Blackout

      Рэй, ставшая миссис Дэмерон чуть больше года назад, нашла По с проломленной головой в ванной комнате их нового дома.       Дом они выбирали вместе, с трепетом и энтузиазмом молодоженов, у которых, к счастью, есть возможность воротить нос при встрече с риелторами. По прошел Ирак, а потом отправился на родину, чтобы пристроиться по знакомству в Академию ВВС под руководство генерала Органы. Военный − это не то занятие, которым непременно гордишься за большим семейным ужином, когда какой-нибудь дальний родственник спрашивает, чем занимаешься по жизни теперь. В такие моменты По давился запершившим в горле аперитивом и, неловко улыбнувшись лучшей улыбкой счастливого «своего в доску парня», непременно искал поддержки Рей.       Они жили хорошо. Любили друг друга неправильно, больше как добрые друзья, готовые и подставить грудь, и прикрыть, чуть что, перед начальством. Случись все до встречи с Беном Соло, Рей никогда бы не согласилась принять предложение По. Ни один из них не хотел − хотя понимал, оставаясь наедине с самим собой, отворачиваясь лицом к стенке на своей половине двуспальной кровати, − признавать, что их подлинное и крепкое чувство из другой категории. Рей старалась, позволяя По, герою, который быстро смыл с себя кровь, чтобы не утонуть в навязчивых кошмарах посттравматического синдрома вояки, заразить ее авантюризмом и нереальной легкостью. По, прятавший на глубине картотеки окровавленные лица товарищей, разметанных по бездушным желтым пескам и дюнам, заряжался от Рей как от батарейки молодостью и детской беззастенчивостью. И хотя в стенах Академии ВВС им приходилось обращаться друг к другу по званиям, а также обсуждать искусство ведения войны, им жилось хорошо.       Проломленная с затылка голова По зияла влажной черной раной, спутавшиеся темные кудри слиплись от крови, лицо, глядящее пустыми глазами в пол, отделано тошнотворным багрово-фиолетовым орнаментом гематом; на висок и челюсть пришлось больше всего. Рей не из робкого десятка, изуродованных тел ей попадалось столько, что желудок больше не реагировал, а мутить могло разве что от запаха. Увиденное въедается в долгосрочную память пятном азотной кислоты, и оцепенение вгрызается в деревянные мышцы неспособностью двигаться дальше. В стыках кремовой плитки ванной, как по каналам, кровь расходится красными дорожками во все стороны от головы.       Ее пальцы проскальзывают по сенсору телефона, оставив отпечаток, Рей попадает по цифрам снятия блокировки с третьего раза, зажевывая бледные сухие губы. Жар во всем теле зарождается вначале в груди, растекается лихорадкой к конечностям, потому Рей бьет крупная нервная дрожь, и сколько ни дыши по инструкциям и правилам реагирования в критических ситуациях, паника − снежная лавина, обвалившаяся на ее голову точно перед остывшим трупом.       9-1...       Черт. Снова.       9-1-1. Оператор, пожалуйста.       − Положи трубку.       Ей кажется, это практически коматозное состояние парализующего ступора подбрасывает где-то на уровне подсознания звуковую галлюцинацию; в конце концов, у Бена Соло, или того, кто был назван им при рождении, совершенно другая интонация, спроси у Рей, что не так, и она не сможет дать четкий ответ, впрочем, уверенность прежняя. Голос Бена – Кайло – всегда звучал иначе: ниже на полтона, с характерным скрипучим напряжением кого-то, кто из отвратительного помпезного стремления к большему хочет звучать важнее и влиятельнее.       − Рей.       Конечно, большая ложь разума: Кайло Рен не называл ее по имени. Вообще никак не называл. Она переводит стоически прямой взгляд на его ничего не выражающее, каменное лицо. Не лицо, а пластиковый слепок, маска в тон кожи, поперек – кривая прерывистого шрама, уходящая за ворот кипенно-белой рубашки. Отглаженной. Сидящей на нем хорошо. У черного галстука – череда случайных отметин в тон тому, что расплывалось темно-красным озером под пробитой головой По Дэмерона. Рей сжимает зубы до болезненной пульсации в висках и продолжает таращиться.       Она не знала доселе такой оскверненной пустоты. Даже в день, когда Кайло Рен сбросил собственного отца с помоста, обставив дело так, словно смерть Хана Соло стала результатом случайности во время бытовой потасовки. В городе копы кормятся с его руки, пристроившись к кормушке измазанными мордами, купить и перепродать кого-нибудь в обмен на заляпанный кровью отчет об истинном положении дел – пустяк, два звонка по полторы минуты, и папку с нацарапанным сверху «Х. Соло» отправляют в шредер.       − Ты встанешь уже? – он звучит нетерпеливо, резко, в приказной интонации, Кайло не хотел, точнее, возможно не хотел, с ней уже непонятно, сложно, чертова дура, ведь понимает, как не стоит, не стоит будить в нем это, слепую злобу, разгрызающую кости как орехи. – Встань с пола, Рей. Ему не нужна служба спасения.       Должно было получиться как лучше: поднимись, потому что здесь ледяной кафель, и твое страдальческое выражение лица тебя совсем не красит, поверь, все в порядке, потому что трагедии не произошло. Случилось то, что являлось необходимостью двенадцати месяцев вынужденного отсутствия Кайло Рена в городе. По Дэмерон послужил благой цели, перед тем сглупив масштабно – По Дэмерон подобрал что-то, что ему не принадлежало, казалось бы, из тех же лучших побуждений.       Она всхлипывает сдавлено, глотая удушающие слезы, и руки его ловят ее в хватке разрушающих объятий. Отторжение тактильного контакта поначалу Кайло подавляет, сомкнув в кольце, подавляет силой, так, словно пытается выжать из нее остатки самообладания и силы вместе с воздухом.       Рей может разглядеть брызги крови на его белоснежной рубашке повелителя всего гребаного мира. Рей замолкает, обмякнув оторопело безвольным телом, и в тот момент ему вовсе не нужна ее излюбленная ярость девчонки-дикарки, сумевшей нацарапать собственное имя глубоко на подкорке сознания. Рей. Мать еще давно говорила, что безумные вещи совершаются во имя любви, но какая же это чушь, такие вещи творятся из признательности, зависимости, нежелания делиться, эгоизма, стремления к добровольному угнетению.       − Ты можешь уйти отсюда, − он осторожно отстраняется, придерживая Рей за локоть, чтоб не думала, будто границы личного сильно с тем раздвинулись, взгляд его до пугающего спокойный, уверенный, посмотришь и подумаешь, что дальше все точно будет в порядке, − а можешь задержаться и вызвать копов. Итог получится тот же.       Так Кайло Рен предупреждает, вырисовывая альтернативные поведенческие модели. В конце концов, Рей – отличница, первая умница курса, привыкшая сравнивать себя с Нэнси Дрю, ей все это понятнее матриц и уравнений. У смерти По Дэмерона будет лишь одна версия, прописанная первым гроссмейстером города с шиком в деталях, каким бы позавидовал любой именитый мастер подлинного триллера.       − Я тебя не просила, − она впервые подает голос, дернувшись в сторону в ядовитой неприязни, и он обжигается о ледяную пустоту ее взгляда. − Не просила этого делать       − Это не имеет значения.       Звучит как «твои желания не имеют значения, ты не имеешь тоже», но он никогда не умел обращаться с женщинами, а значило то что-то похожее: «ты не знаешь, чего хочешь, поэтому я избавляю тебя от мучительного выбора».       Когда Рей протягивает ладонь, вторую сжимая в кулак, под металлическим ободком ее обручального кольца ощущается полоска засохшей крови.