Праздничное настроение

      В Бостоне выдался на удивление холодный декабрь. Температура упала до небывалого минимума, злой зимний ветер задувал в каждую щель, забирался под одежду, пробирая до костей, лил ледяной дождь. Рабочие не успевали очищать тротуары и дороги ото льда, машины сталкивались на перекрестках, люди, поскальзываясь, падая и проклиная всех и вся, семенили по улицам, ныряли в магазины, толпились на площадях, уставленных ярмарочными палатками, и простаивали гигантские очереди, чтобы купить рождественские подарки. Разумеется, были в городе уголки, которые миновало это предпраздничное безумие, и пожилой полковник Сеймор Арбатнот, как и всегда, несказанно радовался, что его дом находился в одном из них, а еще тому замечательному обстоятельству, что впервые за много-много лет его ожидало спокойное Рождество.       Полковник Арбатнот жил в старом викторианском доме возле живописного сквера на юге города. Его дом стоял на самом краю короткой улицы и был первым из нескольких точно таких же домов, принадлежавших в основном точно таким же пожилым состоятельным людям, как он. Когда-то давно в близком соседстве с полковником жила пожилая дама, которая все ждала, что однажды в ее большом доме поселится её дочь и трое внуков. Полковник дружил с этой дамой и сильно огорчился, когда она умерла, оставив дом в наследство той самой дочери. Еще сильнее он огорчился, когда дочь, похоронив мать и выждав приличное количество времени, продала дом одному ушлому предпринимателю, наспех сдавшему его в посуточную аренду. С тех пор соседями Арбатнота стали студенты и туристы, которые галдели и шумели ночи напролет, пускали фейерверки по праздникам, пили, орали и мусорили на улицах. А как-то раз один из них, парень с неразборчивым восточно-европейским акцентом, даже угрожал полковнику, что отравит одну из его собак, если тот заявит на них в полицию. Разумеется, полковник в полицию позвонил, а собак, от греха подальше, увез на пару недель в питомник и, когда враждебные жильцы принудительно съехали и уплатили штрафы, из принципа написал несколько жалоб на самого владельца. Ни одна из них, впрочем, не была удовлетворена, а потому из года в год ему приходилось терпеть такие неудобства, пока в один прекрасный день, чуть меньше года назад, ушлый предприниматель не разорился, а дом не продали за долги. Однако сделка была оформлена в рекордно короткие сроки, в обход аукциона, и полковник с грустью ждал, что новым хозяином окажется очередной ушлый предприниматель. Каково же было его изумление, когда однажды у порога вместо наглого торгаша ему встретился интеллигентный молодой человек в приличном костюме и дорогом зимнем пальто.       — Здравствуйте, — робко окликнул он, когда полковник вышел на дневную прогулку с собаками. — Вы здесь живете?       — Сколько себя помню, — ворчливо отозвался Арбатнот. — А вы заблудились?       — Нет, совсем нет. Кажется, я ваш новый сосед, — молодой человек стянул перчатку с правой руки и решительно шагнул к полковнику. — Меня зовут Альберт Голд.       — Сеймор Арбатнот, — полковник нехотя пожал ему руку и окинул его подозрительным взглядом. — Вы будете здесь жить?       — Надеюсь на это.       — Один или с семьей?       — Надеюсь на это, — усмехнулся Альберт Голд и нервно переступил с ноги на ногу, что заставило полковника посмотреть на него с чуть ли не большим подозрением, чем минуту назад. — Со мной будут жить еще двое.       — Еще двое? — совсем растревожился полковник. — Кто двое?       — Женщина и ребенок. Совсем маленький, но спокойный. Он вам не помешает, — ответил Голд. — Я слышал, что стены в этих домах толстые, но сам пока не знаю. Я впервые покупаю дом.       — О, это очевидно, — неприятно улыбнулся Арбатнот. — Удачи, мистер Голд.       — Удачи, — автоматически повторил Альберт и потом, когда Арбатнот зашагал со своими собаками в сторону парка, рассеянно крикнул вслед: — Спасибо!       Другие беседы не были содержательнее. Ни с мистером Альбертом Голдом, ни с мисс Лорен Каплан, с той самой женщиной, которая поселилась вместе с ним. Она выглядела старше своего партнера, из чего полковник безошибочно заключил, что единственная причина их союза — тот самый спокойный малыш, которого они по неосторожности привели в этот сумасшедший мир, но о котором, стоит отдать им должное, они хорошо заботились. Полковник ни разу не слышал, чтобы ребенок плакал и капризничал, всегда видел его чистеньким и веселым, и даже одобрительно кивал головой, наблюдая за ним и его родителями. Но все же он не мог доверять приятным впечатлениям и нисколечко бы не удивился, если бы эта пара внезапно рассталась, а опрометчиво купленный ими дом ушел бы с молотка следующему хозяину.       Однако в вечер перед сочельником, возвращаясь с вечернего выгула, полковник поумерил свой скептицизм. Когда его сеттеры по заведенному обычаю остановились пометить тополь, возвышавшийся над соседским крыльцом, он по привычке заглянул в окна соседской гостиной и вместо обычных темных, пустых стекол, увидел ярко освещенную, со вкусом убранную комнату, Альберта Голда в мешковатых клетчатых брюках, оплетающего гирляндой пушистую зеленую ель, и непривычно нежную мисс Каплан, сидящую на ковре в теплом домашнем костюме и показывающую веселому малышу яркие ёлочные игрушки. Глядя на них, полковник невольно вспомнил молодого себя, то время, когда он был женат на своей Мидж и они сами готовились отпраздновать первое Рождество в доме, в котором он жил по сей день. Он растягивал гирлянды высоко над камином, стоя на шаткой стремянке, а Мидж мягко напоминала ему об осторожности, пришивая ленты к смешным шапочкам для собак, которые она вязала к каждому празднику. Такая была причуда у Мидж. У нее было много причуд, не всегда уместных, нередко раздражающих, но неизменно милых. Полковник улыбнулся собственным мыслям, а потом встрепенулся и чуть не подпрыгнул на месте, вообразив, что он совсем позабыл про манеры и чувство такта. Он смотрел в окна гостиной слишком долго. Женщина успела достать для малыша обычные игрушки и уйти, а мужчина принялся двигать ель в поисках идеального места. К счастью, ель помешала ему заметить непрошеного наблюдателя, и полковник, прикрыв лицо воротником плаща и дернув за поводки собак, вернулся к себе домой.       Рождество обещало быть тихим.