Проигранные споры
— Ты проспорил, Кира. Ты не Ягами Лайт. — Но… — Кираэль растерянно вытаращил глаза. — Этого не может быть. Я Лайт. Рюук один раз случайно назвал меня так. И ты сразу меня узнал, это Рюук не дал тебе договорить. Мацуда помотал головой: — Ты не он, Рюук мне рассказал. Ты просто его копия, отпечаток, что ли. Ты, — он с надеждой поднял голову, — не обязан быть таким, как он. — Каким «таким»? — спросил Кира после небольшой паузы. — Не обязан убивать людей. — Все боги смерти обязаны убивать людей. — Я имею в виду… Не обязан делать это… так. Настолько вызывающе. — Это может быть вызывающе для человека, но не для бога. У меня уже есть право решать, кому жить, а кому умирать, ничего с этим не сделаешь. Разве не лучше воспользоваться им так, чтобы принести какую-то пользу и изменить мир к лучшему? — Ты же ничего не понимаешь! — воскликнул Мацуда, закрыв лицо руками, как будто не видеть Киру было достаточно, чтобы хотя б на время убрать его из вселенной вообще. — Ты опять так ничего и не понял… — Что я должен был понять? И как — я даже не помню ничего! Не знаю, каким я был. Но если я снова пришел к тем же выводам… — Распоследним мерзавцем ты был! — чтобы сказать это, пришлось убрать руки и снова посмотреть Кире в глаза — на этот раз снова сквозь туман слёз. — Из-за тебя погибали люди, лучше которых я вообще не знал. А ты… Ты всё это время только врал! Врал, и врал, и врал… — Какая разница, если вы всё равно не поверили? — Мы поверили! — рявкнул Мацуда еще громче. Кира покрутил головой по сторонам, но никого, кто мог бы обратить внимание на разговаривающего с пустотой человека, не заметил. Зато Мацуда теперь снова схватил его за лацканы и повернул к себе, чтобы не отвлекался. — Мы всё это время тебе верили, это и есть самое отвратительное. Ты нас на смерть посылал, и мы шли! А потом снова посылал, и мы снова шли… L с самого начала сказал, что это ты, и вместо того, чтобы не верить тебе, мы не верили ему, потому что ты же был таким… Ты был таким хорошим мальчиком. Я так никогда и не понял, зачем тебе это всё понадобилось… Ты только болтал о справедливости, а сам оказался мразью, которая… которая… Кира угрюмо ждал, когда он прокричится и проплачется. И дождался — остановившись чуть ли не на полуслове, Мацуда снова сник, отодвинулся от Киры — а то получалось, что он как-то совсем беспринципно уткнулся головой ему в плечо, — и сказал: — А, с кем я разговариваю… Ты ведь даже не он. В тебе ничего человеческого нет и быть не может. — По-твоему, — едко спросил Кира, — хорошим может быть только человеческое? Тут Мацуда некстати вспомнил, что Кира зачем-то ввязался во всю эту историю с передачей тетради ради того, чтобы вроде как спасти Рюука, но всё равно сказал: — Да. По-моему, так оно и есть. Людей может понимать только человек. — Ладно, неважно… — Кира вздохнул и похромал обратно в сторону улицы. — Извини, что устроил тебе такое… испытание. — Ничего… — вытерев мокрые щёки, Мацуда тоже поплелся за ним. — Это не худшее, что ты делал в жизни. — Значит, все-таки не считаешь меня лишь его копией? — усмехнулся Кира. — Или я уже в этой жизни что-то ужасное успел сделать и ты об этом знаешь?Семья
Мацуда не ответил, и пару десятков метров они прошли молча. Но потом Кира заговорил снова: — Тот человек… На фотографии… — Ты действительно хочешь это знать? — сказал Мацуда, пожалуй, слишком бесцветно и устало для той горькой насмешки, которую он хотел бы вложить в эту фразу, если бы он был не собой, а кем-нибудь другим, кем-то сильным и умным, как те, с кем ему доводилось работать в этой жизни, прежде чем они ушли насовсем. — Да. Я не вижу его имени и я не помню… ничего о нём не помню. Но я — то есть Лайт — Лайт знал его когда-то, я уверен в этом. — Еще бы не знал… Это твой… то есть его… Это Ягами Сойтиро, отец Лайта. — Вот как… — только и сказал Кира. Следующий вопрос он задал уже в дверях магазина, куда они шли: — Он ведь погиб из-за меня, да? Мацуда молча кивнул. — Ты за это меня так ненавидишь? — спросил Кира, но не дождался ответа. Только на улице Мацуда все-таки сказал: — И я тебя не ненавижу. Просто я всегда буду помнить обо всём, что ты наделал. Обо всём. Когда кто-то говорит, что Кира просто низкий убийца, я вспоминаю, что… что ты, то есть Лайт, с детства хотел стать полицейским, защищать закон, и что Лайт еще в школе учился, когда к нему эта проклятая тетрадь попала. Но когда говорят, что Кира хотел только добра и защищал простых людей от преступников, я тоже вспоминаю… Как ты убивал людей только за то, что они оказались не в том месте не в то время. Как ты собственную семью подставил, когда тебе это стало нужно. — Семью? — Кира, казалось, только сейчас задумался о том, что у Ягами Лайта должны были существовать какие-то родственники — и, скорее всего, не один. — Неважно, — буркнул Мацуда. Рассказывать Кире еще и о том, что случилось с Саю, ему вовсе не хотелось. — Как я их подставил? — Мафия брала людей в заложники в обмен на тетрадь… — попытался кратко объяснить Мацуда, но решил все-таки не углубляться в эту историю, тем более что вспоминать ни о тех событиях, ни об их последствиях совсем не хотелось. — Ладно, долго рассказывать… Всё равно ты не сможешь ничего исправить. — Почему? Потому что они умерли? Наверное, здесь красиво смотрелся бы ответ «Потому что ты умер», но Мацуде он в ту минуту в голову не пришел. Не до того как-то было. А потом они вернулись домой, и, дождавшись, когда Кира выйдет из комнаты, Мацуда потихоньку сказал Рюуку, что молодой шинигами знает всё — всё, что ему не полагалось знать. — И ты ему рассказал! — воскликнул Рюук. — Это не я. Он сам догадался. — Ага, совсем-совсем сам. — Нет, честно. Он откуда-то всё знал. Даже свое имя. — А полицейские при нём ничего лишнего не говорили случайно? — Нет, никогда. — Эх, значит, я сам слишком много болтал, — вздохнул Рюук. — Ну да что ж теперь поделаешь… — Только о семье своей не знал, — продолжал Мацуда. — Но спросил. Шефа Ягами он, оказывается, помнил… Не знал только, кем тот ему приходится. — А когда спросил, ты ответил? — Ну да… — неуверенно ответил Мацуда. — А что, не надо было, да? — Ну-у… — протянул Рюук, — это как посмотреть… Кстати, — он повернул в голову в сторону коридора, куда за пять минут до этого ушел Кираэль, — куда наш Кира подевался? Встревоженный Мацуда выглянул в дверь. Не увидев Киры сразу, обошел все комнаты. А когда его не нашлось и там, помчался обратно в коридор и, тяжело дыша от быстрого бега, полез под тумбочку. Но тетрадь была на месте. — Он открывал ящик, — подсказал Рюук. — Я слышал. — Этот? — Мацуда выдвинул ящик из тумбочки и заглянул внутрь. Но там, внутри, всё было так же, как всегда. Запасные ключи, пустая коробочка из-под крема для обуви, две старые записные книжки. И телефонная книга.Ангел
В комнате было тихо. Девушка, сидящая в большом кресле напротив окна, почти не шевелилась. Книжка, которую она попыталась читать, давно лежала на полу: когда она случайно соскользнула с колен, стало понятно, что поднимать ее незачем. Можно было бы подумать, что девушка засмотрелась на облака, которые медленно проплывали по видневшемуся в окне пронзительно-голубому небу, меняя форму и обгоняя друг дружку. Но сама она не смогла бы сказать точно, на что смотрит и о чём думает — и что чувствует, продолжая жить в мире, где есть облака, книги и ветер, но нет отца, брата, сил дочитать страницу до конца и веры в то, что, выходя из дома утром, ты вернешься в него вечером. Скользнув по воздуху откуда-то сбоку, на колени ей приземлился бумажный самолетик — очень примитивно сделанный, что, впрочем, на его аэродинамических качествах не сказалось. Казалось, она никак не прореагирует на это, но через несколько долгих секунд разглядывания бумажной фигурки она все-таки неуверенно подняла руку и самолетик взяла. Он был сделан из плотной линованной бумаги, которая почему-то казалась неприятной на вид и на ощупь. А еще ему совершенно неоткуда было прилететь. И дверь, и окно — всё равно прикрытое сейчас — были совсем с другой стороны. — Саю. Обернулась она не сразу — и всё же быстрее, чем прикоснулась к самолетику. Но там, в углу, откуда доносился голос, никого не было. — Теперь видно, что ты слышишь меня. Здравствуй, Саю. Голос был странный, глухой, по нему совсем не получалось довообразить себе внешность или хотя бы возраст. Ничего похожего на человека не представлялось, когда он звучал, и всё-таки было в нём что-то знакомое. — Здравствуй, — ответила она. — Ты настоящий или мне мерещишься? — А что, бывает такое, что тебе что-то мерещится? — ей показалось, или его это действительно обеспокоило? Во всяком случае, он не насмехался. Не говорил, что у дочки полицейского нервы должны быть покрепче и нечего вести себя как припадочная, пока люди вокруг делают серьезный бизнес. Ничего такого. Она медленно помотала головой. Потом сказала: — Тогда почему я тебя не вижу? — Зачем тебе надо меня видеть? — Я даже не знаю, кто ты. — Ты не узнаёшь меня? Она закрыла глаза, чтобы не видеть этой пустой комнаты и распластанной на полу книги, чтобы сосредоточиться только на звучании незнакомой речи, ощущая, кроме этих звуков, только жесткую бумагу под пальцами. — Не узнаёшь? Жалко. Я не думал, что мой голос так изменился. Прости, если расстроил или напугал. Мне просто захотелось поговорить с тобой почему-то. Маленькая слезинка набухла на ресницах и скатилась вниз по щеке. Дрогнувшие губы раскрылись, но не сразу решились это произнести: — Лайт. — Узнала, — удивился голос. — Тебя долго не было. — Так получилось. Я не мог прийти. — Тебя можно увидеть, Лайт? — Я выгляжу не лучшим образом, так что лучше не надо. — Покажись. Я не испугаюсь. — Уверена? — Я уже испугалась на много лет вперед. А ты всего лишь мой брат, пусть и убитый. — Ну ладно… — длинная серо-рыжая фигура вышла из стены. Совсем непохожая на Лайта — как не было похоже это глухое бормотание на его звонкий голос. Наверное, тут действительно было чего пугаться. А еще у него были крылья. — Так ты что… вроде как… вроде как ангел? — Саю робко улыбнулась. — Ну, вроде как да. — А почему тогда… такой? — она обвела пальцем в воздухе контуры его клыкастого рта и прошитого металлическими скобами нескладного тела. Он чуть насмешливо посмотрел на свои забинтованные руки: — Потому что я, если уж на то пошло, ангел смерти. Они все не красавцы. — Вот как… — она опустила глаза, задумавшись, но тут же снова вскинула их на него, так что еще одна слезинка, до той поры поблескивающая в краешке глаза, тоже скользнула вниз от резкого движения: — Ты за мной прилетел? В следующих главах: неудачные манипуляции, внезапная догадливость, графоманская телепортация, долгие вечера, дружба, побеждающая смерть! Можно ли совершенно случайно, в попытках нагнать количество слов, заняться пропагандой суицида? Заметны ли среди новодела заплатки старых фраз и старых сцен? Могут ли иллюстрации помочь понять скучный текст или все, кто их видел, уже разошлись по домам? Зачем писать экшен, если не умеешь писать экшен? Оставайтесь с нами — пусть в следующем куске всего две главы, зато он выйдет уже завтра утром!