Свежесть

«Ле-е-ер». Вкладка браузера загорелась одним входящим сообщением. Пока я настойчиво игнорировала это, перечитывая (не помню, какой раз) шестой том Гарри Поттера, кто-то отчаянно пытался до меня достучаться. «Ле-е-е-е-ер». Второе сообщение, а я по-прежнему читаю про то, как Гарри варил зелье с помощью книги Принца-полукровки. На самом деле я пыталась всего лишь выработать у себя некий иммунитет к приходящим сообщениям. Успокоиться, проще говоря, и не пытаться тут же кликать по вкладке, диалогам, чтоб узнать, кто и что хочет от меня. А я была именно такой –  любопытной. Перевернув страницу, где как раз начинался новый абзац, следовательно, и новая мысль, я всё-таки открыла Вк. Артём. Внутри, у самого донышка в животе, приятно защекотали пёрышки удовольствий. Улыбка сама появилась на лице.  «Слона покупать не буду, Тём, - написала я, вспоминая его прикол перед самыми каникулами. – А так, что случилось?» Он, наверное, тоже улыбался, прочитав моё сообщение, потому что как раз следующим написал: «Купи слона, - а затем добавил: - Или скажи, какие стихи надо учить». Я соскучилась, Тём. Понимаю, что у меня нет прав это всё тебе сказать, хотя хочется. Я так жду понедельника, чтобы встретиться. С другими, конечно, тоже. И по девчонкам соскучилась. Родители не отпускали в город гулять. С учёбой всё более-менее, но вот тестирование в следующем году заставляет их наседать с зубрёжкой сильнее. Прилежнее относиться к знаниям. Ответственнее - к будущему. Можно подумать, я сама не понимаю, что от этого многое зависит. «Расскажи сначала, какие ты сдал уже». В такой желанный понедельник, когда отовсюду сыпались поздравления с пережитыми промежуточными контролями, когда все обнимали и целовали в щёки друг друга, потому что не виделись целую неделю, когда преподаватели ленились напрягать нас своими предметами – в этой обстановке так внезапно раздался звонок Павла Егоровича.  - Ты что, правда, пойдёшь к нему на допы сегодня? – Анька тоскливо смотрела на то, как я кладу трубку и виновато оборачиваюсь к ней, будто нашкодившая собака. – Мы же погулять хотели.  - Можешь пойти со мной. Я невесело хмыкнула, но понимала, насколько обидная вся эта ситуация. Мы всей группой, считай, кроме зануды Владика и приболевшей Илоны, решили сходить в пиццерию, а тут – такое бедствие. Мы ведь совсем скоро расстанемся. Блин. И самое обидное, что уже сейчас стали распадаться понемногу. Но во времена, в необходимые моменты единоличной сплочённости, мы сильны, как гроза.  - И это в первый день выхода! – нарочито тягуче гнусавила подруга. – Как так можно?  - И правда, Лер, - подключилась Алинка, которая слышала всё краем уха, отвлекшись от чтения электронной книги. – Может, не пойдёшь?   - Он же тебе пропуски не ставит, в отличие от студентов, - Алиска тоже подключилась меня убеждать остаться и пойти вместе с толпой гулять. В поле зрения позади подруг как раз мелькнула шевелюра высокого Артёма, и внутри всё ещё противнее сжалось. Он шутил, улыбался, обаял своих собеседников, а мне было понятно, что вот этой прелести из-за факультатива лишусь.  Чёрт.  - Я бы с радостью, вот только у студентов нет каникул, и для них этот понедельник – самый обычный, - я виновато поджала губы, выкидывая из головы образ Тёмы, и складывала вещи после второй пары истории за день.  - Нам что, без тебя идти!? Анька никак не могла поверить в то, что я, так долго ждавшая этой встречи, где смогу увидеть Артёма вне лицейского официоза и правил, теперь отказываюсь. Конечно, можно было позвонить Лихотникову и соврать, что по какой-то причине я не смогу прийти. Например, меня подгрузили какой-то деятельностью или поставили дополнительные часы истории. Он бы поверил. Можно было не звонить ему вовсе, а потом как-то оправдаться. Но это несерьёзно, на мой взгляд. Всё-таки у нас нормальные отношения, деловые, партнёрские в какой-то степени. Я не хотела их портить своими глупостями и развлечениями. Он в меня столько вкладывал, развивал и помогал. Да даже если я завалю курсач, он всё равно настоит на том, сколько сил было приложено, и выдвинет меня вперёд. Пожурит сначала, конечно, но не оставит недооценённой. Хотя этот протекторат - не то, чем можно и стоит гордиться с моей стороны. А ещё где-то там, в километре от меня, сейчас шагал старшекурсник Соболев, чьё поведение у меня до сих пор вызывает немой вопрос. Может, он, конечно, прогуливал и далеко не в километре был от меня. Может, он ближе, чем я думаю. А, может, мне не стоит о нём думать вовсе. Пусть детали позабылись, но в голове до сих пор висит непрочитанным сообщением вопрос: почему его настроение тогда в аудитории, когда мы были вдвоём, резко переменилось? Что я такого сказала или сделала, что он внезапно посуровел? И ещё одно: есть ли вероятность, что он намеренно привлекает к себе внимание, заставляя переживать, что я оказалась неправильно понятой. Всё-таки слишком много думаю. Как и всегда. Особенно о нём.  Всё.  Эй, ты, а ну нафиг из моей головы! Мне повезло, что как для первого учебного дня после каникул я была хорошо одета. Ну, на мой взгляд, хорошо. И как повезло… Знала ведь, что мы можем пойти погулять все вместе, а значит, нужно выглядеть презентабельно (для... ну, вы поняли). Я жутко любила эти ботильоны на десятисантиметровых каблуках, которые буквально выпросила у мамы, отчаянно заверяя её, что буду ходить в них. Заношу до дыр. Сотру платформу в щи… Вот и приходится ходить. Ноги, конечно, потом болят, деревенеют за часы подряд в одном напряжённом положении, но зато на каблуках! И красиво подчёркивали силуэт. И пальто красивое тоже. Жёлтое такое, яркое, как солнышко, которого сегодня нам много не досталось. В общем, типичная девочка-девочка. Такая женственная, романтичная, милая… Такая редкость в моём исполнении, но я любила всей душой эти единичные случаи. Ветер поднимался, а вместе с ним и пыль. В глаза летит, режет, ресницы не спасают. Знаете, в чём минус контактных линз? В том, что ты, пока их наденешь, пока носишь день за днём, глаз свой приучаешь не так рефлекторно срабатывать на чужеродные объекты рядом со зрачком. Вот и в моменты стихии у меня страдают глаза. И что поделать с этим? Все брёвна – и все в моих глазах. Прям дрова на зиму. Еле вышагивая на каблуках до остановки, от которой можно подъехать к университету, чтобы не тащиться целый километр в этой мазохистской обуви, я пыталась успокоить свои нервы. Переживать от возможной встречи с одним старшекурсником оказалось так волнительно, что досадные разочарования по поводу несостоявшейся прогулки с Артёмом, просто вылетели из головы. Меня занимала загадка, хотелось найти ответ поведению студента Лихотникова и расставить все точки, чтобы больше не думать о нём, чтобы занимать свою голову мыслями о поступлении, Артёме и том, как разойдутся пути всей нашей группы историков через три четверти. Это причиняло уже не дискомфорт, а лёгкую тоску. Нам меньше года осталось вместе быть, мы однозначно разбредёмся, кто куда, но почему-то мне так грустно. С этими людьми я провела такие дни, прожила такие моменты, испытала такие эмоции, что молча смириться и жить покорно дальше не смогу. Лицей навсегда останется в моей памяти. Я не обладала даром предвидения, но знала наверняка, что вот такие моменты настолько сильно запечалятся в мою память, что спустя годы, десятки лет вспоминать лицейские будни без улыбки не смогу. Возможно, даже напишу когда-то мемуары или книгу об этом. Боль в ступнях уменьшалась с каждой минутой, проведённой в сидячем положении на кресле в машрутке по пути в университет. Это каких-то десять минут с пробками, но всё равно приятное облегчение. Теперь бы дошагать до самого университета. На втором этаже в уже знакомую аудиторию как раз входили студенты, когда я преодолевала второй пролёт лестничной клетки. В слабом дневном освещении коридора редели силуэты студентов, и в числе последних старшекурсников я узнавала по привычному росту, комплекции и количеству знакомых людей. Троица между собой тихо перешучивалась и не спешила заходить, галантно придерживая дверь и пропуская вперёд девушек. Или якобы галантно. Может, они просто хотели пошутить над ними. Или оценить вид сзади. Осень же, ещё нехолодно, и студентки спокойно вышагивают в юбках и платьях под чулки и тонкие колготки. Невероятно соблазнительно, но мне не понять. Для этого стоит чуточку повзрослеть. Стук каблуков эхом отдавался в малолюдном коридоре и привлёк ко мне внимание. Ехидно улыбчивая мордашка Ильи сменилась ссохшимся эмоциональным занудой, словно я своим появлением в него кислоты добавила. Он что-то шепнул ребятам, и они вошли в аудиторию, оставив нас одних.  Старшекурсник проводил взглядом своих друзей, и дверь в аудиторию медленно сантиметр за сантиметром закрывалась по окружности перед его носом, отрезая и ему, и мне путь отступления и разрушая любые шансы попасть на пару. Не из-за того, что этот голумн не позволит мне попасть на пару.  Нет. Если бы… Лёгкая дрожь пробежалась с шеи вдоль хребта вниз, а голову охватил жар. Кисти рук трупно леденели под градусом этой обстановки. Соболев угрожающе шёл в мою сторону твёрдым, уверенным шагом, не сбавляя скорости. Его шаги отдавались смертным приговором в ушах.  Брр, я слишком драматизировала. Всколыхнув головой и сощурив глаза, избавлялась от вуального наваждения. Чего я так нервничала и почему не сработал настрой на игнор в маршрутке, не знаю. Но почему-то с ним не сработал.  В это время, не обращая и взгляда, что мог, например, задеть меня плечом, старшекурсник просто прошёл мимо, оставив после себя шлейф этого чопорного безразличия. Будто и нет меня вовсе. Так, воздух сотрясается сам по себе, знаете ли! А не от моего дыхания. Это уязвляет, ничего, да? Если он добивался этого, у него получилось.  С каждым его шагом, размеренным и отчётливым, (подальше от меня) злость во мне сильнее закипала. Ощущение, будто я ожидала чего-то, и мои ожидания не оправдались. Но что мне ждать от него? Объяснения? Да, чёрт возьми, я хотела услышать, что за бес в него вселился и тогда, да и вообще какого хрена он творит?! Он тут не единственный студент, но никто не давал ему права вести себя со мной, как с дурой сначала, а теперь – как с мебелью! Я на эмоциях даже не соображаю, что хуже из этих двух позиций. М-да уж, ждать от него, и правда, ничего не стоит. Глупо, да? Почему-то гадкая мыслишка, что он просто пройдёт мимо или, ещё хуже, чего-то недоброго скажет, совсем не отпускала. Но я бы согласилась даже на такую реакцию, на гадость, на язвительность, на пошлость – да на что угодно, кроме этого тотального безразличия, которым могу доверху намазывать хлеб, будто размороженным сливочным маслом! Зубы от скрежета скрипели в ушах, и я впивалась отросшими ногтями в кожу ладоней, пытаясь собрать в кучу собственный характер, эмоции и мысли. Злиться из-за ничего – не моя фишка,  поэтому успокойся, Лер.  - Ты что, - мой голос звучал, будто из бутылки, с лёгким эхом и хрипом, - не пойдёшь на пару? Тебя Лихотников видел. Разумеется, этого не знаю, видел он его или нет. Просто предположила. Но испепелять затылок парня было гораздо бесстрашнее, когда он шёл в другую от меня сторону. Я чувствовала себя в безопасности или в безнаказанности, но своими словами снова загнала себя в угол. Мне казалось, что он не отреагирует в такой-то манере поведения на меня как раздражитель. Не дура ли, а? Соболев остановился не сразу. Он сделал несколько шагов, замедляя ход, и развернулся через несколько мгновений. Освещаемый со спины дневным закатным солнцем, старшекурсник смотрел на меня. Может, с каким-то свойственным исполинским взглядом. Может, тоже испепелял. А, может, что наиболее вероятно и характерно для него, незаинтересованно. Я не видела его взгляда, но чувствовала неудобство в своей шкуре. Будто бы не он отчебучил что-то противное, а я. Неужели его мои слова какие-то задели? Хотя он же только что с пацанами своими прикалывался… Не похоже, чтобы ты страдал. Тогда что на твоём лице? Уж точно не радость. Я могла, сколько угодно, прикрываться сарказмом, но какой в этом смысл, если всё равно не заткну за пояс свои эмоции. Не понимаю. Я просто не понимаю тебя. И не хочу больше ни о чём думать. Почему ты вообще меня зацепил? Развлечения ради, ведь так? Идиот.  В носу противно защипало, и глаза покрылись толстой плёнкой с эффектом двойного стекла. Он выводит меня из себя… Не понимаю. Ничего не пониманию. Да, чёрт возьми, что ты творишь вообще? Что я тебе сделала, что ты так со мной обращаешься? Что ты…  - Я передумал, - эта лёгкая ненавязчивая манера, словно выстрел пули, меня отрезвила и позволила плёнке на глазах высохнуть. Он же насквозь прогнил безразличием ко мне. Нет, ты шутишь. Вот это всё – спектакль? Ты меня разводишь? Ты что, правда, считаешь, что я поверю вот в этот фарс? Эмоции захлестнули меня с головой, выуживая из черепа отказ от себя самой, а он так и стоял, смотрел за моим лицом, открытым для чтения всего, что происходит в голове и наслаждался. Он, блин, куражился моей реакцией. Хвала небесам, что не тыкал пальцем и не ржал, как бесноватый!   Просто уйди. Развернись и шагай своей походочкой на лестницу.  Свали отсюда. Я прошу тебя, уйди. Словно услышав мои слова, Соболев посерьёзнел, нахмурился, но двигаться с места не стал. Он увесисто давил своими размышлениями на мою психику, ибо пошевелиться я не могла, даже если бы и хотела. Немая сцена, развернувшаяся в коридоре меня угнетала и будет угнетать ещё долго. Нанизывая каждый нерв на спицу  спящего режима, я пыталась осознать, что со мной творится, что я позволяю делать с собой. Наверное, самоанализом стоит заниматься не здесь, но сил идти на занятия уже не было. Новую информацию мне не впитать. А Соболев тем временем развернулся и прежней свободолюбивой манерой пошагал к лестнице. Упырь. В следующие дни мне становилось хуже. Настроение тонуло в очередной череде мыслей, а я буквально задыхалась в обидах. То и дело на какой-то паре или в дороге меня накрывало. Или дома, что ещё хуже. Ни тебе домашку сделать, ни поплакать вдоволь и громко – рассказывать родителям совсем не хотелось. Только и оставалось, что писать Аньке о своих эмоциях. Да и что писать-то. Ну, довёл меня старшекурсник до слёз. И что? Нет же никаких фактов вообще. Ноль на массу.  Анька задаст резонный вопрос: и чего ты тогда ревела. Что мне ей ответить? Я не знаю ответа на этот вопрос. Просто не понимаю, что за всплеск эмоций напал. Лунное затмение, что ли, скоро будет. Или полнолуние.  Через неделю и ещё через одну я успокоилась уже. Раны, кровоточившие из-за фактического недопонимания, успели затянуться. Не зажить, конечно, но и не бередить меня накануне сна очередным «а что, если...?» не стали. И я была признательна своему мозгу, что не донимал меня догадками, когда и без того считанные часы тратила на сон. Но рано или поздно будет так, что затвердевший мозоль возникнет снова, и тогда будет вдвойне больно. Одна боль накладывается на другую, преумножается и накрывает тебя капюшоном, мешком, оставляя слепым, дезориентирует и выбивает дух из тела. Как с похищением, знаете ли.   - С тобой всё в порядке? – Тоня проницательно смотрела на меня всякий раз, когда я, особенно бледная, попадалась ей на глаза и тяжело вздыхала. Не заметила, как стала это делать достаточно часто. Вместе с Тоней трансформацию заметили все, кто общался со мной чаще всего. Лихотников. Инна Витальевна. Девчонки все. Даже филологи. И химики, с которыми мы часто пересекаемся в лицее. Все уже интересуются моим аморфным состоянием с лёгкой щепоткой амёбы. Стараются понять, помочь преодолеть трудность или вести себя со мной, как раньше, чтобы не идентифицировать жалость. Все, кроме Артёма. Эту крепость, похоже, мне никогда не одолеть. И правда, чего это его должно заботить моё психическое состояние? Он ведь и не заметит, что я расстроена или как-то рассеянна. Кто-кто, но он уж точно не видит во мне друга даже. Скорее товарища, но и то мужского пола только. На девочку, которую хочется дёргать за косички, я не тяну. Во-первых, косичек у меня нет, а во-вторых, у него же есть девушка. Там всё серьёзно вроде бы. Но это не мешает ему флиртовать с моими подругами и задирать их.  Они реагируют по-разному, а я – никак. Действительно, зачем тогда меня трогать, да? Усевшись в коридоре на стул, чтобы немного успокоить мысли и освежить голову влетающим в вестибюль прохладным уличным осенним воздухом, я наблюдала за лицеистами. Здорово, наверное, жить обычной жизнью, а не проходить какую-то гигантскую Полинезию ситуаций, где тебя бросает из стороны в сторону... Если честно, меня здорово подкосило. Вот это непонятное увлечение, взявшееся на ровном месте, все эти эмоции, которые мне не характерны. Спустя время я буду размышлять об этом и хвататься за голову от абсурдности: как я могла это допустить. Как всё могло иметь такой итог? Когда адекватность теряет срок годности?  Но дело в том, что лягушка в чане не замечает, как варится.  Мои лицейские заморочки в виде тщательной учёбы и отношений с лицеистами отходили на второй план, когда маячило на горизонте внешнее тестирование, на основании результатов которого дальше будет складываться моя жизнь. Разумеется, я наслушалась о гражданском обществе, о самоутверждении как специалиста юрфака, о прекрасных перспективах студентов факультета международных отношений… Мне хотелось всего, я видела себя везде, чувствовала потенциал и возможности. Во мне разжигалась искра будущего, и это занимало большую часть времени размышлений. Я хотела узнать, кем стану, что – моё, где мне реализовать лучше всего себя. Разумеется, все эти штуки о предназначении заполняли мою голову, но никогда не находили стопроцентного отклика. В таких мысленных перипетиях времени на всякую дичь, вроде «странно, что Соболев мне не попадался» просто не оставалось. В конце концов, я не хотела его видеть. Не хотела трогать то, что может спокойно остаться в прошлом. Иногда так бывает, что хочешь вот узнать, чем закончится сериал, но ты понимаешь, что там всё будет так интересно и твой мозг взорвётся на куски. Ты будешь отсчитывать сцены до развязки, сгорая от интриги. Ты упустишь сам сюжет за вот этой погоней.  Это как перевозбуждение.  Когда слишком – тоже плохо. Вот и со старшекурсником было так. Я перенасытилась этим всем и теперь не хотела влезать в то болото снова. Какое мне дело до его тараканов в голове?  Интереса ради поясню, что пошла на дополнительные факультативы Лихотникова в универе из-за необходимости понять, в какую сферу я буду вливаться, надо ли она мне и кто её составляет на данный момент. И ради взрыхления знаний по истории для ВНО. В общем, светить в универе фейсом я собиралась только ради себя, а не ради случайной встречи с одним придурком. Объясняю, потому что то, что пойдёт дальше, не подчинялось никакому контролю с моей стороны. Ситуация целиком вышла за рамки моих полномочий – мне лишь оставалось просто следовать ей, как импровизации.  В общем, я предупредила. Во вторник после изнуряющей физры и пар в лицее мне приходилось тащиться на пару по глубокому курсу политологии к четвёртому курсу. Последней в разделе стояла Южная Америка, а эта тема настолько мне скучна, насколько бесполезно было само занятие. Общую информацию нам выложили двумя неделями ранее, проверочные тесты и эссе уже сданы, а теперь, как казалось, подводился итог всего пройденного материала за курс. Меня это не касалось, я не студентка ещё, а вот двадцать охламонов с замученными глазами на пятой паре – да они проклинали эту Венесуэлу и Бразилию. По-чёрному, считай. Как расисты. Виски нервно дёргались. Усталость наплывала, и мне стоило торопиться домой, чтобы отдохнуть. Я ведь тоже не робот, чтобы загонять себя в режим белки, вырабатывающей электроэнергию в колесе. Лихотников поймал меня в коридоре, расквитавшись со своими студентами последними наставлениями перед консультацией к экзамену, и поблагодарил за внимание, за интерес к курсу, снова восхитился моей жаждой знаний, упомянул что-то о курсовой, а я не то, что слышать, я уже прямо стоять не могла. После стольких часов в положении сидя, после этих спешных перебежек между лицеем и универом, после раздела легкоатлетических упражнений с утра я буквально складывалась гармошкой к концу дня.  - … так что у нас с вами только среда и четверг общие будут теперь, - а в нём, словно источник молодости, бьёт ключ. – С третьим курсом у нас Китай и Япония в конце двадцатого века, а с пятым – диссиденты.    - Хорошо, - пока мозг не начал откатывать информацию и вспоминать, на чём закончились лекции на прошлой неделе, я вяло кивнула. – Простите, пожалуйста, но мне хочется домой. Очень напряжённый день.  - Да-да, - суетливо бросал научрук, - до завтра, Лерочка, до завтра. Отвечаю, будь во мне больше жизненных сил, я бы придумала поувесистей причину его радости, кроме состояния влюблённости, но, увы и ах. Ноги медленно топали по коридорам. До остановки идти через главный вход далеко – пойду через запасной, которым пользуются лицеисты преимущественно. Так короче. Но даже туда волочиться оказалось пределом способностей, поэтому шла я медленно, сутуло и малость безысходно. Завтра из-за факультатива с третьим курсом я опять дома буду поздно. А мне как бы и не взападло ехать вне час пик сидя, скорее не хочется ехать одной. Привыкла с Анькой же. Но пока я в состоянии гончей за фантомом своего будущего, собеседник из меня так себе. На тротуарах я была внимательнее, чем в коридорах универа, переходя пешеходный переход – тоже. Осенний дух растрёпывал мою лохматую шевелюру и сушил губы. Я стянула резинку с волос, и ветер отыгрывался на моей гриве, как мог. Это же такая редкая возможность. А на самом деле у меня от стянутых волос просто болела голова. Слишком много информации внутри, нет оперативной памяти для анализа, даже для простой операции вроде счёта. Надеюсь, что никто в маршрутке не дёрнет меня за волосы. Только-только полегчало.  Я прикусила губу и не удержалась от соблазна стянуть подсохшую кожицу. Лёгкий треск, и кончиком языка ощутила солоноватый привкус металлической собачки с куртки. Если не кровь пошла, то кровяные точки такие на губах проступили. Лучше бы не кусала. Пока подобные мысли занимали мою голову на светофоре перед остановкой на другой стороне улицы, я высматривала встречные маршруты, чтобы, если что, активно махать водителю с просьбой подождать меня. Обычный день, как и неделя до этой, готовился нанести мне непоправимый “урон”. Он уже возвышался позади меня. Он уже достиг своей цели, выследил её, загнал в угол и был готов к броску. Его тень покрывала мою макушку поверх и тупо поглощала на асфальте.   - Ты так много факультативов посещать начала. Хотела меня увидеть? От неожиданности больше, чем от осознания личности, я схватилась бурно за сердце и вдарила сильнее запястьем в грудь, чтобы покашлять. И только потом поняла, кто стоял позади. Страх, опасность, адреналин или безразличие – я забыла обо всех своих установках и о том, как жила последнее время. Я даже об усталости забыла. Теперь на эмоциях с вопиющим возмущением и критикой смотрела в его развесёлые глаза, наполненные мальчишеским азартом, и терялась в догадках: ты нормальный, блин, вообще? Ты вообще человек? Ты стираешь столько эмоций на одной мне, словно испытываешь на прочность. И меня это не то чтобы бесит, но радости не доставляет точно. Зачем так пугать-то? Соболев тяжело дышал и выглядел слегка запыхавшимся – это я заметила уже позже. Он одет на стиле, в наушниках, с торчащим из кармана джинсов брендированным гаджетом, с лёгким беспорядком на голове и плутовской усмешкой. Соболев – типичный мажор, который при этом не лишён мозгов, да ещё и пользоваться ими умеет. Но тогда я, зелёная сопелька, не понимала, что его вот эти вбросы разных обличий – не более чем провокации меня. И я велась, хотя не так давно сама была наблюдающей стороной за точно такой же сценой… Артём и Аня. Артемон… Казалось бы, не понимаю, что делают они, а сама реагирую на точно такие же уязвимые точки. Просто у меня они другие, чем у Аньки. Или Тони. Говоришь, не умеешь чувствовать так же, как другие девочки? Чёрствая, да? Не можешь реагировать на подколы других парней, потому что сдерживаешь себя и хочешь казаться недоступной? Боишься трудностей отношений?  Да уж… А что же ты тогда проделываешь с этим шестикурсником?  Как это называется?