in broken home

      — Он не выживет, да? — кто-то ухватился за её руку, и Суён с ужасом обернулась.       Это мальчик. Где-то пятнадцать лет, может, младше. Он был весь в саже и кашлял так, будто источник дыма был внутри него. И смотрел неотрывно, не дышал и вообще не подавал никаких признаков адекватности — хотя, насколько она знает, большинство призраков держатся за старые привычки. Суён поежилась, ощущая знакомую, но такую мерзкую волну мурашек от контакта с мертвым.       — Как тебя зовут?       Мальчик щурился, будто не мог разглядеть её. Он мотал головой по сторонам, а затем приблизился к ней и застыл, точно поражённый увиденным. Но не успела Суён даже пикнуть, как он набросился на неё, сжав её руки.       И принялся буквально вопить:       — Он в опасности! Он умрёт, умрёт, умрёт!       — Стой, успокой… — Суён попробовала отстраниться, но мальчишка возникал перед ней, куда бы она ни повернулась, и всё продолжал кричать, — пожалуйста, я прошу тебя… Да успокойся ты! Приди в себя!       Её голос отразился эхом от стен, и на секунду все вокруг стихло. Даже жар от окружившего пожара исчез, оставляя лишь запах горелого дерева и пластмассы.       — Он умер?       — О ком ты говоришь? Почему ты… здесь?       Мальчик продолжал молчать, полностью игнорируя её вопросы. Но Суён не в первой убалтывать несговорчивых призраков, окей?       — Он умрёт, умрёт… они не спасли его, они не успеют. Кто-нибудь, пожалуйста, он же умрёт…       Кёнхо за это по головке её не погладит, но раз Суён уже ввязалась в это, она же должна постараться на все сто?       — Ты кого-то ищешь? Хочешь, чтобы я его нашла? Кто-то в опасности?       — Я… Дэ, надо спасти… Никто не знает. Господи, нас не найдут. Моя вина, я виноват! Надо спасти его!       — Пожалуйста, успокойся. Я могу помочь тебе, но если ты не скажешь…       — Госпожа Ким? Вы закончили? Прошло уже два часа, где её…       Чужой голос звучит как гром среди ясного неба. Суён будто вытаскивают из бочки, наполненной водой, и весь мир — её реальный мир — встречает её шумом автомобилей вдали, шелестом листьев и звуками чужих шагов. Она оторопело оглядывается по сторонам, всё ещё ощущая запах горелой древесины и дым, забивающий лёгкие. Сердце стучит как бешеное, она даже боится, что оно вырвется из груди и она тут же умрёт. Собственный страх медленно отступает, даже если она понимает, что она не одна. Перед глазами стоит мальчишка, испачканный в саже и выдыхающий дым прямо ей в лицо. Крики всё ещё эхом звучат в её голове, и она понимает, что её руки дрожат как у сумасшедшей.       Боже, она бы всё отдала за то, чтобы не делать ни один шаг в одиночестве после всего этого.

***

            Её мобильник вибрирует в сумке, она уверена — Кёнхо напал на свой сотовый и яростно набирает её номер. Однако Суён игнорирует его, пытаясь выровнять дыхание и не казаться настолько напуганной, какой является на самом деле.       — Господин Пак, я могу задать вам пару вопросов? Как человеку, который знает историю этого дома лучше всех остальных.       — Хм, — старик задумчиво всматривается в небо, а потом переводит взгляд на дом, задерживаясь на окнах и крыше. — Вы про пожар?       — Да, — Суён переплетает собственные пальцы, все еще ощущая волнение и чужой взгляд на себе. Этот мальчик прямо сейчас очень близко к ней. Она чувствует его. Чертова эмпатия.       — Никак нельзя обойтись без этого? — мистер Пак звучит почти жалобно, и Суён понимает его. Никому не хочется говорить о темном прошлом, особенно если пострадал кто-то из твоих близких.       — Боюсь, что нет. Будет проблематично, если у нас не окажется ответов для потенциальных покупателей. Поэтому я бы хотела все уточнить.       — Черт всех подери. Эта семья никогда не заживёт спокойно. Бог знает, им так не повезло, пережить такое горе, и не избавишься же…       — Обещаю, я постараюсь не акцентировать внимание на этой трагедии, господин Пак, — она улыбается ему той самой улыбкой, которой успокаивает Кёнхо, когда он переживает. — Моя работа — избавить моих клиентов от этого дома.             И это помогает. Господин Пак слегка расслабляется и проводит рукой по волосам.       — Хорошо. Какие слухи до вас дошли? Что это был обман для страховой компании? Что они хотели скрыть какое-то преступление? Кто-то хотел кого-то убить?       Она вспоминает крики, детское лицо, полное ужаса и испачканное сажей, а также боль во взгляде мальчика. Кто-то умер по его вине?       — Практически всё это, — уклончиво ответила девушка, — но, говорят, пожар был случайностью. Я слышала, что всё случилось из-за детской неосторожности. А кто-то говорит, что сын хозяев закрылся в чердаке специально, чтобы выжить. — Это просто неслыханно! — возмутился мужчина. — Юный господин ни в чём не виноват! Да кто посмел клеветать на него? Он же был совсем ребёнком!       — Мне кажется, это и побудило все слухи. Кто-то из гостей пострадал в тот день? Я имею ввиду, вплоть до смертельной опасности?       (Что ж, давайте уточним, что иногда Суён приходится врать и она не испытывает особой гордости за это)       Господин Пак раздражённо оглядывается по сторонам, а потом трёт свою шею. Суён ясно видит, что ему не хочется поддерживать разговор, но ей придётся вытянуть из него всю правду.       — Погиб только сын хозяев, — тяжело выдыхает мужчина, — единственный сын. Просто золотой ребёнок. Был надеждой родителей, они же старые уже, а он у них появился после долгих… Ох, это такое горе для семьи. Они вырастили его в этом доме, и здесь же он погиб. Поэтому после пожара они не решались продать его.       — Как звали их сына? — она старается не выглядеть слишком заинтересованной в деталях, потому что господин Пак уже подозрительно косится на неё. — Прошу прощения, если это слишком нагло с моей стороны.       — Да нет, — он тяжело выдыхает, — просто, понимаете… Тяжело это. Я как сейчас вижу этого мальчишку, весь такой весёлый, странные шутки пускал, всё время весь такой задорный. Это так не шло к его образу ответственного сына, хотя на людях он как те принцы влиятельных компаний.       Господин Пак горько усмехается и хлопает себя по карманам, тут же раздражённо говоря:       — Забыл сигареты. Ладно, без них, — он на секунду прикрывает глаза, чтобы потом ответить на ранее поставленный вопрос. — Чунмён. Ким Чунмён. Ему исполнилось пятнадцать в тот день.       Что-то внутри Суён разбивается с громким звоном, заставляя её сердце обливаться кровью. Она судорожно вздыхает, стараясь контролировать дрожащие руки, и стремительно прячет их в карманы пальто.       — Я навела справки, прежде чем приступить к осмотру дома, — её голос слегка дрожит, но она прикладывает все усилия, чтобы не казаться сильно задетой рассказанным стариком. Получается плохо. — И до меня дошли некоторые слухи. Будет лучше, если я узнаю, что правда, а что нет, иначе могут возникнуть проблемы с покупателями.       Она быстренько сбрасывает вызов Кёнхо, отправляя ему короткое сообщение с просьбой перезвонить чуть позже, и возвращает всё своё внимание к охраннику. — Люди говорят о каком-то Чондэ или я ошибаюсь?       — Чондэ? Ким Чондэ? Боже, это было… Я даже не могу представить, какого ему живётся после этого, — мужчина вновь хлопает себя по карманам, а потом расстроенно выдыхает, и Суён он кажется отчаявшимся в конец. — Он был лучшим другом юного господина. Они вместе с пелёнок, насколько я знаю. В тот день они забрались на чердак, а пожар начался и разгорелся слишком быстро. Пока спасатели смогли хоть что-то сделать, огонь повредил лестницу и пол на втором этаже. К тому же, никто не мог их найти. Мы не знали, куда они пропали, и вокруг была такая суматоха…       Суён хмурится, но ясно понимает, что последующее ей очень не понравится. По спине проходит холодок, будто осознание истины доходит до неё раньше, чем господин Пак успевает открыть рот.       — Они не смогли добраться до детей.       — Они задохнулись? — догадалась девушка, вспомнив, как чуть не потеряла сознания из-за горелого запаха и дыма, неожиданно заполнившего помещение.       — Не совсем, — уклончиво ответил мужчина. — Как я уже сказал, из детей погиб только юный господин. Они отравились угарным газом, но спасатели смогли вытащить их через крышу. К несчастью, спасли только одного.       Чондэ спасли, понимает Суён, и в следующий миг оторопело принимает истину.       Чунмён не знает, что с ним случилось.       Он умер, так и не узнав, жив ли был Чондэ тогда, успели ли спасатели, как он сейчас и где он находится. Чунмён не перейдет грань, пока не увидит все сам. Он не может ничего сделать, потому что привязан к дому, которого по сути уже нет. Но дом собрались продавать и никто из его семьи или знакомых больше не посетит его. Именно поэтому он тянет её за собой в мир, наполненный пеплом, дымом и отчаянным детским желанием жить.       И только она это осознаёт, как все повторяется. Мир вокруг неё стремительно меняется, появляются звуки и картины, которых не должно быть здесь, и Суён перестаёт понимать, где находится.       — Госпожа Чхве, — обеспокоенно обращается к ней охранник, — с вами все в порядке?       Суён опирается спиной о забор, роняя на землю все вещи, и закрывает уши руками. Её мир съёживается, становится серым, пыльным и таким тусклым, что она не сразу понимает, что за звук раздается со всех сторон.       Треск половиц и приглушённые крики людей. Со всех сторон поднимается дым, тяжелеет воздух, и она не сразу отличает детский голос среди прочих звуков.       Двухлетняя трагедия. Пожар в доме. Она потрясенно смотрит вокруг себя.       Она видит Чунмёна, который кричит и трясёт друга за плечи, прося, чтобы тот проснулся. Однако Чондэ лишь безвольно поддаётся тряске, точно тряпичная кукла извиваясь в руках друга. На глазах Чунмёна слёзы, он яростно тормошит друга, умоляя его ответить, и беспорядочно водит руками по его лицу, будто не веря в происходящее. Дым стремительно заполняет помещение, и Суён вынуждена прикрыть рот и нос ладонью. И тысячи мыслей забредают в голову Суён, несмотря на всё происходящее.       Что он должно быть чувствовал, зная, что они застряли в этой ловушке и скоро умрут, а всему виной он один?       Нельзя и спрыгнуть, ведь за окном более пятнадцати метров вниз и бетонный пол террасы. Им не убежать, потому что за дверью — медленно пожирающий всё на своем пути огонь, и он скоро доберется до них. Суён испытывает боль, настоящую физическую боль, которая раздирает все внутри неё, и очень хочет уйти, но не может. Будто этот призрачный мир пробрался в её реальный, сделав девушку частью себя, и держит с какой-то целью.       С какой?       Это вопрос раздается эхом в мыслях, и что-то в её голове щелкает. Чунмён не просто так показывает ей это. Он не просто так кричит, ведь так? Он хочет, чтобы она узнала что-то, вероятно, что-то очень важное. Вот поэтому он демонстрирует ей предсмертные минуты своей жизни, чтобы она заметила это.       (И Суён задыхается в чужой боли, которая раздирает её на куски, потому что она — свидетель смерти тех, кто этого не заслуживал)       Она не в силах стоять: поддается слабости, падает на колени и бессильно продолжает наблюдать. Пепел падает на её лицо, мешает ей дышать. Она растирает его вместе со слезами по щекам и смотрит, как Чунмён прижимает к себе Чондэ так крепко, что тот исчезает под тенью кривого потолка. Она замечает, что Чунмён замолкает и вместо криков лишь тихо что-то шепчет другу.       — Прости меня, прости, пожалуйста, — молит Чунмён, зарываясь носом в спутанные волосы друга, — так не должно было закончится, мы не… я хотел сказать тебе… я так хотел, чтобы ты узнал…       Вот оно, внезапно понимает Суён, вот, что Чунмён хотел, чтобы она узнала. Что-то, что он не смог сказать Чондэ перед смертью.       Она даже привстает, прилагает все усилия, чтобы услышать шёпот мальчика. Горло саднило от слёз, и Суён догадывалась, что ещё не раз будет плакать от ночных кошмаров, если её догадка окажется правдой.       — Я не хотел этого. Как же так? Почему именно ты, Чондэ?       Господи, — тщетно взмолилась она: они не заслуживали этого. Только не они, пятнадцатилетние подростки, только-только познавшие, что такое любовь.       — Я так тебя люблю, — просипел Чунмён, но девушке показалось, что он сказал это за её спиной. Каждое слово Чунмёна отчётливо звучало в её голове, и она в оцепенении вслушивалась в каждый звук, — с ума сойти, как, столько терпел… Я хотел сегодня… хотел сказать тебе…       Голос Чунмёна дрожит. Он запинается о всхлипы и тихий скулёж, а у Суён сердце разбивается. Она видит, как пальцы Чунмёна сжимаются вокруг тела его друга и он прижимает его к себе. Так крепко, что он прячет свое лицо в его плечах и начинает рыдать в голос.       Однако не это убивает Суён. Следующее, что она видит, объясняет все случившееся и ей становится так больно, так жалко этих детей, что дышать почти невозможно — она начинает плакать, задыхаясь собственными всхлипами и удушающим дымом вокруг.       Потому что Чунмён со всех сил оттаскивает Чондэ к окну. Он еле ковыляет, как будто повредил себе ногу или лодыжку или что — Суён не разбирается. Он громко кашляет, пару раз даже падает сам, но держит Чондэ, не позволяя ему пораниться сильнее. Чунмён прилагает все усилия, чтобы открыть окно, учитывая, что оно выше его на голову. У него это плохо получается, но Чунмён оказывается находчивым мальчиком.       Он хватает одну из разбросанных по полу палок и колотит ею по окну, пока стекло не трескается. А потом он кричит настолько громко, насколько это возможно. — Сюда! Мы здесь! Кто-нибудь!       Снаружи раздаётся шум машин и пожарная сирена, слышны крики и плач. Суён может даже расслышать приказы, отданные пожарным, но всё её внимание приковано к двум подросткам, жизнь которых висит на волоске.       И хотя Суён уже знает конец всего это, она все равно плачет, когда Чунмён поднимает Чондэ, заставляя его тело уцепиться за оконную раму. Он усаживается вниз, подпирая тело друга, чтобы он не скатился на пол, и начинает… молиться?       О мой бог. Нет, почему именно они?       — Дэ, живи, — Чунмён складывает руки в молитвенном жесте и сильно жмурит глаза, буквально выдыхая последние слова. — Пожалуйста, Господи, прошу тебя. Спаси его.       Она постаралась закрыть уши, мотать головой, лишь бы не слышать этот наполненный отчаянием детский голос.       — Пусть он живет. Пожалуйста, пусть его вытащат. Кто-нибудь, помогите ему. Спасите Чондэ.       У тебя на руках умирает первая любовь в твоей жизни, тебе только стукнуло пятнадцать и всё, что ты можешь сделать — это кричать и молиться, чтобы кто-то да успел помочь.       Но ты умираешь.