Фраппе с мятой

      Гермиона спала урывками. Липкие, ненужные сны выматывали ее и без того истощенные тело и разум. Поэтому, проснувшись посреди ночи в пятницу, девушка лежала на кровати и смотрела в потолок, в очередной раз анализируя Малфоя.       Что Грейнджер действительно не любила, так это ложь. Драко солгал ей. В первый раз, когда он назвался Амадеем, и во второй раз, когда, будучи Малфоем, обещал ей, что в его поменявшемся в лучшую сторону поведении нет подвоха.       Ложь. Ложь. Ложь!       Ей было вдвойне обиднее оттого, что она действительно влюбилась в Амадея и втройне противней, что Малфой ей тоже начал нравиться. Двойное дно. И нет в этом ни капли правды. Теперь она ставила под сомнения все его слова. Все его действия.       Гермиона судорожно начала вспоминать его поведение в Хогвартсе после войны. Он был уже не тем старым Драко, который кидался направо и налево словами в ее адрес. Малфой вообще не разговаривал. Она не видела его в компании старых друзей, кроме Забини, но было видно, что Драко избегал и его. Слизеринец стал серой мышью, будто не было его аристократического величия, власти, денег. Он с каждым днем гас на глазах. На общем патрулировании он молчал, а передавать информацию старался письмами. На уроках его не спрашивали. Он не выходил из своей спальни в башне старост. К концу года его лицо приобрело болезненный цвет. Осанка сгорбилась, надменный взгляд исчез, и вскоре он вовсе ходил по школе смотря в пол, лишь бы ни с кем не встречаться глазами.       Тогда Грейнджер посчитала его поведение понятным. Она полагала, что он переживал (как и все) послевоенные изменения. Его семью лишили многого. Денег, власти, отца чуть не уволили из Министерства, но в итоге просто понизили, а Нарцисса, по слухам, долго лечилась в Мунго. Гриффиндорка полагала, что это повлияло на его перемены в себе.       Как бы Гермиона хотела не думать о Драко Малфое, она вспоминала о нем до конца обеда, пока не заглянула в рабочий план и не увидела знакомую фамилию.       Забини.       Проверка домовых эльфов в доме Блейза Забини. Еще никогда она так не хотела выполнять свою работу, но, собравшись с силами и приготовившись к худшему, зашла в камин в ее кабинете, черпнула летучего пороха и произнесла адрес. Гермиона была готова увидеть Блейза, а то и хуже — самого Малфоя, но когда зеленый дым рассеялся, на девушку смотрела белокурая невеста хозяина дома.       — Добрый день, Гермиона. Рада тебя видеть. Выглядишь плохо…       — И я рада тебя видеть, Полумна.       Девушки обнялись и блондинка указала на два больших кресла напротив камина. Она объяснила, что нужно немного подождать домовиков, так как они заканчивают поручение хозяина дома.       — Ты не можешь им приказывать? — сразу же поинтересовалась Гермиона.       — Пока нет. Когда я стану Забини, я стану их хозяйкой тоже, — подруга улыбнулась. — Ненадолго конечно.       Увидев вопросительный взгляд Гермионы, девушка поспешила объясниться.       — После того, как я стану хозяйкой дома, я освобожу их. Ты же знаешь, что я тоже считаю — домовики должны быть свободными, как Добби, — Полумна вдруг опустила взгляд, словно что-то вспоминая.       — Я уверена, что ты будешь прекрасной хозяйкой этого дома и лучшей мамой на свете! Ты будешь самой счастливой! — гриффиндорка положила свою руку поверх руки будущей Забини.       — А как насчет тебя, Гермиона? Как насчет твоего счастья? — Грейнджер вытянулась в кресле, как струна. Она сразу поняла о чем пойдет сейчас речь.       — Полумна, если ты сейчас о Др… Малфое, то я не хочу портить ни себе, ни тебе настроение.       — Я полагаю, тебе многое неизвестно? И я уверена, что этот пробел информации съест тебя. Ты была бы не Гермионой Грейнджер, если бы не узнала все ответы на интересующие тебя вопросы.       Они сидели около минуты молча. И все это время в голове Гермионы крутились мысли, а слова подруги только ускорили их ход.       «Что такого, если я задам ей несколько вопросов?» — подумала девушка. В конце концов, терять ей было уже нечего. Малфой разбил все в пух и прах.       — Он сказал, что ты спасла его…       Лавгуд отвернулась и уставилась в окно, которое выходило в сад. Солнце пробивалось через густые ветви деревьев, бросая лучи на кусочек паркета.       — Однажды я искала свои ботинки. Их кто-то опять спрятал. Было начало зимы и мне стало вдруг так жарко, — гриффиндорка немного улыбнулась, понимая, что Полумна была бы не Полумной, если бы зимой босиком ей не стало бы жарко. — Я посчитала, что ботинки в туалете у плаксы Миртл. И нашла их у самой двери. Я заметила, что сквозь дверную щель льется вода. Когда я открыла дверь, то вся вода вылилась в коридор. Она была почти до колена. Все раковины, что стояли у стены, были разбиты и из них потоками вырывалась холодная вода. Я бы побежала к Филчу, но вдруг заметила, что посреди комнаты вода окрашивается в алый цвет. Это была кровь. Присмотревшись, я увидела человека — и уже подумала, что он утонул, когда кинулась к нему. Подняв его голову из воды, я не сразу узнала Драко. На его лице не было живого места. Я узнала по его волосам. Мои знания колдомедика пригодились даже после войны. Я пришла вовремя. Еще чуть-чуть и он бы захлебнулся.       Во время рассказа глаза Грейнджер становились все шире и шире.       — Он не сказал, что с ним случилось. Но было очевидно, что его избили, наложили обездвиживающее заклинание и оставили на полу туалета. Видимо, чтобы он захлебнулся водой, которая натекла из разбитых раковин. Я не могу представить, какой страх он испытывал, когда понимал, что его никто не ищет. Что он никому не нужен. Что в то крыло никто не ходит. Он лежал и понимал, что с каждым поднимающимся сантиметром воды он всё ближе и ближе к смерти.       Полумна сглотнула. Всякий раз вспоминая тот день она думала: что было бы, если бы она опоздала?       — После того дня я стала везде за ним ходить. Он очень сопротивлялся этому. Я не отходила от него ни на шаг. Он ненавидел меня. Орал, ругался, клялся послать в меня проклятьем, но мне было все равно. Ему нужен был тот, кто пусть даже своим присутствием сгладил бы все углы в его уме, — она улыбнулась и Гермиона заметила, что щеки подруги стали мокрыми от слез. — Я спасла его два раза. И спасла бы еще раз. Всем нужен второй шанс, Гермиона…       Грейнджер судорожно оглядывала небольшую уютную гостиную в горчичных тонах. Здесь было тепло и чувствовалась любовь. В каждой вещи. В каждой фотографии на полках.       — Зачем он обманул меня? — она осмелилась задать вопрос, который терзал ее.       — А как бы ты поступила? Если бы он подошел к тебе в Министерстве? До того, как ты узнала, что он изменился и пригласил бы на ужин?       Наверное, она рассмеялась бы ему в лицо, посчитав это шуткой. Полумна права. Она бы отреагировала совсем не так. Но если бы это случилось сейчас, после того, как она узнала всю правду?       — Я сказала ему о «Saint Espresso». Я думала, что Драко появится там в одно время с тобой. Будто это случайная встреча. А он решил подложить записку... Да, по-детски. Но он боялся отказа. Он все-таки Малфой.       Грейнджер вдруг невольно улыбнулась.       — Гермиона, я знаю. Он поступил неправильно, обманув тебя. Но прошу, дай ему шанс. Обдумай все, и возьми вот это…       Полумна поднялась с места, из широкого кармана джинсового комбинезона достала письмо и протянула его Гермионе. Грейнджер несколько секунд смотрела на пожелтевший свернутый пергамент. Он был без конверта. Без печати. Будто написанный наспех.       — Он приходил к нам недавно. И написал его, узнав, что ты сегодня придешь. Я не читала. И Блейз тоже.       Сердце гриффиндорки билось как у трусливой мышки, а не как у отважного льва в тот момент, когда ее трясущиеся пальцы потянулись к свёрнутому вдвое листу. Вот сейчас в ее руках будет еще одна частичка Драко Малфоя. Того, кто будоражил ее мысли все последнее время.       — Тебя с Блейзом свел Драко? — еще один вопрос, на который Гермиона хотела знать ответ.       — Ты права, оказалось, Блейз давно испытывал ко мне чувства. И когда заметил, что я увязалась за Малфоем — взбесился. Они долгое время не общались, но потом Драко догадался о чувствах Блейза и помог нам сойтись.       Еще один ответ был у Гермионы. Вот почему она редко видела Забини с Драко.       — Почему я не замечала, что ты часто проводишь время с Драко?       — А ты часто смотрела на него?       Верно. Гермиона думала о нем только тогда, когда он находился рядом с ней. Патруль, уроки, но она никогда не обращала на него внимания вне этих ситуаций.       — Полумна, я окажусь права, если предположу, что эльфов мы не дождемся?       — Ты самая умная ведьма столетия, Гермиона. И ты как всегда права. Я освободила эльфов еще три дня назад. Они обещали вернуться после того, как навестят своих родных и будут служить нам, как свободные домовики. Если бы я отправила запрос об изменении статуса эльфов, то этого чудесного разговора между нами не было, верно?       — Верно….

***

      И вот она вновь на своем месте. На прохудившемся кожаном диване. В ее маленькой гостиной. В ногах спит рыжий кот, а в ее руках очередные ответы. Строчки на сухом пергаменте дрожали из-за непослушных трясущихся рук. «Прости меня.       Гермиона.       Я знаю, ты думаешь: моему поступку нет оправдания. Все, что я говорил тебе — правда. Я не искал корысти. Я не хотел играть твоими чувствами. Но так получилось…       Так получилось, Грейнджер, что твои поступки толкнули меня на это. И я виню тебя. Виню за то, что смотрела так, как не смотрел никто. Твои чертовы карие глаза говорили о многом и, черт возьми, молчали о намного большем. Я ненавидел тебя тогда. В школе. Я терялся. Терялся в догадках и теориях. Терялся в вопросах, которые не решался задать тебе. И не задал бы. Но не сейчас.       Я видел в твоих глазах жалость. Жалость, которую я ненавидел даже больше, чем тебя. И я видел в тебе интерес ко мне. Я знал, что в твоей голове строилось множество теорий о причине моего поведения в школе. Почему я стал таким?       По телефону я тебе ответил честно. Я потерял. Потерял все. Семью, друзей, статус и самое главное — себя. Мерлин! Грейнджер, я потерял свою жизнь!       Можно ли начать все с чистого листа, когда мои руки в крови? Когда моя фамилия ассоциируется с болью, смертью и предательством? Когда рука изуродована меткой, которая будет напоминать мне всю оставшуюся жизнь о том, что я сделал? Можно ли надеяться на будущее?       Я не надеялся.       Я умирал. Умирал в душе. Гнил. Падал в бездну. И однажды я решился покончить с этим. Как последний трус. Ведь я не видел будущего. Для моей жизни не было чистого листа. Но, по иронии судьбы, мое желание умереть исполнили другие люди.       Наверное, ты уже знаешь, как помогла мне Полумна. Она спасла меня. И я ей бесконечно благодарен.       А потом появилась ты, Грейнджер. Со своими взглядами и громкими мыслями. Ты вдохнула в меня надежду, и ты терзала меня. Терзаешь до сих пор. Я бы отдал все, чтобы вернуться в прошлое и поменять свою жизнь. Но я не могу. Ни один маховик времени не поможет мне обелить свое имя.       Жалею ли я о своем поступке с записками и притворством другим человеком? Нет. Черт возьми, нет!       Я никогда не был так счастлив, Грейнджер. Слышать твой голос. Твой смех. И черпать из тебя ту жизнь, которую я потерял. Ты делилась со мной всем, пусть даже не зная этого. Ты помогла мне почувствовать то, что я не ожидал. Я влюбился в тебя, Грейнджер.       Мерлин! Я влюбился…       В тебя.       Ты невероятно веселая, чистая, искренняя, умная и, Мерлин, какая ты красивая! Невероятная.       Я бесконечно жалею, что не узнал тебя такую до войны. Я жалею о взглядах, которые мне прививали с детства. Нет разницы — чистая кровь или грязная. Она одинаково красная. Она пахнет ржавчиной. У всех.       Я хочу попросить у тебя прощения. За все. За прошлого себя, за свою семью, за шрам на твоей руке, за слова, произнесенные мной. За ложь. Но за что я извиняться не буду, так это за мои чувства к тебе, Грейнджер.       Я влюблен в тебя, Гермиона. По уши.       Мне трудно поступить так, как надо.       Я не буду больше напоминать о себе, пока ты сама не захочешь этого. Но прошу, дай мне шанс — и я буду самым счастливым человеком на земле. Д.М.»