткий лай. Квартира опустела.