Симфония жизни для Разрушителя Времени (в трех актах)

*** - Ох, Мариан? - пожилая женщина была несколько удивлена, увидев его сейчас, заходящего на кухню; обычно в это время он садился за арфу, насколько ей было известно, и не вылезал из-за своего обожаемого инструмента едва ли не до поздней ночи. - Ты чего это здесь... - Он заговорил, - перебив ее, выдохнул Кросс, и вид у него был хмурый, отчасти потерянный даже. - Так это же замечательно! - всплеснула руками Матушка, явно обрадовавшись таким новостям, но мужчина помрачнел лишь сильнее и выдохнул раздраженно: - Он заговорил как Мана! Нет в этом ничего замечательного. Та замолчала на секунду удивленно, не понимая, как это - "как Мана"? Один человек заговорил как другой? Подобное совершенно не укладывалось в картину ее мира. - Так ты, - справившись с удивлением кое-как, начала женщина, - хочешь сказать, что это Мана "проснулся"? - Я не сказали ни слова о том, что "проснулся" Мана, - раздраженно выдохнул рыжеволосый священник, совершенно явно начиная злиться. - Я сказал, что он заговорил как Мана. - И что это значит? - непонимающе вытаращилась на него старуха, не в силах взять в толк, что за ересь он тут несет в данную минуту. - Сам не понимаю... - мужчина тяжело опускается на стул напротив нее и вздыхает устало. Выглядит он сейчас точно так же, как и тогда, когда они с Алленом только появились в их доме, разве что выглядел теперь куда опрятнее. - То есть как это - сам не понимаешь? - совсем растерялась Матушка, захлопав глазами. - Ты же столько усилий приложил, чтобы "разбудить" его! Кросс не ответил. Он снова был немногословен и задумчив, однако в этот раз молчать пожилой женщине быстро надоело. - Кажется, ты ожидал, что "проснется" именно Аллен, так? - Разумеется! - вскинулся Кросс, снова воззрившись на нее и продолжая хмурить брови. - Конечно, я ожидал, что "проснется" именно он, а не... а не это недоразумение, - священник аж скрипнул зубами от негодования, но тут же попытался взять себя в руки. - Я должен был догадаться. Он ведь с самого начала вел себя странно. - И что же ты теперь намерен делать? - подливая себе еще вина, тянет вопросительно Матушка. - Это же теперь совершенно другой человек. Не похожий ни на кого из Них. - ...или являющийся смешением Их всех, - задумчиво продолжает мужчина, опираясь локтями на стол и сцепив руки в "замок"; смотрит он при этом куда-то сквозь пространство. - Ну, значит, придется докопаться до самой сути и выудить ее, стряхнув с нее все напускное, - пожала плечами старуха, а Кросс, посидев так еще немного, хмыкнул удовлетворенно вдруг и, сцапав бутылку, откинулся на спинку стула и приложился к узкому горлышку темно-зеленого стекла. - Эй! - воскликнула Матушка возмущенно, подскочив со своего места. - Да как же... Прямо из горла... Мариан, имей совесть! Тот оторвался от бутылки и вернул ее обратно на стол, принимая вид при этом расслабленный, почти вальяжный и отчего-то жутко довольный. - Так и поступлю, значит, - усмехается Кросс, подняв на нее взгляд острый, решительный; женщина снова теряется и садится на свое место. - Господи, да что с тобой творится-то? - бормочет себе под нос старуха, но тот не слушает ее и продолжает: - Я вытащу наружу его суть такой, какой бы она ни оказалась. Настоящую. В конце концов, он ведь теперь мой ученик, и я просто обязан хорошенько о нем позаботиться. Улыбка, с которой мужчина произносит все это, Матушке не нравится совершенно. Она невольно сглатывает, но спорить не решается, поражаясь про себя таланту этого мальчишки любые слова - чьи бы то ни было - обращать себе на пользу.

"...Я за тобою следом, Не размыкая век, дороги не зная..."

*** Все это было похоже на сон; странный, удушливый кошмар, давящую темноту которого то и дело прорезали цветастые всполохи. Обрывки воспоминаний... Он все падал и падал, погружаясь глубже в чужую память, пока не осел вдруг на холодный каменный пол - такой же идеально гладкий, как и в Североамериканском подразделении Черного Ордена - а темнота, всколыхнувшись в последний раз, не расступилась перед ним, являя взору юноши огромное помещение. Здесь было темно и очень холодно, а тишину этого места нарушало только едва различимое жужжание каких-то приборов, умело скрытых от чужих глаз здешними научными работниками; зал этот, кажется, находился под землей, а в полу его было множество таких же "бассейнов", какой он видел каких-то несколько минут назад, только эти были меньше. Раза в два - точно. Сияние они испускали, однако, такое же мягкое и такое же мертвенно-бледное, и это, признаться, пугало. Аллен, сидя у одной из колонн этого огромного подземного зала, осматривался все, широко распахнув глаза и пытаясь дышать, на всякий случай, как можно тише. Здесь не было никого... Почти никого. Очень скоро он различил голос - тихий, но звенящий. Детский. Юноша от этого сильнее напрягся и замер, а взгляд его лихорадочно заметался из стороны в сторону, пока не наткнулся на чужую крошечную фигурку, что бродила среди этих самых "бассейнов". Ребенок. Мальчик, кажется. Аллен глазам своим не поверил; ну в самом деле, откуда ему было здесь взяться? Мальчишка тем временем ловко сновал меж круглых светящихся "бассейнов", то и дело наклоняясь к ним и разговаривая к кем-то, кто, по всей видимости, находился в их глубине - об этом Аллен тоже помнил из недавнего своего невольного наблюдения. Он старался вести себя как можно тише и быть как можно незаметнее - если шкет обнаружит тут присутствие кого-то постороннего, то, наверняка, поднимет страшный шум - пока чьи-то ласковые объятия, не заставили его крупно вздрогнуть, и он едва сдержался, чтобы не издать позорный испуганный вопль. - Аллен, глупо так вжиматься в стены и бояться давно случившегося, - зашелестел у него над ухом мелодичный девичий голос, который показался ему чересчур знакомым, после чего к щеке его прижалась чужая щека. - Они все равно тебя не видят. Юноша резко повернул голову в сторону звука, распахнув глаза от удивления. - Роад?! Девушка - совсем юная - чуть отстранилась и улыбнулась ему в своей привычной манере - притворно-дружелюбно и чуть хитро. - Но... ты здесь откуда? - Тоже не повезло попасть в зону действия способности Вайзли, - протянула та бесцветно, уложив голову на его седовласую макушку и ткнувшись в нее острым подбородком; Аллен помрачнел, но просить своевольную девицу прекратить к нему липнуть не стал - знал, что это все равно бесполезно, - и пока воспоминание не закончится, мы отсюда не выберемся. Аллен вздохнул тяжело; похоже, они тут надолго. Мало того, что компания для него подыскалась не самая приятная, так еще и не понятно, что там вообще с Кандой? Юноша закусил губу, то ли досадя, то ли беспокоясь. "Куда мог деться этот придурок? Только что же рядом стоял совсем!" - О, смотри, Аллен! - Роад совершенно бесцеремонным образом вытащила его из собственных размышлений, так и не позволив ему погрузиться в них достаточно основательно. - Похоже, там что-то интересное происходит! Седовласый экзорцист недовольно покосился на Мечту, а уже затем перевел взгляд обратно на мальчишку; тот уже стоял на коленях перед одним из "бассейнов" и снова говорил с кем-то, улыбаясь приветливо и радостно во весь рот. - Ну надо же, - восклицал тот, - наконец-то проснулся кто-то еще, кроме меня! Эй! Эй, ты как там? Порядок? Видишь меня? Ответа Аллен так и не услышал, но, судя по тому, как просиял этот шкет, из "бассейна" ему подали какой-то знак. Юноша предположил, что это мог быть кивок. - Меня зовут Алма, - меж тем продолжал говорить с кем-то этот ребенок, сияя улыбкой. - Алма Карма. А ты кто? Как тебя зовут? Седовласый экзорцист не был уверен, что ему ответят и в этот раз, с интересом теперь разглядывая этого маленького человечка - именно его имя упоминал Тысячелетний Граф, когда разглагольствовал о том, кого там может пробудить его самурай. Из "бассейна", тем временем, вдруг показалась рука - маленькая, белая и совсем тонкая. Тоже детская. - Так значит, Канда? Канда Юу, да? - Аллен снова замер, напряженно затаив дыхание и снова распахнув глаза, когда услышал, как снова заговорил мальчик, обращаясь к своему "собеседнику" и хватаясь за чужое запястье; с кончиков пальцев этой тонкой руки, что высунулась только из широкого, подсвеченного белым отверстия в полу, срывались прозрачные капли какой-то жидкости. - Приятно познакомиться, Канда! И "с Днем Рождения"! Картинку перед невольными зрителями чужих воспоминаний снова заволокло темнотой, и когда она, наконец, расступилась, взору их явилось совсем уже другое помещение, однако центр, судя по всему, был все тем же. Здесь тоже царил неуютный больничный полумрак, но темноту здешнюю рассеивал свет, что лился с той стороны огромного прозрачного стекла. Возле него стояли люди в белых халатах - судя по всему, здешние ученые - и наблюдали за происходящим с той стороны. Аллена любопытство подстегнуло сделать то же самое, и он шагнул в их сторону чуть неуверенно, встал рядом с ними; люди не обратили на юношу ровным счетом никакого внимания. Тогда он рискнул помахать рукой перед их лицами - тоже ноль эмоций. "И правда, не видят..." - А ты что же, не поверил мне? - раздался неожиданно звонко голос Роад у него за спиной, раздробив живую тишину этого места на тысячи осколков, и седовласый экзорцист снова едва не подскочил на месте, напуганный ее очередным внезапным появлением. Аллен покосился недовольно на Мечту, но та, мастерски проигнорировав его укоризненный взгляд, подошла к юноше и встала рядом с ним, с интересом воззрившись на происходящее за стеклом. Седовласый экзорцист глядел на нее хмуро с пару мгновений, а после тоже наконец-то обратил внимание на то, что творилось по ту сторону прозрачной бесшовной перегородки. Помещение, откуда лился свет - такой же холодный и яркий - было похоже на операционную. Приборов, считывающих и анализирующих различные показатели, там было великое множество, повсюду змеились провода и кабели, переплетаясь замысловато между собой и протянувшись от одного прибора к другому. Так же там было два операционных стола, еще несколько человек в белых халатах и два пациента. И пациенты эти, совершенно безбожно переругиваясь, готовы были устроить драку: хмурый черноглазый мальчишка с волосами до плеч шипел и кричал на другого, который все порывался, наконец, подойти к нему, бесцеремонно вторгаясь в его личное пространство. Он был такой же черноглазый, но куда более приветливый, чем мальчишка с каре, и волосы его были коротко стрижены и торчали в разные стороны. Откровенное недружелюбие первого того явно задевало, и он все пытался настойчиво выяснить, почему же, чем здорово мешал работе ученых. И, судя по реакции остальных, проворачивал подобное он не впервые, чем здорово раздражал маленького самурая. К слову, Канду он узнал сразу же... "Так ты и правда такой с детства... Невыносимая задница." Аллен не сразу понял, что улыбается, наблюдая за перепалкой этих двоих - улыбка против воли кривила его губы, когда он смотрел, как двое мальчишек сцепились все-таки в драке. Ему самому было странно от этого - столько чувств сразу же поднялось в его душе и теперь теснило его грудь. С одной стороны, он испытывал какое-то невероятное чувство радости - теплое, почти щемящее - глядя на этого хмурого, невозможно скандального мальчишку, от которого часть ученых оттаскивала разбушевавшегося Алму, а другая их часть - держала его самого - такого же взбешенного, растрепанного и тяжело дышащего - но с другой... С другой стороны Аллен все задавался вопросом, что же в итоге произошло, и от этого на душе отчего-то становилось тяжело и тревожно. Сцена поплыла вновь, однако теперь сюжеты сменяли друг друга быстрее. Аллен наблюдал за тем, как мальчишки сближались. Канда весьма неохотно шел на контакт, что Алму здорово задевало, и тот часто обрушивался на него с лавиной вопросов, безудержным трещанием и возмущениями. Нередко дело доходило до драки, но Аллен видел и понимал для себя отчетливо, что, хоть и настойчивостью и упрямством этих двоих можно было прошибать стены, Алма все-таки был упрямее. Он видел и эксперименты по синхронизации. Видел, как эти дети стояли перед Чистой Силой, застывшей серебряным изваянием в одном из специально отведенных для этого помещений. Они тянули к ней руки, напрягаясь раз от раза и пытаясь приготовиться к тому, что ожидало их; это было похоже на высоковольтный электрический разряд, который сотрясал их тела, заставлял кричать от боли и биться в конвульсиях. Они каждый раз после этого падали замертво лицом вниз, и от их изломанных детских тел поднимались в воздух тонкие струйки белого дыма, а чей-то голос - холодный, бесцветный и на удивление спокойный - отсчитывал секунды до их следующего пробуждения. Вторые Экзорцисты. К концу этого воспоминания Аллен понял, что прокусил себе губу до крови, а ногти его немилосердно впивались в его собственные ладони настолько сильно, что оставляли на них багряные полумесяцы. В душе его от вида всего происходящего неуемно клокотало что-то страшное - самая настоящая буря, вызванная подобными экспериментами и подобным обращением. Будто они не люди вовсе... Еще он видел белый фантом, который являлся Канде, когда тот сидел в одиночестве и дожидался Алму, пока тот проходил новые обследования, в том самом огромном зале, где было темно, сыро и ужасно холодно. Он читал книги, но, поймав краем глаза чужой силуэт, тут же вскидывался, всматривался в темноту, а, не заметив ничего стоящего и списав все на чересчур богатое воображение, возвращался к своим книжкам, которые им так любезно предоставили ученые - они занимались не только их постоянными обследованиями и ведением наблюдения за их общим состоянием, но и озаботились их развитием. Обучались всему те быстро и охотно, что люди в белых халатах так же отмечали постоянно и фиксировали. И так оно повторялось из раза в раз, пока Юу, в очередной раз, поймав тот фантом, не поднялся на ноги и, захлопнув книгу, решительно направился к нему. Он был похож на дым - такой же зыбкий, имеющий очертания размытые, нечеткие и очень подвижные. Он все ускользал и ускользал от него, а Канда все шел за ним и шел, пытался ловить руками, хмурил брови и звал, спрашивал все, что это такое? Как это понимать? И иногда мерещилось ему на грани слышимости, будто фантом этот говорит с ним. Разглядеть его более-менее четко получилось всего один раз, когда белый силуэт, сотканный из молочной дымки тумана, приобрел женские очертания и, остановившись вдруг, протянул к нему руку. Юу в этот момент замер, распахнув глаза, и несколько секунд буравил фигуру напротив недоверчивым взглядом. А потом он услышал голос. Кто-то снова звал его, звал и звал. Ему казалось, что это был фантом, снова заговоривший с ним, и он протянул к нему руку, сделал пару шагов навстречу. Ему показалось, как женская фигура, что стояла в ту секунду прямо перед ним, улыбается. А потом его и живую, хищную тишину этого помещения, наполненную мерным жужжанием различных приборов, скрытых от чужих любопытный глаз, спугнуло слишком громкое появление Алмы, который, настигнув Канду, поскользнулся на идеально гладком полу и уцепился за него, дабы не упасть и не удариться, но в итоге они оба угодили в один из "бассейнов", искупавшись в наполнявшей его леденющей жидкости. Досталось тогда, к слову, им обоим... Моментов было еще множество, среди которых был и его побег. Наблюдая за неспешно текущей чередой их, Аллен все чаще стал подмечать, что его самурай иной раз становится сам не свой: то замолкает резко и начинает вертеть головой, будто бы осматриваясь, то напрягается вдруг и прислушивается к чему-то, а то и вовсе бледнеет, распахивая глаза от ужаса так сильно, будто привидение увидел. И все это стал подмечать не только он... Наблюдавшие за этими детьми ученые все чаще хмурили брови, когда становились свидетелями его странного поведения, и юноша от этого нервничал все сильнее. Еще Канда часто просыпался среди ночи, мучимый кошмарами, после которых подолгу сидел в задумчивости, завернувшись в свое одеяло и не будучи в состоянии уснуть, из-за чего наутро был бледен и особенно раздражителен. Раз так посреди ночи он и дал деру оттуда, и как его не поймали тогда Вороны, юноша не понимал, однако... не поймать-то не поймали, но подстрелить подстрелили, и Канда, парализованный воздействием какого-то странного вещества, которым, судя по всему, была смазана эта чертова стрела, попавшая ему в лопатку, свалился неуклюже в подземный канал, который позже вынес его на поверхность - туда, где находилась просторная центральная галерея Китайского подразделения Черного Ордена. Там-то его - парализованного и мало что соображающего - и выловил Мари, недоумевающий, что же там такое дрейфует неспешно у самой поверхности темной воды? Как оказалось, ребенок... Темнокожий экзорцист, до того разговаривавший с Баком, осмотрел его удивленно и вытащил тогда из него чертову стрелу, благодаря чему Канда сразу же почувствовал себя лучше - мышцы его тут же перестало неприятно сводить и покалывать, и он даже смог выдохнуть нормально, после чего поднял взгляд на своего спасителя и заморгал, пытаясь сфокусироваться. Мари был огромный, темнокожий и тоже раненый; бинты и пластыри виднелись то тут-то там на его теле, и некоторые из них уже были немного пропитаны красным. Самурай сбивчиво поблагодарил его и завозился неуклюже у него на коленях. Нойз помог ему спуститься и поддержал, когда тот, зашатавшись, едва не упал снова. - И откуда ты тут взялся? - недоумевающе протянул тот, глядя на него невидящими глазами. - Никогда тебя здесь раньше не видел. Бак только открыл рот, видимо, собираясь объяснить ему, кто он такой, однако в это же мгновение откуда ни возьмись снова появились Вороны; едва дернувшегося в попытке снова удрать от них мальчишку они скрутили до ужаса оперативно и, не обращая внимания на взволнованные возмущения совсем еще юного Бака, требовавшего от них быть с ним аккуратнее, совершенно бесцеремонно вырубили маленького самурая слабым разрядом тока, но перед этим часть Воронов Юу, вырываясь, успел даже немного поколотить. А после этого начался самый настоящий кошмар. Аллен с ужасом наблюдал, как тот лежит, едва приходя в сознание, посреди очередного зала, на операционном столе, и от него тянется множество проводов к различным приборам - большим и страшным; как ученые говорят что-то о том, что и этот образец вышел неудачным, провальным, раз воспоминания его о прошлой жизни вернулись, и теперь от него придется избавиться, и в тот момент, когда Юу насильно ввели в состояние, похожее на летаргию, и тот, изогнувшись, закатил глаза и перестал дышать, Аллен, зажмурившись, отвернулся, не в силах вынести этого, но... воспоминание не закончилось. "Не все еще?.." Как оказалось, не все. Еще ничего не закончилось. Потому что он... не уснул, хоть и находился уже на грани забытия, когда протянул руку, отчаянно пытаясь ухватить горящий небесным огнем незнакомый силуэт, который он видел на фоне цветущих лотосов. Тогда, спустя какое-то время после начала процедуры, он снова изогнулся и сделал новый вдох - хриплый, ужасающе громкий - а после уже наваждение рассеялось, и перед глазами его снова встал высокий каменный потолок. Канда моргнул, дыша тяжело и чуть надсадно, а губы его беззвучно шептали что-то, чего Аллен так и не смог различить, однако... Юу плакал. Плакал беззвучно и все хватал раскрытым ртом холодный воздух. Обрывки же той фразы, что самурай повторял из раза в раз, глядя постепенно оживающими глазами куда-то сквозь пространство, потонули в страшном грохоте, но седовласый юноша услышал тогда слишком отчетливо, как тот признается кому-то в любви. Всего три слова. И Аллен понял, что сам не дышит - внутри у него оборвалось что-то, обмерло и похолодело, и он стоял, не в силах поверить ушам своим. Роад косилась на него с нечитаемым выражением лица, но он не замечал этого. Канда же, заслышав тот грохот, вздрогнул и наконец-то пришел в себя окончательно, подскочил на операционном столе, осмотрелся; вокруг уже не было ни души, однако стены монументального сооружения то и дело сотрясало, и приборы из-за этого работали неисправно; с потолка сыпались пыль и мелкое каменное крошево. Тут же он заметил и второй стол, узнал лежащего на нем экзорциста - Мари был еще жив, но тяжело ранен, и Юу, шокированный, пытался понять, в самом ли деле он только-только в забытие впадал, но так и не успел этого сделать или же проснулся все-таки спустя долгое время, так и не будучи запечатанным? И... неужели с этим здоровяком хотели сделать то же самое, что с ним? Канда аж зубами от негодования скрипнул и, сорвав с себя все провода и скатившись неуклюже со стола, брякнулся на пол и нетвердой походкой подошел к Мари, после чего стал срывать провода и с него, одновременно с этим пытаясь растолкать Нойза. - Эй! Эй, слышишь меня? Поднимайся! - звал его мальчишка, освобождая его из пут таких же проводочков, какие мгновение раньше сбросил с себя, теперь уже твердо намеренный сбежать из этого места, потому что... потому что он вспомнил. В самом деле все вспомнил. И твердо намерен был теперь разыскать этого человека, образ и силуэт которого видел во сне и наяву. А Мари Юу не мог бросить тут, потому что он сам не так давно помог ему самому. - Оставь меня, - меж тем, просит темнокожий экзорцист, и голос его звучит слабо, сипло. У него перевязана голова, и он едва способен соображать, где они находятся. - Ну уж нет, - шипит сквозь зубы маленький самурай, стаскивая его с операционного стола. Признаться, силы ему уже тогда было не занимать... - Ты же... еще живой! Черт тебя возьми, да помоги же мне! Не можешь же ты вот просто взять и сдаться? Поднимайся! Я не брошу тебя тут! - Но почему?.. - Ты спас меня, - решительно отвечает ему мальчишка, забрасывая себе на плечо его руку. - Теперь я помогу тебе, и мы выберемся отсюда вместе! Мари он, в самом деле, тащил долго. Тот все уговаривал Канду бросить его уже - ну в самом деле, на кой он сдался этому мальчишке? - но тот шипел, ни в какую не хотел бросать его и упрямо тащил его на себе. А потом вспомнил про Алму. Оставил Нойза у того самого коридора, попросил подождать и, получив утвердительный кивок, бросился обратно, сжимая зубы. Раздражал его этот придурок. Ужасно раздражал. Но после того, что они едва не сотворили с ним самим, оставлять его здесь почему-то не хотелось. А когда он нашел его, то увидел страшное. Кровь. Повсюду была кровь и изувеченные тела ученых. Почти всех тех, кто присматривал за ними. И Алму. Он стоял посреди одной из разрушенных лабораторий, среди горы трупов и искрящихся разрядами тока разорванных проводов и поломанных аппаратов, и смотрел на него в упор. Улыбался. Говорил что-то про то, что знает теперь все, что они никакие не люди теперь вовсе и что тогда, в прошлой жизни, им даже умереть нормально не дали, но теперь... теперь-то он все исправит. Что он все это похоронит здесь, в том числе и их - себя и Канду. Юу попятился. Алма же двинулся на него, и рука его сейчас представляла собой что-то страшное - уродливая конечность вилась острыми серебряными перьями и была едва ли не в три раза больше самого обезумевшего Алмы. Ну уж нет. Канда нахмурился и бросился бежать, не намеренный так просто сдаваться; у него наконец-то появилась цель, его жизнь больше не была бессмысленна, и, покуда он не достигнет ее, он не собирался умирать. Тем более здесь. Тем более - от руки этого слетевшего с катушек придурка. Похоронить его вместе с собой? Да как бы не так! От Алмы он бегал не долго; в одном из соседних залов он, почти что загнанный в угол, уворачиваясь от очередной его атаки, налетел спиной на что-то, что тут же отозвалось где-то внутри него холодным металлическим звоном. Канда обернулся резко, позабыв на секунду про Алму - на него смотрела Чистая Сила, что высунулась из одного из странных коконов, что, запечатанные, были подвешены над полом. От них тоже тянулась множество проводов во все стороны, вот только... половина из них была либо выкорчевана, либо перерублена, и, кажется, он догадывался, чьих рук то было дело. - Это мы, - сказал ему Алма, улыбаясь безумно. - Посмотри, что они сделали с нами... Видишь? - Да плевать! - огрызнулся Юу, протягивая руку и хватая свою Чистую Силу - та покорно легла в его ладонь изящным серебряным лезвием, "оперив" рукоять целым букетом сияющих крыльев. Теперь у Канды было оружие, и он, не долго думая, бросился с ним на Алму, понимая для себя в тот момент до боли ясно и отчетливо, что, если он позволит ему убить себя здесь, цели своей он уже никогда не достигнет, не узнает, что же то был за силуэт, что являлся ему наяву и во снах? Кому принадлежала та улыбка? И кому он признавался в любви, будучи на грани чего-то, так похожего на смерть? Дрались они и в самом деле отчаянно, жестоко, и пусть и ранили друг друга множество раз, ни один из них умереть не мог и не желал. Аллен все наблюдал за их боем и кусал губы, одновременно пытаясь уследить за мальчишками из прошлого и раздумывая над тем, что за человек то был, которому его самурай признавался в любви? И как это все связано с Алмой? Мысль формироваться никак не хотела, и это его здорово раздражало. Честно говоря, хотелось уже выбраться из этого чертова театра абсурда чужих воспоминаний и хорошенько надрать Тысячелетнему Графу его толстую задницу. Потому что тот заставил его самурая переживать этот ад снова, потому что сам он увидел все то, чего не должен был видеть и знать, потому что... Аллен снова стоял и сжимал кулаки, а Роад, топтавшаяся рядом, пыталась что-то говорить ему. Аллен не слушал ее и не слышал почти. Внутри отчего-то вскипела такая злоба, что он не выдержал и, вскинув голову, закричал: - И ты позволяешь вот так запросто играться с собственными мозгами?! Очнись уже, безвольная ты задница, очнись! - Аллен, хватит! - попыталась остановить его Мечта, схватив Уолкера за руку, но тот одернул ее и заорал с новой силой: - Да приди же в себя уже, Юу, мать твою, Канда! Заскучавшие уже изрядно Нои, заметив вдруг, как зашевелилась одна из "окаменевших" фигур экзорцистов, все как один повернули головы в их сторону и теперь с ужасом наблюдали, как тело Аллена Уолкера, двигаясь само по себе, подползло тихой сапой к мечнику и со всего размаху двинуло тому кулаком по лбу. Послышался звонкий треск, а затем - гортанный вой Мудрости Ноя, который, повалившись на спину в груду проводов, на которой восседал до этого, хватался за голову и кричал от боли, костеря экзорцистов на чем свет стоит. Примерно тем же самым занимался и Канда, который, едва очнувшись от кошмара собственных воспоминаний, стоял и высказывал в тот момент Стручку все, что о нем думает, в самой нелицеприятной из возможных форм. Аллен же отвечал ему тем же, кляня его - тормоза и тупицу - за то, что он вовремя не ушел из-под внезапной атаки Демонического Глаза и позволил творить с собой подобные вещи. И переругиваться они, в самом деле, могли бы еще долгое время... если бы откуда-то из-под земли не послышался нарастающий рокот, сопровождаемый злобным смехом Тысячелетнего Графа. Еще секунда, и экзорцисты едва успевают отскочить каждый в свою сторону - прозрачное стекло "бассейна" лопнуло, и оттуда выросла огромная, страшная фигура, неестественно изогнулась и приготовилась выпустить из себя чужую страдающую душу, проданную людьми Ордена Тысячелетнему Графу за бесценок.