Симфония жизни для Разрушителя Времени (в трех актах)

*** Когда ему сообщили о том, что он едет вместе с Комуи и остальными в Северную Америку на важную научную конференцию, он радовался невозможно и все никак не мог успокоиться, протрезвонил об этом все уши Аллену, щебеча весь вечер о том, как же он счастлив и какая это большая честь - самому присутствовать на демонстрации секретных разработок Ордена. Они ведь там наверняка придумывали что-то невероятное! Аллен был искренне счастлив за друга, хоть и не понимал половины из того, что он ему рассказывал обо всех этих опытах, открытиях и прочих научных штуках; он просто радовался за него и поддерживал своими словами и улыбкой. Когда, по прибытии на место, ему вручали его бейджик и план научной конференции, он испытывал трепет и был преисполнен радостного волнения, томительного ожидания. Он все пролистывал тогда свою брошюру, жадно глотая информацию, вслушивался во все, о чем говорили старшие научные сотрудники Североамериканского подразделения Черного Ордена... Так почему же сейчас он, побросав все свои дела, брошюры, и заметки, которые сделал во время экскурсии, стоит на коленях перед унитазом и обнимается с фарфоровым другом, рыдая взахлеб и невнятно булькая? Потому что то, что он увидел после того, как им вручили теперь уже не брошюру, а план - светло-серую папку формата А4, на которой латинскими буквами было написано всего три слова - и пустили в одну из закрытых лабораторий, адекватно воспринимать происходящее он был уже не в состоянии. Воспоминания его были отрывочными, но яркими: перед внутренним взором то и дело вставало то помещение с грудой переплетенных между собой проводов и кабелей, что тянулись от различных приборов, считывающих показания с того, что, казалось, было впаяно в огромный круглый стеклянный бассейн. Он светился мягко холодным, мертвенно-белым светом, сквозь который неясно проступали очертания чего-то... похожего на человека. А потом им рассказали суть проекта "Третий экзорцист". Пока глава Североамериканского подразделения горделиво вещала, стоя перед ними, об этих разработках и об успешном их применении в борьбе с армией Тысячелетнего Графа, он все пялился в открытую уже папку и понимал, что не может нормально дышать, нормально воспринимать все то, о чем говорит эта бессердечная женщина. Он сам не заметил, как бросился оттуда прочь, роняя на ходу невнятные извинения и еле сдерживая подступающую к горлу тошноту. Было противно. До ужаса противно. До сего дня он и представить себе не мог, что это за секретные разработки такие, к которым допускались очень и очень немногие из тех, кто занимался в Ордене научной деятельностью. Да как же... Как же вообще так можно было?.. - Джонни! - послышался внезапно голос Ривера, резанув по ушам так, что он вздрогнул. - Господи, я обыскался тебя уже. Ты... Помощник Смотрителя осекся вдруг и направился к нему почти крадучись. Тот же почти не обращал на него внимания, цепляясь все онемевшими пальцами за фарфоровый бортик и невнятно всхлипывая. На полу же, чуть поодаль от него, валялась та самая светло-серая папка, из которой выпала половина листов, а так же - все его брошюры и заметки, прикрепленные к планшету. - Джонни... - Скажи, Ривер, разве можно так?.. - всхлипывает парень, когда тот опускается рядом с ним на корточки и кладет руку ему на плечо. - Это же... Он снова стискивает зубы, пытаясь сдержать рвущиеся наружу всхлипы, а по лицу его снова безостановочно бегут слезы. - До чего жалкое зрелище... - чужой голос - холодный, звонкий - заставляет вздрогнуть уже их обоих; Ривер обернулся, чуть нахмурившись, а Джонни весь словно сжался в комок. В дверях уборной стоит начальник Североамериканского подразделения и пилит обоих взглядом, полным презрения. - Какой же из Вас ученый тогда, скажите мне, если Вас даже с этого проняло? - усмехается жестко эта женщина, а после обращается уже к Риверу: - Нашли, кого притащить, это же надо?.. Хах! Она разворачивается на каблуках и уходит, снова оставляя ученых одних, и звук ее шагов гулко разлетается по коридору, удаляясь. - Это же просто бесчеловечно!.. - шепчет глухо Джонни и сжимает кулаки от злости; слезы снова душат его. Ривер вздыхает. И ведь не то, чтобы он был с ним не согласен... - Ладно, - он поднимается на ноги и чешет в затылке, - тебе лучше уже? Джонни кивает неохотно, и помощник Смотрителя хватает его под локоть, помогает ему подняться. - Тогда идем. Комуи там наверняка заждался уже. Да и заставлять его волноваться... нехорошо тоже. Парень не без труда поднимается на ноги и, опираясь на Ривера, позволяет увести себя из уборной. Ему по-прежнему не очень хорошо, а в голове - полнейший хаос, и потому папку свою он так не подобрал, забыл попросту про светло-серый прямоугольник с данными о проекте "Третий экзорцист" и его ключевой фигурой. ***

"Если б тебя мне встретить, Моя царевна, как ты далеко ходишь? Где на шлее из шерсти Черные песни ты за собою водишь?.."

Разумеется, с того самого дня, как Аллен пришел в себя, заметно оживился и сам Генерал Кросс; если раньше он ухаживал за этим ребенком, будто бы превозмогая себя, тратил на это уйму душевных и физических сил, и отдушиной ему служила лишь музыка, которой он предпочитал заниматься по ночам и в которой растворялся без остатка, целиком и полностью посвящая себя творческой работе, то теперь с мальчишкой он возился гораздо охотнее. Аллен, конечно, побаивался все еще громких звуков и резких движений, но глаза его теперь были живыми и сияющими. Дел у него, конечно, теперь стало чуть больше, но тут на помощь уже ему пришли Матушка и Барба, вызвавшиеся по очереди сидеть с "очнувшимся" мальчишкой, пока сам Генерал хлопотал по хозяйству и занимался домашними делами. - ...а то он мою арфу в покое не оставил бы, - вздыхал горестно Мариан, зажав в зубах сигарету и взлохмачивая собственную рыжую гриву, - а настраивать ее - та еще морока, вообще-то. Аллен, однако, не разговаривал. Молчал, как рыба об лед, и все, сколько бы Матушка и Барба не пытались разговорить его; мальчишку такие напор и рвение со стороны людей, с которыми его не так давно познакомила его "нянька", пугали, и он каждый раз отползал от кого бы то ни было из них подальше, иногда забиваясь в самый угол кровати, и прижимал к себе здоровенного теперь золотого голема, который был как подушка. Кросс же, заметив это, подобные попытки живенько пресек, разворчавшись на них обоих тогда и выдав сакральное "заговорит сам, когда время придет!" Аллена ему потом приходилось успокаивать: он приходил наверх, в его комнату, и осторожно садился рядом с ним на кровать, не спуская с мальчишки внимательного взгляда. Тот смотрел на него так же и выглядел при этом чуть виновато. Генерал молча совершенно протягивал к нему руку и терпеливо ждал, пока тот решится выбраться из своего угла и осторожно подползти к нему, не выпуская голема из цепкой хватки своих маленьких ручек. К Мариану он решался подползти совсем близко и плюхнуться рядом, позволяя тому гладить себя по голове осторожно, и наконец разрешал самому себе расслабиться в его присутствии, закрыв глаза и прижавшись к нему в поисках защиты и молчаливой поддержки. Кросс разговаривал с ним редко. Просто не знал, о чем обычно разговаривают с детьми, и потому все больше молчал, но иногда решался и просто начинал вслух рассуждать о таких вещах, как погода за окном или музыка. О да-а, о музыке он любил порассуждать. А потом еще и с удивлением обнаружил, что Аллен любит эти рассуждения слушать, когда, бросив на него короткий взгляд, заметил вдруг, с каким интересом тот внимает ему и как таращится во все глаза на священника. Кроссу даже стало немного неловко. Спать он его всегда тоже укладывал сам и обещал всегда поиграть ему немного, пока мальчишка не уснет - в противном случае тот просто отказывался отпускать его, начинал капризничать и мычать невнятно. Но Генерал всегда выполнял свои обещания; во-первых, немного помузицировать и поработать над песней в свои часы ему было просто жизненно необходимо, а во-вторых, Аллен и в самом деле засыпал под его арфу! Притом, кажется, сам не замечал, как засыпал - просто смыкал тяжелеющие веки и затихал, прижимая к себе его голема, с которым до этого сидел иногда задумчиво сам Кросс. А мелодия плелась. Плелась постепенно, ложилась тончайшим кружевом на воздух и позволяла вплетать в себя еще и яркую ленту - слова, текст; Мариан придумывал его на ходу, почти с лету, а потом ходил и гонял бесконечно долго в своей голове эти строки, пытаясь и так и эдак, и так и сяк, и либо ему удавалось записать более-менее складную, по его мнению, строку, либо не удавалось, и тогда приходилось начинать все сначала, переосмысливать уже написанный текст и придумывать его продолжение, попутно терзая струны любимого инструмента. Время шло. Мальчик креп, становился смелее и любопытнее. Он все чаще поднимался с кровати и даже решался изредка выглядывать из комнаты рано поутру, когда сидеть и дожидаться "няньку" было скучно, но взять и выйти из своего убежища в "мир" было все еще страшно. Разумеется, от внимания рыжеволосого священника это не укрылось, но тот пока решил не сообщать об этом Аллену и продолжал вести себя как обычно, дожидаясь того момента, когда Аллену хватит решимости наконец-то заговорить. ...правда, когда это, наконец, случилось, Кросс запоздало сообразил, что оказался к этому не готов. Март в этом году выдался теплый; весна наступала стремительно, прогоняя зимнюю стужу и освобождая землю от снега, что укрывал ее плотным белым ковром аж с конца ноября. Воздух был теплым, чистым и свежим, дышалось невероятно легко. Давно уже опустился вечер, и Мариан, по обыкновению, укладывал спать своего маленького подопечного. Аллен, как и всегда, внимательно наблюдал за ним своими огромными серыми глазами, и тот видел в них такой знакомый проблеск ума. Давно уже видел. Он, как обычно, потрепал мальчишку по волосам и пожелал ему спокойной ночи, после чего собирался уже подняться с его кровати, как тот вдруг остановил его: - У-м, пр-ростите... Кросс даже замер. Потом медленно повернулся обратно к ребенку, изо всех сил стараясь не потерять сейчас лицо - настолько сильным было его удивление. Аллен продолжал смотреть на него во все глаза и выглядел при этом немного смущенным собственной решимостью. - Чего ты хотел? - заставить свой голос звучать ровно тоже было непросто, и он приложил ради этого максимум усилий. - Ох, я... - залопотал тот негромко, и Кросс понял, что совершенно не узнает его, - м-м, я... Я спросить хотел. - И о чем же? - священник изобразил вежливую заинтересованность его вопросом, про себя же продолжая соображать лихорадочно, что за хрень тут сейчас происходит? - А... А что там, за дверью? - робко лопочет мальчишка, прижимая к себе Тимканпи, и Кросс ловит себя на мысли, что он кого-то неуловимо напоминает ему. - А разве тебе самому не хотелось взглянуть никогда? - задает ему встречный вопрос Генерал, и тот вздрагивает, пугается отчего-то, будто пойманный на "горячем" шкодливый щенок. - Я... м-н... - он что-то невнятно бормочет себе под нос, пристыженно опуская взгляд, и Мариан понимает, что ни слова не понимает из того, что он там лопочет. - Хочешь, покажу? - прерывает внезапно его словоизлияния мужчина, подперев ладонью щеку. Мальчик же вскинул голову удивленно и захлопал глазами, неверяще воззрившись на него. - ...что там, за дверью. Хочешь, покажу тебе? - А... А можно? - осторожно интересуется Аллен, и Кросс едва удерживается от того, чтобы нахмуриться - сходство это начинает его напрягать. - Конечно, - легко соглашается тот, улыбаясь ему одними уголками губ. - Если ты согласен выйти из комнаты, я покажу тебе, что там за дверью. Аллен замолкает и колеблется некоторое время, словно решая для себя что-то, взвешивая все "за" и "против" этой немыслимой для него в данную минуты авантюры. Кросс терпеливо ждет; ему интересно, что, в конце концов, решит этот мальчишка. - Хорошо, - тот решительно вскидывает голову, и Мариан видит в его глазах даже некоторую долю отчаянья - того самого, когда человек осознанно решается идти навстречу неизбежности. Знакомый взгляд. Вот только не его он ожидал увидеть. - Я... Я согласен! - Ну вот и славно, - вздыхает мужчина удовлетворенно. - Тогда - уже утром, договорились? Потерпишь? Мальчишка закивал активно и снова устроился на кровати, прижимая к себе голема; Тим не вырывался. - Спасибо Вам, - тянет он негромко, глядя на Кросса. "Вам?" Тот же искренне недоумевает про себя, какого черта? - ...и, - продолжает, меж тем, Аллен, сделав небольшую паузу, - спокойной ночи? - Да, - мужчина тянет к нему руку, снова гладит по голове, а потом касается голема; тот приоткрывает рот и начинает негромко воспроизводить всю ту музыку, что наигрывал еженощно Генерал, - спокойной ночи. Поле этого он поднимается с его кровати и покидает комнату, неслышно прикрывая за собой дверь и прижимаясь к ней спиной. Некоторое время он просто стоит в темноте, пытаясь собрать в кучку все свои мысли, что испуганным роем мечутся в его голове. В какой-то момент он распахивает вдруг глаза, сообразив наконец, что же его так смутило, и нервная улыбка против воли кривит его тонкие губы. - Быть этого не может... - глухо, совсем тихо выдыхает Генерал, а после, наконец, находит в себе силы отлипнуть от двери и зашагать вниз на негнущихся ногах, поймав себя на мысли тут же, что выпить ему сейчас точно не помешало бы. *** О том, что они окажутся в столь откровенно дерьмовой ситуации, представить он себе, откровенно говоря, не мог. Нет, Аллен бывал, конечно, в самых разных переделках, но чтобы такое... С поля боя им пришлось отступать в экстренном порядке - появившийся откуда ни возьмись Ной ранил одного из их товарищей и грозился расправиться со всеми остальными столь же ловко. Пришлось уносить ноги, притом срочно. Юноша вздохнул, окинув еще раз свою компанию взглядом и невольно задаваясь вопросом, что там сейчас с его товарищами? Как они? Началось все с того, что их всех подняли по тревоге среди ночи и в срочном порядке приказали явиться на экстренное собрание. Уже там им сообщили, что по всему миру, как грибы после дождя, стало появляться множества акума, и число их растет и множится с ужасающей быстротой. Экзорцистов всех - и Апостолов, и Третьих - разбили на несколько смешанных групп и направили в разные точки земного шара, которые являлись очагами распространения акума. Как только им отдали последние распоряжения и дали команду выдвигаться, началась страшная беготня; все спешили поскорее попасть обратно в свои комнаты, чтобы переодеться и подготовиться к миссии. Не морально, так хоть материально. Морально они должны были быть готовы всегда и в любом случае, потому что долг их в том и заключался - отдать свои жизни во имя спасения человечества на поле боя. Линк его подгонял едва ли не пинками и ворчал все, что время работает против них, и ему нужно быть в зале отправлений едва ли не раньше всех, чтобы привести Ковчег в движение и с его помощью перебросить силы Ордена непосредственно к очагам распространения акума. Аллен это понимал и оттого раздражался лишь больше - от него снова зависело непомерно много. Затолкав, однако, это чувство куда подальше, юноша собрался предельно быстро, и они с Инспектором выскочили из комнаты и помчались в зал, где их уже поджидали оставшиеся в Ордене работники Научного Отдела и собиравшиеся там экзорцисты, которые сразу же разбивались на группы, в которые они были распределены. Как только они оказались в зале, Линк тут же разогнал всех, освободив для Аллена место в самом центре огромного помещения, и он, сосредоточившись и напев про себя все ту же мелодию, заставил явиться Врата Ковчега, над которыми застыли ярко-зеленые цифры с координатами Ордена, и каждый раз, когда подходила очередь следующей группы экзорцистов, цифры над Вратами менялись, открывая проход непосредственно к месту назначения. Группа Канды отправлялась последней перед ними - его группой, где единственным Апостолом был сам Аллен - и когда все они один за одним скрывались за Вратами, он следил за ними во все глаза. - Стручок, - самурай повернул голову в его сторону совершенно неожиданно, хотя собирался уже скрыться за белой завесой, вслед за остальными, отчего Аллен вздрогнул; на него он смотрел особенно пристально, даже несколько отчаянно, и Юу почти смог его напугать. - Чего? - отозвался юноша, не в силах оторвать от него взгляда. - Время, господа экзорцисты, время! - взвился у него за спиной Инспектор, и Канда бросил ему на прощание, перед тем, как шагнуть во Врата: - Постарайся выжить. ...и перед тем, как координаты над Белыми Вратами снова сменились, испуганно замаячив, седовласый экзорцист, глядя в сияющую их пустоту, успел выдохнуть тихое "ты - тоже". Аллен мотнул головой. Нет, в самом деле, о нем точно не нужно было беспокоиться - с его-то регенерацией, Канда не пропал бы точно, но юношу это отчего-то вовсе не успокаивало. Седовласый экзорцист отмахнулся от этого чувства и попытался сосредоточиться на происходящем вокруг: Мадарао находился от него по левую руку и был задумчив и мрачен, а Токуса сидел все так же на одном из каменных выступов и, сжимая изо всех сил зубы, выращивал себе новые конечности. Аллен время от времени косился на него с хорошо скрываемым интересом и прикидывал все, чего еще могут Третьи, если им под силу восстановить даже отнятые у них руки и ноги? Обычный человек после такого остался бы калекой... Сила их только ему не нравилась вовсе, которая уничтожала акума вместе со страдающими душами, а не освобождала их. Тот же, заметив его взгляд, снова принялся язвить и ершиться, но слова его будто бы не касались его слуха вовсе - мыслей в голове юноши было и без того слишком много. Пропали куда-то Линк и Тимканпи, и это напрягало - за них он переживал тоже. Чтобы отвлечься хоть немного, он решил все-таки поучаствовать в малоприятном для себя диалоге с Третьими, но Мадарао, как их лидер, вел себя куда спокойнее и благоразумнее, хоть и не проявлял к нему и остальным Апостолам дружелюбия от слова "вообще". Токуса же откровенно напрягал своими кичливостью и высокомерием, однако... юноша старался и к этому относиться с пониманием. Получалось не очень хорошо, и ему каждый раз предательски сводило скулы, когда он пытался ему улыбаться в ответ на грубости, и постоянно ловил себя на мысли, что Канда ему, наверное, давно бы уже двинул. Посмеялся про себя нервно. А потом случилось это, притом случилось настолько неожиданно, что они даже не поняли до конца, как оно так вышло: уже знакомый им Ной, который до этого ранил Токусу, появился снова и, обняв раненого Третьего со спины - обняв почти ласково - утащил его во тьму, а они с Мадарао провалились следом за ним, брякнувшись секундой позже неуклюже на гладкий пол, без единой зазубрины. Кое-как приподнявшись на локтях и оглядевшись вокруг, он не заметил своих "товарищей", однако... Где это они теперь? Помещение, что открылось теперь взору его, было совершенно незнакомым: огромный зал был напичкан приборами и взбунтовавшимися сейчас проводами, которые сплетались, словно змеи, и высились над ним горой, оплетая собой все помещение, а у самых стен эти же самые черные электрические удавы держали в плену людей, которых седовласый экзорцист узнал тут же. Комуи, Ривер, Джонни... Рувилье был тут же, скрученный этими самыми проводами, и, в отличие от остальных, выглядел обманчиво покорным, стоя на коленях и опустив голову. В тот момент заговорил тот самый Ной, что притащил их сюда только что. Назвался Шериллом, Желанием и рассказал ему вкратце, улыбаясь ядовито и сладко, о сути своей силы; ожившие провода и учиненный здесь разгром оказались его рук делом. Рядом с ним находились еще Нои. Тики был уже знаком ему, а вот сидящего по-турецки между ними человека он не знал. У него были такие же светлые волосы, как и у него самого, стигматы странной формы, больше напоминающие карикатурно нарисованные глаза, и не выражающее ничего, кроме откровенной скуки, лицо. Зачем они все тут собрались и зачем притащили сюда его, юноша, честно говоря, понять все никак не мог. ...пока откуда ни возьмись к ним не свалился Тысячелетний Граф собственной персоной и не назвал его Четырнадцатым, спровоцировав тем самым самую настоящую драку - Аллен, криво усмехнувшись, активировал свою Чистую Силу и бросился прямо на него, наплевав на то, что силы противника явно превосходят его по всем параметрам. Четырнадцатый, к слову, к которому имел неосторожность взывать сам Граф, зашевелился тут же и напомнил о себе в тот момент, когда тот, опрокинув юношу на спину, принялся душить его голыми руками, позабыв про свое оружие; поднял на него вдруг свои злые янтарные глаза и усмехнулся, словно бросая ему вызов и, одновременно с этим, пытаясь освободиться из его захвата. - Убить меня? Ха-хах! - тот рассмеялся ему в лицо, скалясь безумно и хищно. - Да я сам тебя убью, слышишь? Раздавлю, мокрого мест... А-а, хватит! С Четырнадцатым ему кое-как удалось совладать, и он, отпихнув от себя Графа, на секунду потерявшего бдительность из-за шока, отпрыгнул в сторону, едва не скатившись вниз с груды проводов, и тяжело дыша, пытался немного прийти в себя, стараясь не сводить при этом глаз со своего оппонента; благо, остальные Нои сочли нужным не вмешиваться. Из-за того, что Четырнадцатый взял под контроль его тело - пусть даже всего на пару секунд - перегрузку он испытал колоссальную: кружилась голова, то и дело темнело в глазах, а конечности были словно свинцовые, тяжелые настолько, что не поднять. Граф же, однако, по всей видимости, нападать на него второй раз раздумал и, неуклюже поднявшись на ноги, решил вместо этого поговорить с ним. - ...впрочем, не для того я сюда пришел, Аллен Уолкер, - выдохнул в своей привычной манере Граф, сверкая своею вечной безумной улыбочкой. - Нет, ну, отчасти, конечно, для этого - тебе же нужно возвращаться в семью, рано или поздно... "Ты что за бред несешь, придурок толстобрюхий?! В какую еще семью? Это в вашу-то? Да сейчас, разбежался уже!" Аллен смотрел на него, зло сверкая глазами, но не до конца восстановившееся еще дыхание попросту не давало ему разговаривать. А Граф, тем временем, продолжал: - ...но сегодня мы все собрались здесь для того, чтобы растоптать окончательно ваш миленький Орден, уничтожить его - его же оружием, - голос его настолько притворно-ласковый и приторный до омерзения, что Аллен кривится невольно, сплевывает кровь и, кое-как выпрямившись, уже будучи в состоянии дышать более-менее ровно, спрашивает, наконец, сипловато: - Что все это значит, ты? Граф же, кажется, улыбается еще шире (хотя, казалось бы, куда?), разводит руками и отвечает: - Посмотри вниз и сам все поймешь, Аллен Уолкер. Тот недоверчиво хмурит брови и некоторое время пилит его взглядом немигающим и суровым, но Граф и не думает, кажется, бросаться к нему, очертя голову, как только тот потеряет бдительность. - Ну же, - он снова говорит с ним тем же ядовито-ласковым тоном, заигрывая и подначивая. Аллена это бесит. Седовласый экзорцист хмыкает демонстративно и, подобравшись поближе к краю, осторожно бросает свой взгляд на то, что происходит внизу, но от того, что он там видит, дыхание у него перехватывает, а сердце камнем летит в пропасть: там находится огромный стеклянный бассейн, что впаян в пол - круглый, светящийся, с отходящими от него выкорчеванными из пола проводами. В "бассейне" этом явно кто-то есть - очертания фигуры, залитой искусственным, мертвенно-белым светом, очень похожи на человеческие - но более всего юношу поразило то, что поверх него, на холодной стеклянной поверхности, лицом вниз, лежит без сознания самый дорогой его человек. Его самурай. - Канда!.. - сиплый, едва различимый шепот срывается с в миг пересохших губ седовласого экзорциста, и тот продолжает неверяще пялиться вниз, на его застывшую фигуру; на теле его заметны следы побоев, а ушные раковины вымазаны красным; тот, по всей видимости, оглушен, и потому совершенно не реагирует на происходящее. - Эта была целая проблема, знаешь ли - притащить его сюда. Он та-ак сопротивлялся, - тянет задумчиво Граф, меж тем, приложив кокетливо к своему лицу пальчик, а, заметив реакцию Аллена, снова будто бы заулыбался шире. - Что это с тобой такое, Аллен Уолкер? Этот человек так дорог тебе? - Ты!.. - глухо и угрожающе выдыхает юноша, разозлившись вдруг так, как никогда раньше не злился, поворачивается в сторону Графа и выпрямляется снова, сжимая кулаки. - Ты что с ним сделал, ублюдок?! Для чего?! - Оу! - хохочет отчего-то Граф, видимо, впечатлившись его реакцией. - Видишь ли, без его помощи нам Орден не разрушить. Только этот молодой человек может пробудить Алму Карму. И хорошо бы нам поторопиться, пока он сам не проснулся... - Но зачем? - задает ему очередной вопрос юноша, прилагая немало усилий, чтобы сдержать рвущийся наружу гнев, и лихорадочно соображая, как же ему теперь быть. Граф хохочет, громко и издевательски, насмехается над экзорцистом и его вопросом. - Так он же и есть оружие - этот юноша! Орден и сам не понял, какую услугу оказал мне - Тысячелетнему Графу - внедрив в его тело клетки акума и превратив его тем самым в настоящего монстра, но сегодня, - он выдержал напряженную, почти театральную паузу, - сегодня вы все узнаете, что бывает с теми, кто пытается победить Врага своего его же оружием! Аллен в тот же момент метнулся снова к краю, собираясь прыгнуть вниз и унести оттуда Канду - хотя бы просто оттащить подальше от этого сияющего мертвым светом круга, от одного вида которого у него отчего-то кололо сердце. Сделать этого ему, однако, не дали все те же провода, которые снова пришли в движение и тут же обвили его ноги, опутали и уронили; Аллен бился, Аллен рвался и орал, что было сил - лишь бы докричаться, лишь бы самурай услышал его и сам проснулся, пока не стало слишком поздно. - Канда, мать твою, Юу, да очнись ты уже, очнись! Голос его звенел отчаяньем, но это, как ни странно, подействовало: глаза Канды ожили, сфокусировались на окружающем его пространстве, и он успел среагировать раньше, отскочить в сторону прежде, чем за ним метнулся голодным удавом очередной электрокабель, прихватив с собой еще невесть откуда взявшуюся плюшевую игрушку. Игрушка почему-то была живой и подозрительно напоминала Апостола Мечты. "Роад?!" Пока Юу, отбившись от кабеля, разбирался с Мечтой, нагло отобрав у той ленточку, чтобы подвязать волосы, Аллен поборол свой провод и вырвался из его пут, кубарем скатившись вниз и, не успев подняться на ноги, снова окликнул самурая: - Канда! Тот вздрогнул незаметно и наконец-то отвлекся от плюшевой игрушки, которую до этого грозился распотрошить одним взглядом, и перевел на него взгляд. - Стручок? - похоже, он был шокирован не меньше его самого, когда Аллен только-только увидел его, лежащего на тот момент без сознания. Аллен же выпрямился наконец-то и замотал головой, все еще пытаясь отдышаться. - Не надо. Юу не сразу понял, о чем это Аллен вообще, но тот бросил короткий взгляд в сторону плюшевой игрушки. Игрушка приняла вид до омерзения невинный, и Канда, скривившись, отшвырнул ее в сторону несколько брезгливо, чем вызвал бурное негодование Шерилла. Затем уже он снова перевел взгляд на седовласого юношу, и тот улыбнулся ему, испытав облегчение, однако тут же обернулся на Графа, который заговорил снова: - Похоже, я вновь недооценил тебя, Аллен Уолкер, - выглядел он при этом удивленно, не совсем понимая, как мальчишке удалось вот так запросто достучаться до его жертвы. - Нам стоит поторопиться, пока ты снова не выкинул какой-нибудь фокус и не смешал нам все карты. Вайзли! - позвал он почти ласково, и тут откуда-то сверху к ним спикировал тот самый Ной со странным карикатурным рисунком глаз лбу. Он приземлился ловко на соседнюю гору проводов поменьше и метнул в самурая свой холодный, пристальный взгляд. - Действуй! - пропел Тысячелетний Граф, и Аллен запоздало сообразил метнуться к Юу, оскальзываясь на ровном, идеально гладком полу. - Черт возьми! Канда, беги оттуда, беги! Канда! Он торопился к нему, он спешил, как мог, но Вайзли, распахнув глаза - и свои, и карикатурно нарисованные - активировал внезапно свою способность, покрывая ею и стеклянный бассейн, и двух экзорцистов: одного - удивленно замершего и второго - спешащего к нему, так же застывшего изваянием в паре шагов от самурая; на их лбах появились такие же "глаза" как и у самого Ноя, погружая обоих во мрак воспоминаний.