Гарри Поттер и сумасшедшая магия

Драко долго не возвращался, по мнению Люциуса, слишком долго. Ну что можно делать несколько часов кряду, при условии, что собираешься поделиться хорошими новостями и вернуться?! Мужчина уделил внимание текущим делам, которые он, по понятным причинам, несколько запустил, прочел накопившиеся письма и даже со скуки пролистал выпуски “Пророка” за те дни, что отсутствовал. Наконец, не выдержав, он решил посмотреть, чем же так занят его наследник в компании будущего зятя. Неспешно направляясь к комнатам Гарри, Люциус вспоминал, как в молодости сам забывал обо всем на свете с Нарси и Северусом. Ему было жаль, что в скором времени придется отпустить молодежь, ведь с войной и прочими проблемами он так мало уделял сыну внимания. В детстве Драко был слабым и болезненным ребенком. Люциус до колик в животе боялся, что сыну достанется его проклятье, и поэтому не отказывал ему ни в чем. Спохватился Малфой-старший только тогда, когда возродился Темный Лорд, но к тому моменту сын уже вырос, и ему грозило стать очередной порцией пушечного мяса в бессмысленной войне. “А, может быть, мне просто так казалось? Может быть, в ней был смысл?” – подумалось Люциусу, когда он поднимался по лестнице. Мысли в очередной раз перескочили в другое русло: “Жаль, что у Нарси так и не получилось родить второго ребенка, Северус остался без наследника... Да и Драко всегда мечтал о брате или сестре... Но судьба была с нами жестока. А как радовался отец, когда появился Драко! Пока Нарси была беременна, мне иногда казалось, он боялся, что мы не сумеем дать роду наследника. Он так ее оберегал, практически на руках носил. А когда родился мальчик, он носился с ним, как с высшей ценностью, до самой смерти!” Люциус улыбнулся нежной и слегка печальной улыбкой. Он очень любил отца и ему его не хватало, так хотелось порадовать дорогого человека тем, что у него всё хорошо, что он выздоровел, что Северус теперь полностью с ними. “Отец всегда мечтал об этом. Жаль, что он прожил так мало. – Люциусу вспомнилась смерть родителя, и собственный шок от нее: — А всё Лорд с его припадками. Ну заболел отец, так это же не повод убивать его, ведь от драконьей оспы молодые не умирают. И хотя болезнь протекала слишком тяжело, отец бы наверняка выздоровел, а он почему-то его убил! За что?!” Именно в тот день Люциус Малфой окончательно понял, что тот, кого он называл своим Лордом – сумасшедший, и надо от него бежать. Всё еще погруженный в свои размышления, мужчина не заметил, как дошел туда, куда намеревался попасть. Впереди показалась распахнутая дверь комнат Гарри, из неё доносился его тихий голос. Он ещё не мог разобрать, о чём говорил будущий зять, но по интонациям слышал, что тот что-то читает. Заинтересованный, Люциус вошёл в комнату и обомлел: Поттер сидел на кровати, опустив голову, и казался полностью погруженным в чтение тетрадки, которую держал в руках. Именно эта тетрадка и стала причиной шока: Малфой-старший видел её несколько раз в последний год жизни Лорда. Тот постоянно в ней что-то писал. Люциус вспомнил: Северус даже думал выкрасть её, но этот параноик обвешал свои записи таким количеством чар, что шпион отказался от своей затеи. А теперь её читал будущий зять, читал голосом, в котором слышалась застарелая боль, — так читают последнюю волю кого-то очень близкого. Это выходило за рамки понимания Люциуса, и он настороженно прислушался к словам, которые произносил Гарри. *** … Сегодня закончилась война с Судьбой. Я в своей гордыне назвал себя Лордом Судеб, тем самым утверждая, что победил эту стерву и изменил её замысел, но... от неё не уйдёшь. Она смогла обыграть меня! Сегодня меня вызвал к себе Абрахас: он уже вторую неделю болел. Как этот лис смог подхватить драконью оспу — остаётся загадкой. Но факт есть факт — ему это удалось. Я собрался и, прихватив с собою Маху, отправился в Мэнор. Замок встретил нас осенним солнцем и холодным ветром: был канун 31 октября, народ готовился к празднику, а я планировал не нарушать традиций и напомнить о себе обывателям, чтобы праздник получился красочнее и стал абсолютно незабываем! Кутаясь в тяжёлые мантии, мы спешили по галереям замка, который я давно считал своим вторым домом, хотя и бывал здесь не так часто, как хотелось бы. Это было место покоя Абрахаса, его уголок мира в той пучине войны, в которой мы жили уже двадцать пять лет. Хотя... какая это война? Сейчас таких, как мы, магглы называют террористами: они тоже привлекают внимание к какой-нибудь проблеме ценою жизней... своих или чужих – не важно. Вот только их никто не слушает, и в этом мы с ними схожи – нас тоже не слышат. Мне до боли в зубах надоела эта возня: у нас в руках было почти все Министерство и аврорат, но это ничего не меняло. Нас боялись, моё имя стало столь пугающим, что мне придумали море дурацких кличек. Но подвижек к желаемой цели не наблюдалось! Мне было непонятно: если они так нас боятся, то почему не начнут изучать магию для самозащиты или хотя бы не объединятся?! Я никогда не смогу их понять. А теперь Дамблдор хочет подсунуть им мессию типа маггловского Иисуса, чтобы он спас всех этих трусов, в то время как они сидят по своим норам, ничего не предпринимая для своего спасения. Полгода ушло на поиски места, куда этот манипулятор спрятал тех, у кого появился ребенок, способный в будущем победить меня. Ох уж эти пророчества! Я никогда не верил в предсказания гадалок, так как на собственной шкуре испытал, что в этой жизни слишком многое зависит от самого человека, а предсказать можно только одну из веток развития событий – ничто не вырезано в камне. А старик всегда считал судьбу неизменной, и что люди рождаются злыми или добрыми. Вот он и решил, что Мессией должен стать ребёнок кого-то из его орденцев, ведь они добренькие. У меня на лице появилась злая усмешка: адреса обоих семей наконец-то стали известны, и праздник обещал стать веселее обычного. Я не люблю убивать детей, но это самый простой и эффективный в данном положении дел поступок. Даже если старик умолчит о пророчестве, то гибель двух “светлых” семей будет достаточной, чтобы они снова начали бояться меня. Смерть чистокровных и детей мне претит, но это ничего не меняло: от будущего символа — нужно избавиться. С такими мыслями я подошёл к комнатам Абрахаса. В гостиной его апартаментов ждали Люциус и Нарцисса, они были чем-то расстроены, очевидно, переживали за здоровье отца. Поздоровавшись с парнем и его женой, я зашёл в спальню друга. Маха как всегда была на шаг позади – неизменная тень вот уже двадцать лет: скрывать от неё что-либо было просто глупо. В комнате царили сумрак и удушающий запах благовоний, мой друг лежал на кровати, и впервые я видел его в таком состоянии, до этого дня я считал, что в постель его может уложить только Авада, а тут что-то не страшней обычной простуды! Подойдя к изголовью, я увидел восковое лицо дорогого мне человека и сразу всё понял: он умирал. От совершенно пустяковой болячки! На меня смотрели до боли знакомые глаза, подёрнутые молочной пеленой, а его прекрасные платиновые волосы поседели и висели паклей. За те две недели, что я его не видел, он постарел, и было видно, как из всегда бодрого и жизнерадостного Абрахаса вытекает жизнь. В моей жизни мало людей, которых я мог бы назвать семьёй, и он – последний. У меня оставался мой круг, но без Абрахаса я буду в два раза слабее: кто теперь сможет остановить меня в случае необходимости? Кто посмеет сказать, что я не прав? Я оставался совсем один. Осознание этого факта возымело эффект взорвавшейся бомбы. Внезапно в комнате прошелестел неузнаваемый хриплый голос: – Ты пришёл... – А куда я денусь? Ты же позвал, – я старался говорить как обычно, но в горле стоял ком, а сердце болело так, будто это я умирал лёжа в душной комнате. – Ты что, решил помереть в кровати, как трус? – едко поинтересовался я. – Так получается... Внука я дождался, сын уже взрослый, а над судьбой я оказался не властен... Хотя я и мечтал о другой участи, но видно Она решила по-другому... Но я позвал тебя не за этим, – Абрахас постарался собраться и сесть, но было видно, что для него это практически запредельное усилие. – Мой Лорд, возможно, у меня горячка, но, кажется, перед смертью во мне проснулось проклятье отца... Я напрягся: проявившееся проклятье Малфоев не предвещало ничего хорошего. – Волан-де-Морт, Она нас приговорила! Ты не смог Её переиграть... Ей было мало отобрать у нас детей, так теперь Она начала убивать нас. Отец прожил шестьдесят пять лет, я не дожил до пятидесяти двух, а Люциус... В лучшем случае дотянет до пятидесяти, а если будет использовать магию так же активно, как мы, то срок – сорок максимум... Она убивает нас посредством магии! Чем больше мы её используем — тем раньше умираем... Казалось, он пытается успеть сказать мне всё, пока ещё есть силы. Эти новости ставили крест на всех моих планах и начинаниях: я был уверен, что у нас есть ещё три-четыре поколения, а сука-Судьба решила по-своему. Люциус – последнее поколение магов, способных чего-то достичь в этой жизни. Его дети смогут прожить дольше только если обрекут себя на жизнь магглов. Я стоял оглушенный ужасными известиями. Дело жизни лучших магов, встретившихся мне на пути, и их детей, только что рассыпалось прахом! Я тупо смотрел на своего самого близкого друга. Когда умер Скутум, я смог пережить это только благодаря Абрахасу: он нашёл меня пьяным и готовым выпить сильный яд, в пентаграмме, связанной со всеми моими якорями, – они бы самоуничтожились, если бы я умер в ней. Я уже был готов снова встретиться с друзьями и семьёй... За все эти годы их гибель так и оставалась кровоточащей раной в моём сердце, а смерть Скутума лишь углубила её: у меня не было сил жить дальше. Увидев меня в таком состоянии, Абрахас вырвал из рук флакон с зельем и долго, качественно колошматил, просто по-маггловски, кулаками и ногами... А я и не думал сопротивляться, потому что не мог найти сил посмотреть в светло-серые глаза из-за тех слов, что он как заведённый твердил, пока выбивал из меня дух: – Не смей! Ты не бросишь меня здесь одного! Трус! Мы все от тебя зависим, а ты нас хочешь предать?! – орал он, нанося все новые и новые удары. И я не мог сказать ему ничего в ответ, ведь когда-то, когда умерла его Эсмеральда, когда он запил и ушёл в депрессию настолько, что перестал даже есть, я не смог его отпустить. Я так же бил его и твердил, что он нужен мне и своему сыну, и что она никогда не простит этой трусости, если он не вырастит сына достойным своей фамилии, и не дождется внуков. Я заставил его вернуться, и в тот день он имел право поступить так же. Да я, наверное, и хотел, чтобы он вернул меня, напомнил, что я ещё нужен, хоть кому-то. Он вырастил прекрасного сына и дождался внука, так что... Он выполнил обязательства перед родом, вот только не передо мной. Я был не готов отпустить своего последнего друга, того кем восхищался и с кем соперничал всю жизнь. Он был тем, кто заставлял меня сражаться до последнего, потому, что он никогда не сдавался, и сейчас не сдастся болезни – я не позволю! – Твои новости подписывают всем нам приговор, но я рад, что узнал об этом заранее. Спасибо, – в комнате повисла тишина – я обдумывал свои дальнейшие действия. Подозвав к себе бледную Маху, я приказал принести красный флакончик из моей личной лаборатории: она знала, о чём речь. Посмотрев на меня с удивлением, женщина слегка склонила голову в понимающем жесте и без слов аппарировала в моё убежище. Она появилась через пару минут, которые прошли в полной тишине, у меня просто не получалось говорить, а Абрахасу не хватало сил даже на такое простое действо. Он лежал на батистовых простынях, под теплым одеялом в сильно натопленной комнате, но ему было холодно. Когда вернулась Маха и подала флакон, я посмотрел в глаза другу. – У меня есть для тебя предложение, – ровным голосом произнёс я. – У тебя появился эликсир бессмертия? – собрав силы, пошутил Абрахас. – Почти. У меня есть кровь древнего вампира, которую он подарил мне. Её должно хватить тебе где-то на полчаса. Абрахасу не нужно было объяснять, что она может сделать с магом. В его положении это моментальная смерть по истечении получаса, но в течении этого времени — он будет полностью здоров. – Ты готов потратить такую редкость столь бездарно? – хрипло спросил он, приподнявшись из последних сил. – А зачем она мне теперь? – И то правда. Давай, – благодарно откликнулся старый друг. Я открыл флакон и, приподняв его голову, аккуратно влил тёмную жидкость ему в горло. Когда Абрахас допил, его сильно дернуло, на минуту показалось будто он умер, но потом кожа порозовела, исчезли язвы, что его покрывали, а в глазах снова заплясала шальная сила. Абрахас резко поднялся с кровати и взял свою волшебную палочку с прикроватной тумбочки. Одним движением преобразовал одежду в чёрную мантию с маской, вторым – уничтожил все до единого предметы, находившиеся в комнате, а я расширил помещение до размера боевого зала. Мы всё делали молча, понимая друг друга без слов. У него было целых тридцать минут полноценной жизни – чуть меньше пяти тысяч ударов сердца и он, как истинный воин, решил провести их с толком! Мы повернулись друг к другу одновременно, Маха аппарировала, зная, что сегодня ей небезопасно находиться рядом. И бой закипел. Сейчас не было места ограничениям, в ход шло всё, что мы знали и умели. Такие бои у нас случались частенько, но сегодня мы сражались в последний раз и хотели выложиться по-полной, чтобы Морриган* смогла оценить по достоинству воина, который придет в её царство. В полной тишине, в комнате начали вспыхивать яркие лучи заклятий, а мы тенями метались по всему помещению, изо всех сил стараясь уничтожить противника, при этом твёрдо зная: друг сможет увернуться от Авады и найти щит для любого заклятия, а на Круцио и прочие болевые — даже не обратит внимания. Темп был взят изначально невероятно высокий, но мы уже не обдумывали своих действий – бились, повинуясь голым инстинктам, сознание слилось в единый поток – уже невозможно было с уверенностью сказать, где чье проклятье, где чьи руки и ноги, где был он, а где я. Это был даже не танец – одно дыхание на двоих. Только с Абрахасом я мог себе позволить такое – это было более интимно, чем секс и пьянило сильнее самого крепкого вина – полное доверие и полная свобода. Он всегда сражался, так будто это он бессмертен, а не я. Наше дыхание сбивалось, а стены древнего замка не могли уже выдержать того количества магии, что плескалась в нём в эту минуту, но я не собирался останавливаться: мой друг достоин умереть в бою, как и положено слуге Морриган! Я не заметил той секунды, когда его сердце прекратило биться, и моя Авада достигла цели, но я даже не сомневался – только смерть могла вынудить его пропустить смертельное проклятие. Он раскинулся на белом паркете, напоминая большую чёрную птицу, в своих одеждах, которых никогда не касались трусость и предательство, он ушёл так же как и жил – на одном дыхании. Я восстановил комнату, стирая все следы нашего боя и, распахнув дверь настежь, вышел из спальни, в которой осталось тело последнего человека, бывшего для меня семьёй. Люциус и Нарцисса стояли там, где я их оставил, и на их лицах застыло недоумение и страх: они не поняли, что произошло, а мне не хотелось объяснять. Пусть лучше считают, что я убил больного – ненависть ко мне облегчит им боль утраты. Всё равно это конец. Нам больше не за что сражаться. Так и не остановившись, я пролетел по коридорам опустевшего мэнора: дом казался мне склепом, я хотел покинуть его и чем быстрее, тем лучше. *** Люциус Малфой в шоке уставился на Гарри, а тот, прервав чтение, поглядел ему в глаза. “Отец умирал! А Лорд ему помог?! Хотя... Если честно — я могу в это поверить... В словах, написанных в этом дневнике, слишком много боли и отчаяния... Судя по этому куску – все близкие Лорду люди уходили один за другим, а он оставался совсем один. Я бы не выдержал! Отец точно не хотел бы умереть в постели от болезни стариков, пока дело всей его жизни не завершено, а так, в бою, хоть и символическом, выжигая последние капли жизни в пожарище сражения.... Это по нему! Лорд хотел, чтобы ненависть к нему затмила нашу боль утраты? Ему это удалось сполна!” – промелькнуло в сознании мужчины. – Это?.. – с трудом выдавил Малфой-старший. – ...дневник Тёмного Лорда, – кивнув, спокойно констатировал Гарри. – Ты можешь ненадолго прерваться? – попросил Люциус напряженно и, увидев, как парень кивнул, аппарировал. Единственной его мыслью было: “Это необходимо услышать Нарси и Северусу! Если все так, то многое меняется!“ Люциус появился рядом с домом, где находилась его семья и вихрем влетел в гостиную, обнаружив там Северуса и Нарциссу, мирно беседующих за чашкой чая. Мэйт не оказалось в комнате, что было просто отлично – ей бы пришлось всё объяснять, растрачивая драгоценное время! – Быстро! В Индию! – скороговоркой выдал блондин супругам, непонимающе и настороженно глядящим на него. Сидящие за столом мужчина и женщина переглянулись, но протянули руки, и Люциус аппарировал вместе с ними к двери комнат Гарри. – Вы просто обязаны это услышать! – выпалил он и зайдя в помещение, молча уселся на стул. Как только Малфой-старший исчез из комнаты, Гарри поглядел на младшего и спросил: – А собственно, что делал тут твой отец? Он ведь вроде собирался тебе что-то сообщить, так? И что это было? Ты не хочешь поделиться? Драко закатил глаза: с этим дневником он забыл обо всем на свете! И даже про то, что собирался рассказать любимому! “Мерлин мой! А ведь отец наверняка отправился за мамой и крёстным!” – мелькнуло в сознании блондина, и он поспешно пересказал повествование отца о чудесном воскрешении матери. – Так это же отличные новости! – радостно воскликнул Гарри, откладывая дневник в сторону и заваливая Драко на постель. – Это же просто здорово! И ты молчал?! – Да ты... со своим дневником... Я вообще-то пришел к тебе именно за этим... а ты... стал читать, в общем... вот, – промямлил слизеринец, мозг которого был перегружен информацией. – Люциус отправился за Северусом и женой? Я угадал? – Думаю да, – согласился Драко. – После того, что он услышал, а, по-моему, это был весь кусок, посвященный смерти деда, он, естественно, посчитал, что близкие должны об этом узнать. – Логично, – заключил Гарри, потёр глаза, легко поцеловал любимого в уголок губ и уселся, поджав ноги по-турецки. Посидев так несколько минут с закрытыми глазами, он подтянул к себе меч, который всё еще лежал на кровати, положил его себе на колени и по-новой взялся за дневник. Оружие придавало ему уверенности и смелости. С ним было как-то уютнее, чем без него, хотя парень прекрасно понимал, что меч ему ничем в данном случае не поможет. – Тяжело читать? – сочувственно спросил Драко. – Как тебе сказать... Просто... Это местами воспринимается, как что-то очень, хм... личное. И до дрожи реальное, будто я сам переживал описанные события, сам чувствовал, сам думал... – задумчиво отозвался Гарри. Выглядел он уставшим и резко, толчком, повзрослевшим. Когда старшие маги гурьбой вошли в комнату, Драко подскочил на ноги и метнулся к матери. Та светло улыбнулась сыну, обняла его, прижав к себе, а потом чуть отстранилась, разглядывая. Мальчик вырос и теперь это был уже и не мальчик вовсе, а молодой мужчина, уверенный в своих силах. В глазах его светилась дикая смесь из радости от встречи, любопытства и любви. Драко открыл было рот, но Нарси, чуть сжав его руку, ласково сказала: – У нас еще будет время, поговорим потом. Драко неуверенно поглядел на мать, а та спокойно уселась, подобрав юбку, прямо на ковер на полу и приготовилась слушать. Молодой человек шокированно поглядел на леди Малфой, получив в ответ лукавую улыбку и кивок в сторону кровати. – Иди к Гарри, – велела женщина. – Ты нужнее ему, чем мне. И нечего так на меня смотреть, в конце концов, я у себя дома и могу позволить себе сидеть где мне в голову взбредет! Драко растерянно кивнул, а когда рядом с Нарциссой на ковре устроился и крестный, а следом за ним и отец, он практически упал на постель. Поведение старших было неожиданным, ничего подобного в их исполнении он никогда раньше не видел, и это сбивало с толку. Гарри наблюдал за происходящим с олимпийским спокойствием. Он успел обменяться приветственной улыбкой с Северусом, потом чуть склонил голову перед Нарциссой и теперь с любопытством наблюдал за происходящим, ощущая себя зрителем в своеобразном театре. Ощущение было странным, словно бы не его собственным, но, в любом случае, располагающиеся на ковре Малфои и Снейп были забавны, а реакция на это Драко — еще забавнее. *** Попав в логово, я созвал весь внутренний круг и передал им послание от Абрахаса. Мы долго думали, что можно сделать, но выхода просто не существовало, а если он и был – мы его не видели. Тогда было принято решение: распустить орден, а внешнему кругу подчистить память, чтобы они смогли прожить отпущенный им век без дамоклова меча над головой. Вдобавок, Айден предложил простенькое заклинание, которое не позволит молодежи додуматься самим до тех выводов, что сделал Абрахас. Это давало нашим сыновьям и внукам несколько лет счастливой жизни. По составленному плану, поход к Поттерам и Лонгботамам должен был стать последней акцией ордена: потом кто-то уедет за границу, а кто-то станет жить здесь, ожидая своего времени. Когда все ушли и я взял бутылку огневиски забился с ней в угол и принялся планомерно напиваться, вспоминая свою жизнь и всё, что было связано с Абрахасом. Сам того не замечая, я допил солено-горький напиток, не понимая почему у него такой странный вкус. Осознание того, что я остался совсем один, и бороться больше не за что, никак не приходило, казалось, что вот сейчас распахнётся дверь и в комнату прошествует этот надменный лис, притащив очередной прожект или желая просто похвастаться очередным своим достижением в политике. Он выпьет весь мой коньяк и будет долго жаловаться на то, что я скопидом и экономлю на хорошем спиртном, а потом оторвёт меня от моих занятий и утащит куда нибудь гулять или драться. А я буду отбиваться от него, делая вид, что мне не интересно его предложение, он же будет лениво отмахиваться от круцио и говорить, что я теряю форму и мне нужно больше практиковать, но все же добьется своего. Когда-то я услышал балладу, но не мог даже поверить, что её слова станут для меня пророческими. Раскаленным солнцем сжигает кожу Ветер сушит слезы и ранит веки Я героем был, стал теперь ничтожен Ты ушел в закат, ты ушел навеки На краю земли, по тропинке ночи Ты уходишь прочь, я бегу по следу Страж ворот земных отвечать не хочет - Нечем мне помочь, мне твой путь неведом. Я закрыл глаза, позабыв про смелость - Нити всех дорог у твоей могилы Я не знаю сам, что теперь мне делать - Разве клясть богов в недостатке силы. Было горько и обидно признавать правоту автора: мой друг ушел и я без него стал просто ничтожеством, у которого нет сил встретить день без него и всех тех, кого я любил. На этот раз меня ничего не держит и я смогу уйти спокойно, Ордена больше нет, жить больше не для кого, так что, сразу после последней акции я войду в круг пентаграммы и остановлю своё сердце навсегда. Вот уж Дамблдор и министерские крысы обрадуются! Ну и пусть считают, что победили – мне всё равно. Можно было бы плюнуть и на этих выкормышей директора школы, но всё уже готово и хочется уйти по-эффектнее. Абрахасу бы понравилось то шоу, что мы устроим. Северус, конечно, просил меня о своей грязнокровке, но я сделаю последнее одолжение Люциусу – она умрет обязательно. Пойду туда один. Незачем молодежи мараться. Думаю, им хватит ума сделать всё чисто у Лонгботомов: там можно оставить жену в живых, хотя, после смерти мужа и сына, ей будет тяжело. Мысли путались в голове, а на душе было пусто. Я знал – в полном объеме горе придёт позже, тогда когда я не увижу Абрахаса в круге или, когда он не откроет эту дверь, но я надеялся не дожить до этих моментов. Я даже не стал ждать полнолуния, чтобы начать своё путешествие в мир моей госпожи. Почему в молодости кажется, что бессмертие это такая ценность?! Сейчас, потеряв всех дорогих людей, я знал точно: это – проклятье. Если бы я не мог уйти сам, то сошел бы с ума от горя и потерь. Будущее показало, что это правда – я действительно сошел с ума в тот день... Заливая потерю спиртным я дотянул до утра. Через пару часов после рассвета появилась Маха, заставила меня принять ванну и что-то съесть. Я подчинялся ей совершенно механически, не споря, не возражая, просто делал то, что она требовала. Я точно знал: до момента, когда я стану свободен, осталось всего несколько часов. К четырем часам вечера мы созвали общее собрание и под видом проверки на лояльность, подчистили память младшим. Метка на их руке должна была исчезнуть сразу после моей смерти, а их старшие должны будут рассказать о роспуске Ордена после моей смерти. Они так радовались новой акции, как дети малые, я тоже увлекся общим настроением, вследствие чего, собираясь к Поттерам, я был в слегка неуравновешенном состоянии, во мне бурлило злое веселье, мне хотелось нагадить светлым пред уходом. Это как детская шалость – бессмысленно, но в тоже время забавно. Особый юмор ситуации придавало то, что их предал их собственный друг. Его мотивы были просты и банальны: он ненавидел Поттера и Блэка, за то, что они использовали его всю жизнь для удовлетворения своего тщеславия и фанфаронства. Невзрачный мальчишка был прекрасным фоном для двух аристократов. Но когда мальчик вырос, он возненавидел своих “благодетелей” и решил отомстить по-больней. Не мне его судить, но я не люблю таких, как он и если бы Орден жил дальше – он бы не попал во внутренний круг никогда. Я ухожу, надеясь на то что этот вечер запомнят надолго и не только потому, что сегодня умрет Лорд Волан-де-Морт. *** Гарри прервал чтение, окинув быстрым взглядом слушателей. Те смотрели на него по-разному. Мужчины были явно шокированы, а женщина... В ее глазах читалась гордость и молодой человек, прежде, чем вернуться к прерванному занятию, на несколько мгновений задумался о том, чем же гордится леди Малфой? А та, в этот момент, буквально трепетала в предвкушении событий, в которых ей, к ее восторгу, доведется поучаствовать. Нага внутри Нарциссы была готова довольно облизываться: она верно все просчитала. Эти люди... интересны, деятельны и способны на великие подвиги и свершения. Они, может быть и не осознанно, но создают вокруг себя такую волну колебаний, что события, которые закручиваются от этого становятся грандиозными, способными в корне поменять все устои и именно это свойство привлекло нагу в старших магах, а теперь она видела, что младшее поколение в этом плане, мало чем уступает родителям. Нарцисса знала, что сейчас в этой комнате рождается надежда для умирающего мира. Ее мужчины и дети еще не видели, как меняется полотно их судеб, не осознавали открывающихся горизонтов и не понимали, что мечта покойного Лорда начинает сбываться здесь и сейчас. Женщина видела, что как в душах старших мужчин, так и младших, пробуждается дух истинных боевых чародеев. Она чувстствовала, что особенно буйно он разгорается в Северусе и Гарри. Слова, написанные в старой маггловской тетрадке с коленкоровой обложкой были самым великим деянием умершего хозяина дневника, они исправляли те ошибки, которые он совершил и давали этому миру возможность обрести нового Лорда-Защитника. Конечно, это случится не сразу, не вдруг и Нарцисса знала, что ей придется многое рассказать, но она чувствовала, что придет время, когда ее слова будут услышаны, поняты и, будучи произнесены в правильное время в правильном месте, помогут этим людям пройти испытания пути, на который они встали, ведь именно для этого ей самой и им был дан еще один шанс. Все время пока Гарри читал, Нарцисса разглядывала его и сына, и ей нравились оба молодых мужчины. Драко сидел на кровати, обнимая возлюбленного и ничего не замечая вокруг, внимательнейшим образом слушая то, что тот читал. Поттер, хотя... Какой он теперь Поттер? В нем не осталось почти ничего от отца и матери. Да, они дали ему жизнь, но как человека, как личность, его создала магия, испытания и другие люди. Даже тот же Волан-де-Морт повлиял на него больше родителей. Он сам и его магия менялись буквально на глазах, и Нарциссе было очевидно, что эти изменения происходят от тех чувств, которые испытывает молодой мужчина читая. Кто-то менее сведущий подумал бы, что он впитывает новые знания, но это было не совсем так. Он скорее вспоминал, чем узнавал что-то новое. Драко изменялся рядом со своим возлюбленным и происходило это, почти также быстро. Нарси видела перед собой уже не маленького мальчика и не юнца, которого помнила, а пусть и совсем молодого, но уже такого сильного человека. Сын вырос и мать радовалась этому обстоятельству. Гордая за свое дитя, она бросила благодарный взгляд на своих мужчин, ведь один из них подарил ей сына и оба помогали его воспитывать. Слушая ровный, хрипловатый от долгого чтения голос Гарри, женщина осознавала, что сейчас, находясь за гранью жизни, Темный Лорд нашел себе последователей. Его дело возрождается тем древним способом, которым это делалось на протяжении тысяч лет всеми разумными – учитель и ученики. Отец и сыновья. От старших знания и умения передавались младшим, и это было правильно. Потоки магии наполняли комнату и Старшая Нага заинтересованно выглянула, чуть подвинув сознание женщины. Древнее существо оценивало происходящее, принимая решение. В этот раз она не вытеснила полностью личность Нарциссы, позволяя ей узнать свои мысли и женщина поняла, что ее вернули в мир живых только из-за той игры, которую затеяла Судьба. Разумеется, она понимала, что у наг должен быть во всем этом какой-то свой интерес, но до этой минуты для Нарциссы было загадкой, что именно их привлекло. Все оказалось достаточно просто и честно: наги вернули ее и защитили ее мужчин, а взамен они желали спасти своих потомков из мира, в котором умирает магия, перейдя в новый для них мир. Он станет их новым домом на ближайшие несколько тысяч лет. Она знала, что тот отток магии, который сейчас наблюдается в Британии и Европе, достаточно скоро станет заметен и в других странах. Это было неизбежно и остановить этот процесс не было возможности и те духи, что ныне обитали в ее детях, превратили его в необратимый, и возвращение этих духов на родину, по большому счету, ничего кардинально не меняло. Если бы этот мир был здоров, то все, пусть и не сразу, вернулось бы на круги своя, но этот мир был тяжело болен, а теперь – умирал. Магия покинет его и в мире останутся только существа, не способные использовать ее в больших объемах. Знания Старшей Наги сплетались с тем, что читал Гарри. По большей части, Нарциса не сколько вслушивалась в слова, произносимые будущим зятем, сколько впитывала информацию напрямую, из потока магии, создаваемого молодым человеком в процессе озвучивания текста, и эти знания заполняли пробелы, наличествовавшие до этого момента у женщины. Она полнее и яснее понимала картину мира, которой до этой минуты не хватало множества деталей. В какой-то момент, она призналась сама себе, что готова восхищаться силой личности и магии покойного Темного Лорда, и в ее душе поселилась печаль Наги, хотевшей увидеть рождение нового дракона. Обдумав все, что знала она сама и те знания, что предоставила Нага, Нарцисса осознала, что у Волан-де-Морт были все шансы стать полноценным Драконом-Творцом, таким, какого не рождалось уже больше тысячи лет, но из-за крестражей и оттока магии из мира, он не сумел их реализовать. Лорд Волан-де-Морт истово и самозабвенно боролся с судьбой на протяжении сорока лет и она, на первый взгляд, победила его, использовав неграмотного мальчишку в качестве орудия. Но сейчас всё снова меняется. Этой капризной даме скучно в мире, в котором не сражаются её любимые игрушки и она снова перемешала все карты и начала новую игру, либо... Быстро оглядев старших магов, Гарри мельком успел прочувствовать каждого и ощущения, которые он испытал – устроили его. За одним небольшим исключением: Северус. Он был замкнут. Гораздо более замкнут, чем в данный момент того хотелось молодому человеку. Зачем ему выводить зельевара из равновесия, парень не понимал, но был однозначно уверен: это необходимо сделать. Так – правильно. Не задумываясь откуда это знание и каковы могут быть последствия, Гарри, бросив испытыующий взгляд на наставника, перелистнул тетрадку чуть ли не в самый конец и вновь принялся читать вслух: *** Дамблдор мертв. Северус выполнил свою часть и убил старика. Теперь Малфои у него в долгу и отпустят строптивца, что бы ни случилось; я умру, а они будут держать его еще крепче, чем раньше. Правда, он так переживает гибель этого паука, что мне даже жалко мальчика: насколько же он умеет жалеть себя! Ему только повод дай и... Впрочем, это мой грех – я не успел выбить из него эту дурь. Я всё ещё помню день, когда Абрахас рассказал мне о страсти своего сына, он так радовался появлению еще одного человека, способного удержать его Люциуса в этой жизни, что даже ввел в дом полукровку. Тогда я пообещал ему позаботится о мальчишках и научить самому необходимому, но у невероятно талантливого потомка древнего рода Принц, оказался один недостаток и он очень осложнял мою работу: маггловское воспитание, за которое он держался зубами. Мне доставляло огромное удовольствие вытравливать из него запреты, вбитые отцом-алкоголиком. А когда он прямо из моей постели побежал к Люциусу, я на радостях напился вместе с Абрахасом. Всё шло так хорошо, а потом случился Саммайн и смерть моего друга. Оставленный без присмотра, этот змей совсем ушел в себя и, отдалившись от Малфоев, совершенно в себе запутался. Я не святой и не праведник, но те, кого я считаю “своими”, становятся моей ответственностью. Именно поэтому первой акцией после возрождения стал налет на Азкабан, именно поэтому я закрыл глаза на предательство Северуса, и на то, что Люциус остался верен ему, а не мне. И поэтому я приказал Малфоевскому мальчишке убить Дамблдора. Что из этого вышло?.. Посмотрим, но, по задумке, он должен был понять в какие игры ввязался и захотеть стать сильнее, а помочь ему должен был Северус. Белла прекрасно сыграла отведенную ей роль и не дала ему отвертеться, впрочем, это было как-то даже чересчур просто. *** Текст к концу дневника становился все более путанным. Было видно, что просветления у сходящего с ума Темного Лорда, случались все реже и становились все короче, и он часто перескакивал с одной мысли на другую. При первом прочтении казалось, что мысли эти не связаны друг с другом ничем, но Гарри читал не в первый раз и уже понимал – связь есть. Да, изложение рваное, но каждое предложение что-то объясняет, о чем-то заставляет задуматься, проливает свет на какие-то события. *** До событий в отделе Тайн я старался выжить и пытался собрать осколки былого. Не было понимания, что делать дальше. Как достичь когда-то поставленных целей. Да и сами эти цели в безумии, охватившем мой разум, стали зыбки и призрачны. Я утратил цель жизни. Почва из под моих ног ушла и я не знал, что делать кроме того, как плыть по течению, сконцентрировав все свои усилия вокруг Поттера. Этот мальчишка был единственным ориентиром на моем пути. Он был до того, как я впал в безумие и никуда не исчезал. В тот день, когда я узнал полный текст пророчества, я почувствовал себя обманутым. Все мои старания обратились прахом: предреченное исполнилось много лет тому назад, и все потуги старика представляли из себя фарс, расчитаный только на меня. Те несколько мгновений, в течение которых я сумел полностью захватить разум Поттера вернули мне часть рассудка и после этого... Ночи. Долгие холодные ночные часы, в течение которых — мне показывали все мои ошибки. Одну за другой. И то, что из-за них случилось или еще случится. Из-за каждой. Тот, чьё имя я присвоил себе из-за гордыни и глупости, приходил и показывал, как я должен был поступить и к чему привели моя слабость и трусость. Я видел будущее, в котором я окончательно сошел с ума и превратил в чудовищ всех моих змей. Мы рвали этот мир на части, словно голодные звери и он отвечал нам взаимностью. Маги умирали один за другим: для уничтожения нашего вида даже не потребовались магглы. Я уничтожил всех. Это было страшно. Хотя, должен признать: в таком развороте событий было свое очарование и иногда мне хотелось его осуществить. Но тогда я вспоминал безумные лица моих последователей, упивающихся разрушением и страданием, и желание тут же отступало. Ещё в одном варианте побеждал Свет и все были счастливы. Все, кроме моих людей. Северус – погиб, Люциус – спился. Молодой Малфой — остался тряпкой. Все остальные встретили смерть в бою или сгнили в Азкабане. Волшебный мир был рад нашему поражению, но... Маги тихо и незаметно стали вымирать и покинули мир живых в течении буквально десятка лет, после своей победы. В мире остались только магглы. Я не хочу такого будущего. Был и третий вариант. Почти неосуществимый, но кажущийся мне единственным приемлемым: я могу открыть проход в другой мир. Ценой — будет моя жизнь, но я готов уплатить ее. Выбор меньшего зла из возможных – всегда плохой выбор, но, судя по тому, что мне открылось другого варианта просто нет. Моё “будущее я” показало мне ритуал, в следствие которого я, пожертвовав собой, смогу передать магическую силу, ту, что есть у меня под руками и ту, что заключена в моих копиях, нескольким людям, этим отсрочив их конец, и пробудив в них древнее наследие. Платой за это — для моей души — станет рабство. Беспокоит меня не это. Хуже другое – в этот мир, если я решусь пойти по этому пути, придет зло не меньшее, чем то, что я хочу победить. Действовать придется быстро, ведь с каждым уничтоженным сосудом с моей копией у меня будет оставаться все меньше сил и здравомыслия, и меньше сил достанется моим наследникам. Обидно, что несколько из крестражей уже потеряны. Старик полагает, что я не чувствую, как меня потихоньку убивают, но он, как всегда, заблуждается. Ведь это моя душа и сила. Магия в этом мире всё равно погибает и те твари, что придут на мой зов, не слишком ускорят процесс, но зато они пробудят силу, пришедшую из их мира, а заодно и активируют старые червоточины соединяющие их. Нашим предкам потребовались усилия сотен магов для их открытия и стабилизации, а мне предложили проделать это же в одиночку. Мой сообщник явно темнит. Я крепко сомневаюсь, что его беспокоят судьбы магов, сбежавших из его мира, скорее — он просто хочет перекинуть в наш тех тварей, что придут, притянутые моей смертью. Пусть так. Если это даст верный шанс... У нас уже давно не рождалось боевых чародеев, и я полагаю, что моей жертвы должно хватить для пробуждения и инициации, по меньшей мере, двоих. Для этого они должны быть в контакте с моим крестражем, а ещё лучше – поучаствовать в его уничтожении, а потом пожертвовать своей жизнью ради других. Если Боги посчитают их достойными, то они вернут им жизнь и пробудят силу. Рассчитать всё очень сложно: слишком много случайных факторов в уравнении, но пока всё идет как надо. Палочка старого идиота – последний недостающий компонент. С её помощью я должен буду уничтожить последний якорь, держащий меня в этом мире. Дальше магия решит мою судьбу Но дело давно уже не во мне. Я полностью осознаю, что мне позволили вновь воплотиться в мире живых только с одной целью: дать шанс тем, кто будет готов на все ради других. Я – всего лишь предтеча, наделавший множество ошибок, но, возможно, Спаситель проснется вовремя и пробудит свой Круг. Ведь не зря же про него говорит истинное пророчество, ради воплощения которого, я борюсь со своим безумием последние годы. И ради которого — проведу вечность в аду. Мой контракт с Владетелем уже заключен, он ждет меня. Мы с Северусом так похожи: мы оба готовы умереть ради того, чтобы один мальчишка смог спасти всех магов. _____________________________________________________ *Морриган, в ирландской мифологии богиня войны и смерти на поле боя, которая помогала Племенам богини Дану в обеих битвах при Мойтуре. Ее имя переводит как "Великая Королева " или "Королева Призраков", что полностью соответствует ее природе. Морриган можно воспринимать и как отдельное божество, и как своего рода триипостасную богиню, отождествляемую с другими богинями войны: Махой, Бадб и Немаин. Сама богиня Морриган участия в битвах не принимала, но непременно присутствовала на поле боя и использовала все свое могущество, чтобы помочь той или иной стороне. Кроме того, Морриган в легендах приписывается дар пророчества и способность изрекать всевозможные заклинания. Роль Морриган в ирландской мифологии очень похожа на роль валькирий в скандинаво-германской космологии. И Морриган, и валькирии используют магию для того, чтобы наложить оковы на воинов и выбрать того, кто из них погибнет. Морриган также ассоциировалась с сексуальным началом и плодовитостью; последний аспект позволяет отождествлять ее с матерью богиней. Ее сексуальность подчеркнута в легенде о Кухулине, когда она пыталась соблазнить героя, но была отвергнута им, отчего в ее сердце вспыхнула ревнивая ненависть к Кухулину. Любимым обличьем Морриган в магических превращениях была ворона; именно в таком виде она уселась на плечо героя Кухулина, после чего тот пал в бою, сражаясь против армии королевы Медб, ведь в свое время Кухулин не только отказал Морриган в любви, но в гневе даже нанес ей рану. Это и решило его судьбу.