Свежесть

Светофор для пешеходов отсчитывал обратно секунды для возможного преодоления дорожного полотна, но Соболев стоял прямо передо мной и не двигался. Только дразнил и всем своим видом раздражал. Его взгляд метнулся выше  моей головы и вернулся к гипнозу. Будто бы я стану вести себя покорно от этого. Ага, как бы не так.  - По-моему это ты за мной от главного входа бежал. Я разворачиваюсь спиной гордо и шагаю на последних десяти секундах по пешеходному переходу и сгруппировано преодолеваю расстояние до остановки. А идёт ли Соболев за мной – меня не волнует. Но он шёл и теперь стоял рядом, тоже высматривая встречные маршруты. Непохоже, чтобы он куда-то спешил. И по пути ли ему вообще. Неужели шестому курсу, тем более, парню, нечего делать, кроме как бесцельно шляться после факультативов? Как безответственно. Небось сидит на шее у родителей! Хотя что это я? Чего меня должны такие вопросы волновать? Это его дело. Он взрослый мальчик и сам за себя отвечает, пф. С разрешения родителей.  - Не хочешь пройтись? – старшекурсник поворачивает ко мне голову и опускает проницательный взгляд с той же нагловатой усмешкой, словно читает меня, как открытую книгу да ещё и на родном языке.  А мне хоть бы чуточку быть сложнее. Хоть на белорусском. Я же не хочу быть книгой на арабском или китайском языках, ну! Такая категория сложности мне не нужна.  - Заодно поговорим, зачем ты ходила на все лекции Лихотникова, - продолжает он, и я становлюсь пунцовой, как малина.  - С тобой? Не хочу, - отвечаю быстро, но не позволяю себе сожалеть об этом. Будто бы я могу хотеть гулять с таким жучилой. Фу.  - А чем я тебя не устраиваю?  Соболев делает шаг ко мне, и теперь игнорировать его становится невозможным. Более того, посторонние люди на остановке смотрят на нас. Хихикают или качают головой. Но даже не их осуждение мне мешает. А вот этот смешок, будто бы этот флирт их завлекает. А я, дурнушка, ещё не понимаю, что это флирт. Даже слова такого тогда не знала на практике. Не испытывала. Чёрт.  Я молчу, прячу глаза либо в асфальт, либо в сияющие фары встречных машин, высматривая огни повыше, которые принадлежат маршруткам. Добраться бы быстрее до автовокзала и поехать домой. Приходи давай уже, мой автобус, а?! Где тебя черти носят только! Из-за мужского настойчивого откровенного взгляда мне неловко. Чувствую, что краснею. Мне жарко, и я не хочу здесь находиться с ним. Боюсь просто. Даже люди не спасут. Чего он так смотрит на меня? Его они не смущают, что ли? Нет, правда, поеду на первом, что сейчас подойдёт! Я так больше не могу. Первая маршрутка, которая подъехала после очередной паузы перед пешеходным светофором, благо, устраивала. Я не думала ни секунды – влетела в неё фурией, оплатила проезд и уселась в самом конце с противоположной от остановки стороны, чтобы не видеть этот прощальный насмешливый взгляд в окне. Будто за хвост меня ухватил, плут. А сам же бежал от входа! Будто ждал меня, ага. И стоило ли так бежать ради меня одной? Сердце ухнуло в пятки по ломаной траектории тела в положении сидя, когда довольная морда Соболева показалась в тусклом свете маршрутных лампочек. Он отдал деньги за проезд водителю и по-свойски опустился на место рядом, своим весом слегка всколыхнув сидения. Была бы рада подумать, что это маршрутка проехала колдобину, но мы, как назло, ещё стояли на остановке, пока заходили другие пассажиры и оплачивали проезд. И откуда вас столько взялось? Когда я сигала внутрь, ни один не шевелился даже в сторону автобуса! А тут - как мёдом намазали!  - Так что со мной не так? – ухмылявшаяся рядом довольная морда сифонила досадной радиацией, и я уставилась в окно, стараясь полностью её игнорировать. Рассевшись вальяжно, насколько позволяли длинные ласты в не особо эргономичном автобусе, этот морской котик перекрывал мне выход. Даже если я захочу силой протиснуться, места не хватит. И так его мало, а тут ещё этот свин свои лапы раскинул. Не садиться же мне к нему на коленки, чтобы выйти, в самом деле! Вообще и так смущает это всё. Наверное, не стоило садиться у окна, но кто же знал, что он попрётся за мной!  - Расслабься ты, - хмыкнул парень и слегка дёрнул плечами. – Я пошутил.  - Отличная шутка, - тихо и недовольно бубнила я. – Прямо клоун, сбежавший из цирка.  - Что ты там шепчешь? – он наклонил своё ухо ко мне, и я, дёрнувшись от него, ударилась лбом прямо о стекло маршрутки.  Вот ещё! Чтоб тебя, пернатый! Пусть и холодное окно, но лоб немного саднилаю. Я прижала ладонь и остервенело метнула молнию из глаз в нерадивого соседа.  - Что ты хочешь от меня?! – вспылила и, не уследив за интонацией, добилась внимания к себе и ему даже в маршрутке. Неловко до ужаса. - Зачем бежал за мной? Подразнить?  - Я не бежал за тобой, - он расплывается в своей беспардонной ухмылочке и, похоже, хочет отнять мою руку ото лба и посмотреть, что там с ним. Но не позволю этого! Дёргаю локтём и чуть не заезжаю ему в глаз.  Ха, а было бы круто, заряди я ему фингал! На такой смазливой мордашке синюшность была бы кстати. Заодно и ответочка. Возмездие.  Правда, я его задела. Скулу. Слегка. Да и осторожно же, а не со всей дури. Так что не считается, пф.  - С тобой опасно иметь дело, - пернатый снова отшучивается, и мне становится вдвойне неловко. Во-первых, люди, которые ехали в маршрутке и слушали наш диалог, до этого просто оборачивались иногда. Теперь - уже наблюдали за тем, как я чуть не ударила парня. И вины на моём лице было с грамм, не больше. А Соболев даже не провёл пальцами по лицу, чтобы проверить, не сильно ли я приложилась к нему. Значит, не болит! Тем более, не считается как возмездие.   - Вот поэтому не лезь ко мне! И выпусти, мне на следующей остановке выходить! Я встала на ноги, насколько позволяло это место для ног между нашими и передними спаренными сидениями, и схватилась за поручень, чтобы не упасть на повороте. К слову, выходить мне на конечной как бы, но из-за него встану раньше. Не могу больше выносить его присутствия рядом. И вообще чувствовать его взгляд. И эти взгляды посторонних. Брр, смущает жутко. Да и он тоже жуткий. Соболев держал руку на поручне перед собой и не выпускал меня, сколько бы я ни ломилась. Его, и правда, веселила эта ситуация и моя реакция на неё. Но мне и тогда в голову не приходило, что это всё как-то странно. Не его поведение, а моё собственное. Кроме раздражения тогда я ничего не чувствовала. - Да проходи-проходи, - он, наконец, убрал руку и встал, чтобы я спокойно вышла, - не нервничай так в моём присутствии. Ты краснеешь. Я обернулась к нему с вопиющим оскорблением на лице и так хотела ударить, как давно не хотела двинуть какого-то парня. Ещё со школы, наверное, когда дразнили там и так же выводили из себя. Дураки они, мальчишки.  - До завтра, Лерочка, до завтра, - Соболев перекривлял слова и интонацию Павла Егоровича, хотя сам же является его студентом и подопечным! Лицемерный хорёк, чтоб тебя водяные под воду утащили! Мне не понять этой высокой логики и театральной игры, нет, не понять. Я топала по спустившимся сумеркам на город и пыталась отогнать от себя всякие догадки, которые так и лезли в голову. На неё и так не натянешь всё это положение вещей, так ещё и изнутри копошатся. Хватит, довольно. Я хочу спокойно домой доехать, сесть и расслабиться с музыкой в наушниках. Но сколько ни старалась, какой бы трек ни ставила, мысли возвращались к надоедливому дипломнику. Я не могла найти ни одной причины, по которой он бы вёл себя так со мной. Так дурашливо и беспардонно. Так нахально, властно и с юморком. Тоже мне, шут! Арр, зла не хватает на это непонимание.  Но, наверное, я боюсь ответов больше, чем вопросов. Кто знает, что у него на уме. Кто вообще знает, что в голове у взрослых парней. И насколько они взрослые, а то, судя по тому, что видела, возраст и поступки вообще не имеют никакой связи. Следующий день наступил слишком быстро и непонятно. Приближался час, когда занятия закончатся, и мне придётся снова идти в универ на семинар Павла Егоровича, где обязательно будет Соболев. Он  ведь меня предупредил вчера. Как он умудрился услышать нашу беседу… Локаторы у него или потайной слуховой аппарат, что ли. Даже я не слышала в том состоянии ничего. Наверное, поэтому и не заметила никого вокруг. Мой «радар Соболева» не работал. Интуиция притупилась. Хотя я не столько боялась его встретить, сколько продолжения. На этот раз Анька пошла со мной, потому что ей надоело ездить домой одной. А так – интересно тоже посмотреть на студентов. Да и сегодня только третий курс, зато любимая нами Азия. В этот раз я была более предусмотрительна и обула ботинки на шнуровке безо всяких каблуков. Так куда лучше. - Пойдём в нашу аудиторию? – Анька была навеселе, хоть и уставшей от напряжённого графика среды. – Там хоть бутерами перекусим. И по пути зайдём в столовую.  - Лучше, чем на ходу, - киваю. – Если будет закрыто, возьмём ключ у охранника. Он нас уже знает. Я улыбнулась, и мы продолжали беззаботно идти и обсуждать уроки. Извилистыми дорожками университетского городка внутри двора мы попали к чёрному входу в корпус и вошли. Столб пыли стоял в носу, и мы поспешили преодолеть эту завесу поскорее.  - А можно ключ от…? – продолжать мне не пришлось: охранник узнал меня.  - Она открыта. Там студенты ключ брали. Мы переглянулись с Анькой и пошли туда. Конечно, дерзко заглядывать не станем, мало ли, но обычно та аудитория пустая, и пары в ней проходят только лицейские. Так в чём дело? Что за студенты посмели…?  - Ты будешь? – в немом взгляде Аньки на дверную ручку застыла некоторая робость, которая наступает с ней, как и со мной, в такие моменты. – Или я? Было видно, как она не хочет этого. Притом, что не робкого десятка по себе, она стеснялась чего-то подобного. В такие моменты я брала всё на себя ради неё и справлялась с задачей. Поэтому и в этот раз молча положила ладонь на дверную ручку и без стука потянула на себя, втискивая голову внутрь. Посреди аудитории на партах беспардонно развалились студенты старших курсов. Было видно, что мы помешали их отдыху и вообще не чета им. Аж некоторая недоброжелательность сквозила в воздухе. Поэтому я завелась и оскалилась: они не следовали правилам и вообще позволяли себе ноги на стол положить и даже, о боги, лечь! Девушка расслабленно лежала на столе, опустив вниз со столешницы голову, вытягивая длинную шею и опуская свои распущенные волосы к самому полу. Но её это, похоже, не волновало, ведь среди пятерых парней она была единственной особью женского пола, которой наверняка доставалось всё их внимание. Именно особью.  Ужас, как она мне не понравилась.  - У вас пара тут? – я хмуро осмотрела их наглые рожи и беспардонные позы, которых они ничуть не смущались. Даже глазом не повели, что дверь открылась.  - А что, не видно? – один из парней пресно буркнул мне в ответ.  - Без преподавателя? – а я себя с каждой секундой ощущала всё глупее. Словно надзиратель-полторашка. Ибо что я им могла сделать?  - Это самообразование, - единственный из этих ребят, кто сидел с книгой, тряхнул ею и с прищуром уставился на долю секунды на меня: Анька же стояла скрытая тенью коридора. – Знаешь такое слово? А вот его наглость меня взбесила ещё сильнее. Так и хотелось позвать преподавателя и пожаловаться, что студенты проводят время в нашей  аудитории да ещё и подобным похабным способом! Жаль, что не могу снять этот эпизод на телефон. Вот же ж…!  - А это невоспитанность, - шиплю в ответ, обводя взглядом каждое нарушение университетской дисциплины, - но уроки этики вы, похоже, прогуливали. Вместо того, чтобы ощутить хоть каплю стыда, эта орава тупо рассмеялась, делая из меня ещё большую дуру. От бессилия я захлопнула дверь с силой, всё ещё клокоча от негодования внутри.  - Что там такое? – Анька в недоумении смотрела на меня: сама же всё прекрасно слышала. Жаль, что не видела этих уродов только. Фу, блин.  - Да шайка идиотов, - отмахнулась я и поспешила в столовую, пока идёт ещё пара, и там немного студентов. Можно быстро взять сок и умять с бутерами за столиком. Анька следовала за мной и тоже возмущалась услышанными фразами и осуждала за подобное поведение. А мне стало так неприятно, словно на меня помои вылили. Отмахиваясь от мыслей каждый раз за трапезой, я привлекала внимание, но всё равно оно волновало меньше. Противно до ужаса, что есть  такие люди. На чужой территории ведут себя так по-хамски, словно универ для них – просто тусовка. Ничего путёвого в голове совсем.  Уминая кусок хлеба с маслом и сыром, я пыталась успокоиться и забыть о существовании таких невеж. Назвала бы так, как должно называться подобное, но ругаться уже нет сил. Да и перед полуторачасовым семинаром нельзя быть взвинченной, иначе внимания – ноль, новостей – ноль, настроения – ноль. А так, может, меня удивить чем-то смогут.  - О,  малявочка, - приятель Соболева выглянул из-за спины знакомых в коридоре под аудиторией семинара и помахал мне рукой, словно был и моим приятелем тоже. Вот ещё! Только этого мне не хватало! Но этот его жест заметили окружающие и стали с интересом наблюдать за мной и Анькой. Повезло, что хоть ещё и самого Соболева не было. Он вчера незнакомых людей привлекал, а тут – свои же. Сразу начнутся вопросы, любопытные взгляды, хихиканья и ещё чепуха. Достало. Делать им больше нечего, да, кроме как в чужую жизнь лезть? Скучно живут, наверное. Легко быть студентом шестого курса, ага. То, что эта троица была шестикурсниками, стало понятно, когда Лихотников обмолвился о бакалаврском дипломе Соболева, который был уже написан.  Я поморщилась и, отворачивая лицо от любопытных глаз, протиснулась в аудиторию, где уже собирался люд. И что вообще этот пижон тут забыл? Это же для третьего курса семинар.  «До завтра, Лерочка, до завтра», - я вспомнила гнусавенький тон шестикурсника в маршрутке, и меня передёрнуло. Почему этот вопрос не появился в голове раньше? Чем ты вообще думаешь, Чегрин? И думаешь ли в последнее время?! А то создаётся впечатление, что ты лишилась мозгов. Никакого мыслительного процесса, никакой адекватности. Вот и порешь всякую чушь. Только и думаешь, что о непонимании, об этом противном старшаке… А как же учёба? Поступление? Тестирование? Что, сдавать экзамены уже не будем? Пойдём отношеньки заводить направо и налево, да? Прикусив до боли губу, я смахнула с глаз наваждение и уселась за парту. Анька уже раскладывала вещи и смотрела на меня с недоумением, мол, чего ты. А что я, Нют, что я… Кажется, будто спихиваю себя со своего пути собственными руками. Не узнаю. Мне повезло, что Павел Егорович занимал всё моё внимание и толика самобичевания перед семинаром позволила не обращать внимание на мигающую лампочку в голове с надписью: “Соболев поблизости”. Глубоко побоку, где он находится. У меня нет времени думать о нём, как бы ни хотелось. Не Соболев мою жизнь устраивает, не он меня вытаскивать будет из трудностей, не ему жить со мной. Тогда какого хрена ты позволяешь себе так много минут в сутках думать о нём? Это безропотно кололо в сердце. Наверное, у меня бы уже тахикардия была или эпи-приступ, если бы мои мысли находили мгновенный отклик в физическом воплощении. Но нет, я всё ещё могла истязать своё чувство вины, взывать к ответственности и заставлять насильно забывать о чём-то душевном,  просто потому, что сейчас у меня на это нет времени. А когда оно будет? Когда будет время общаться, дружить, гулять? Когда я буду встречаться с мальчиками и учиться вести себя с ними? Кто мне расскажет, как это делать? Где прочитать? На ком практиковаться? Меня эти мысли занимали достаточно долго. С тех пор, как первая любовь оказалась несчастливой. Вернее, не так. Первая любовь была отчасти взаимной, но та история давно прожита в моём сердце, и я не хочу возвращаться к ней. По крайней мере, не сейчас, когда Лихотников с тревогой смотрит на моё стеклянное лицо.  - Валерия, с вами всё в порядке? Я проморгала несколько раз и осмотрелась. Прошлое пеленой уже не застилало глаза, а мне посчастливилось сидеть в аудитории, заполненной студентами, которые писали какой-то тест. Анька сидела рядом и тоже что-то писала. Статуей на стуле с деревянным позвонком сидела лишь я одна.  - Да, - поджимаю губы и слегка трясу головой, - простите. Нам нужно что-то писать?  - Вы меня пугаете, - он взволнован, но держит себя в руках перед студентами. – Может, хотите выйти и умыться? Ну да, я же хожу без косметики. Могу позволить себе умыться. То, чего практически ни одна студентка не может. Надо же. Опять я прикрывалась сарказмом и смеялась над собой. Ох уж этот комплекс неполноценности. Процесс пофигизма ещё не завершён во мне. Или это побочный эффект. Но когда-то мне точно будет плевать, кто и что думает обо мне, о моём внешнем виде, о моих выборах и реакциях. Когда-то это всё станет неважным, и я сама буду отвечать за себя. Полностью и бесповоротно.  - Да, пожалуй, - я улыбнулась, поджав неловко губы, и покинула аудиторию. Немного свежего воздуха из открытого окна в женской уборной будет кстати. И хоть дышала полной грудью и глубоко, напрягая мышцы живота, чтобы избавиться от последнего кубического сантиметра воздуха, мне легче не становилось. В уборной с широким подоконником, куда студентки клали сумки и куртки с шарфами, иногда можно было сесть и отдохнуть. А иногда покурить. Разумеется, уборщицы не позволяли сидеть тут, но в учебное время появлялись они нечасто. А мне, и правда, нехорошо. Так что, считай, оправдание заготовлено. Я даже не среагировала на открывшуюся дверь, прислонившись лбом к торцу открытого пластикового окна, чтобы дышать практически уличной морозью.  - Похоже, ты не сильно ушиблась вчера, - шестикурсник привычно вошёл в уборную и плотно прикрыл за собой дверь, дёрнув ручку. – Голова чугунная? Понимаю, что шутка была безобидной, а даже если и нет, то мне всё равно, но видеть сейчас кого-то тут вообще не хотелось. Я даже не отреагировала на его появление вообще, исключая сам факт присутствия в женской уборной. Не хотелось говорить, смотреть на него и позволять снова лезть ко мне в голову своими светлыми глазами. С этой рутиной цирка даже не знала, какого они у него  цвета. Это же неважно.  - Куришь? – он достал пачку сигарет и протянул мне. Но и на этот жест реагировать я не хотела. От запаха табака пока что меня не воротило, но позволять ему тут курить в своём присутствии нельзя. Если он подожжёт сигарету прямо тут, я просто уйду. Не хочу с ним говорить.  - Нет, ты же примерная девочка… Но взволновала Лихотникова, - всё место на подоконнике было занято мной и моими ногами, поэтому шестикурсник просто приткнулся плечом к откосу, сложив руки под грудью. Не будет же он двигать мои ноги к окну и моститься ягодицами на край подоконника. Он мог бы. Но не стал. – И можешь не молчать, если я с тобой говорю? Соболев слегка взъерепенился отсутствием реакции с моей стороны. Ну, конечно. Я же давала такую порцию разнообразия эмоций, а теперь – с гуся вода. Сорян, чо. Зрачки переместилась на одинокие фигуры студентов университета и залипли в чьи-то чёрные шевелюры. В разговоры между людьми. В их смех и ругань. Толпа студентов других факультетов шла на остановку, обходя главный корпус и истфак. А мне больше всего сейчас хотелось дышать свежим воздухом и смотреть за людьми  в одиночку. Но он стоял здесь, совсем рядом, не курил, а просто зажимал сигарету губами и слегка ею двигал. Тоже смотрел на улицу и немного - на меня.  Молчал.  Перенял правила моей игры.  Вот только эта партия рассчитана на одного. Самоудовлетворение, если угодно. А я с каждой секундой не видела смысла больше в каких-то загадках. Ведь что толку задаваться вопросами: а что если. Интересна я ему? Или он дурачится? Испытывает меня на прочность или я напоминаю ему какую-то свою ошибку. Может, он вообще проспорил своим приятелям втереться ко мне в доверие. Пусть это и сериалы да книги, но такое тоже бывает.  Люди ведь разные. Идиоты, конечно, но разные. На самом деле, я хотела, чтобы мне было все равно. Головой понимала, насколько это правильно и по-взрослому, но вела себя совершенно иначе:  - Мне вот интересно, - тихо прошептала, - почему ты лезешь ко мне? Почему злишься? Сторонишься? А потом ведёшь себя так, словно ничего и не было. Теперь молчание стало неловким. Соболев, если и ожидал от меня такого хода, то точно не сейчас. Наверное, решил, что такая персона, как я, вряд ли решится поставить вопрос ребром. После тонны смущения и краски на щеках мне тоже казалось, что осмелиться на подобное – моветон. Но нет. Соболев лишь мельком глянул на меня, но его увесистого мрачного взгляда хватило, чтобы я ощутила его отторжение этого разговора как такового. Давай, признайся себе хотя бы, что ты уже пожалел, что пришёл сюда. Но никто не просил. Никто не толкал ко мне. Вот и пусть всё будет так: мы оба столкнёмся с реальностью. Хотя в твоём случае я хотя бы честно тебе выскажу всё. А вот на твою порядочность не уповаю. Ты плут, Соболев, и глазом не моргнёшь, чтобы охамутать очередную птичку, вроде меня. Это, конечно, уже растлением несовершеннолетних попахивает, но ты же у нас мажор. Тебе всё можно. И тебе ничего за это не будет. Правила высшей лиги.  - Это похоже на игру «тяни-толкай», - а я тем временем продолжаю говорить, не обращая никакого внимания на собеседника. - Либо просто забавляет тебя, либо не просто…   - Слишком много думаешь не о том, - на низких вибрациях выстреливают его слова, но не причиняют боли. Я была готова к любому исходу, начиная разговор, потому что просто устала испытывать на прочность свою нервную систему. Мне в жизни не вытерпеть такой интриги – я соскочу с крючка скорее и приму аскетизм, чем буду тешить себя надеждами.  - Мне надоело думать.  - Это видно, - нарочно подкалывает, чтобы вывести из этого заторможенного состояния.   - Но, знаешь, лучше не думать вовсе о твоих мотивах, чем погрязнуть в них.  - Чегрин, не загоняйся, - он чиркнул зажигалкой и втянул в себя дым через подожжённую сигарету, прогнал через лёгкие и выпустил в комнату, задрав голову кверху. – Ты ещё лицеистка.  - Собираешься курить здесь? – я пропустила реплику мимо ушей и недоумённо уставилась на сигарету в его опущенной руке и перевела взгляд на лицо.  - Ну да. А ты мне предлагаешь с горящей сигаретой идти по коридорам на улицу? – и правда, что это я. Какой вздор.  - Раньше надо было думать, - недовольно бурчу, спрыгивая с подоконника и приближаясь к выходу. – Из-за тебя я вся провоняю дымом.  - И что? – он смотрит с долей цинизма на меня, стоявшую у самой двери уже, лишь бы подальше от него. – Да успокойся, от пары клубов ничего не будет.  - Ненавижу сигаретный дым, - не скрываю своей открытой неприязни. – Но я тебя услышала. Просто “лицеистка”. Спасибо за ответ. Если честно, даже когда закрыла дверь, в горле стоял удушающий ком. Одежда, волосы и дыхание во рту – особо ничего не провонялось сигаретами, но мне было так тошно, что выблевать какой-то орган стало бы облегчением. Тяжесть в груди, словно отравление уже пошло в кровь, не отпускала. Мне снова нужен был свежий воздух, но так долго отсутствовать я не могла. Завернув за угол, уже подходя к самому кабинету, из глаз неожиданно брызнули слёзы. Не просто сдержанно, а тупо покатились по щекам. Такую реакцию, взявшуюся, казалось бы, из ниоткуда я не в силах остановить. И в глубине души понимаю, что не хочу. Сейчас выходит из организма то, что просто как-то взялось и теперь должно было исчезнуть. В таком виде я точно не появлюсь в аудитории. Ещё не хватало выставлять себя посмешищем. И без того уже отличилась за сегодня сверх внимательностью.  «Чегрин, не загоняйся». И правда, чего это я. Где я и где ты, да? Чувство унизительное, паршивое и жутко оскорбительное. Не могу в таком виде идти на семинар. Все сразу увидят моё пятнистое бледное лицо и красный нос. А спрятать глаза не выйдет – всё остальное просто выдаёт с головой. Да и находиться там, делать вид, что всё в порядке, я не могу. Но тошно, невероятно паскудно, словно вывернули меня наизнанку и выпихнули на подиум.  А ведь говорила же, что готова ко всему. Врушка. Какая же ты врушка, Валерия.  И чего меня так задевало всё то, что было раньше? Чего не давало нормально жить? Почему столько времени я была не в себе? Этот шестикурсник с отвратительным характером и ещё более отвратительной манерой поведения умудрился мне понравиться. Вот почему мне так плохо. Почему я хотела ответов. Почему мне нравилось думать о нём. Потому что он сам мне нравится. Влипла я, похоже. Но, хвала небесам, это ненадолго. Совсем скоро закончатся все факультативы, занятия тут, и мы перестанем видеться. А Павла Егоровича попрошу не назначать смежные с ним встречи. Хватит этих игр во взрослых.