***
Всегда восхищалась двумя вещами: умением людей прощать и «Временами года» Вивальди. Прощать я не умела и не умею, «Времена года» мне на скрипке исполняла бабушка по отцовской линии, когда я была маленькой. Осень была моей любимой частью, про урожай, веселье. Мелодия меня околдовывала с малых лет. Я даже занималась скрипкой, пока бабуля не умерла, а мои родители от меня это скрыли, чтобы «не ранить детских чувств». Только мне тогда уже было двенадцать, и я многое понимала. И вот этого им не простила. Во сне я слышала спокойную игру в унисон виолончели, органа и контрабаса, и голос своего преподавателя по Лексикологии: — Просыпаемся, Анастасия, слова не ждут. Нужно сказать, глаза я открыла мгновенно. Мгновенно осознала, что проспала. Мгновенно сделала вывод, что сны с Матвеем Константиновичем до добра не доводят. Он преподаёт в универе примерно год. У нашей группы — с начала осеннего семестра. Молодой, симпатичный, но характером он студентов не порадовал. К нему и на козе не подъедешь. Если я сейчас чудом соберусь за пятнадцать минут, выброшу на дорогу ещё двадцать, то в универ всё равно прибуду с опозданием. Беру телефон и ищу в контактах номер Константиновича. Лучше рискнуть и предупредить нашего педанта, чем попросту прогулять пару, или, что ещё хуже, заявиться во время лекции и получить тяжёлый осуждающий взгляд карих глаз. Быстро набираю сообщение со скрещенными пальцами на ногах и молюсь, чтобы он не послал меня далеко и надолго. «Доброе утро. Опоздаю, проспала». Перечитываю и отправляю. Затем отправляю к черту мысли о возможных последствиях и тороплюсь умываться. Спасибо хоть за то, что родителей уже давно нет дома. У матери смена с восьми утра, а отец ещё не вернулся с дежурства в больнице. Скорее всего, там пересекутся в ординаторской и выпьют кофе. Когда натягиваю на себя джинсы, слышу звук входящего уведомления. Мысленно надеюсь, что Грановский просто ответит какими-то стандартными словами, типа «окей» или «хорошо». Вместо этого на экране высвечивается это: «Без проблем, малыш, не спеши». Вот тогда я выпала в осадок. Вот тогда правильный, педантичный и строгий Матвей Константинович выпал из моих канонов.1.
7 января 2018 г. в 02:59
В жизни я хорошо делаю две вещи: чай и разочаровываю родителей. Всё остальное получается из рук вон плохо. Сейчас, заваривая чай и отвечая маме совсем не то, что она хотела бы слышать, у меня получается превзойти саму себя.
— Мам, мне девятнадцать, я на третьем курсе и уже достаточно взрослая, чтобы решать самой, как мне проводить своё свободное время и с кем.
Нет, я не собиралась идти на вписку, напиваться там и придаваться плотским утехам в свободной комнате с каким-то «хулиганом». Собиралась я к подругам на девичник, такую себе ночёвку с парочкой бутылок вина, шутками до колик в животе, сплетнями и всем прочим. Подруг у меня было всего две, так как особыми социальными навыками я не обладала. Но и на том огромное спасибо. Эти две стоят сотни ваших «друзей».
— Насть, твои эти ночёвки ни к чему хорошему не приведут. На носу сессия, а ты пропадаешь в последнее время постоянно непонятно где. Что не спрошу — с Лесей и Заряной.
Если сессия, то нужно запереться в четырёх стенах и зубрить, а в университете только и делать, что преподам в рот заглядывать и свой никогда не закрывать, выдавая только правильные ответы «в яблочко». Так видит это Марина Васильевна, моя мама. Я совсем по-другому представляю всё это. Со времён учебы родителей всё поменялось. Теперь, чтобы быть на хорошем счету, достаточно блеснуть умом на первом курсе, может, добавить немного блеска на втором, а дальше всё работает на тебя. Заработал себе авторитет и пинай ромашки на здоровье. Собственно, так я и делала — отличница третьего курса факультета иностранной филологии. Особо сильно я не старалась. Да, иногда приходилось попотеть, но ко многим парам я просто ленилась готовиться. Всего лишь нужно знать, где можно схалявить.
— Вот я в твоём возрасте... — завела мама опять свою шарманку.
— Зубрила, зубрила и ещё раз зубрила, — перебиваю её. — Помню, мам, помню.
— Я тебе сколько раз говорила не вставлять свои пять копеек, пока кто-то говорит? Вот никакого воспитания. Сколько мы с отцом в тебя вкладываем, а всё без толку.
— Прости, не контролирую иногда.
— Вот именно, ни черта не контролируешь. Никакой ночёвки, иди вон мусор лучше выброси, чаёвничает она.
Оставляю чашку с недопитым цветочным напитком и иду переодевать пижаму. Не скажу, что услышала что-то новое. Сложно удивить унижениями и поучениями за последние годы. Волосы обстригла — уродливо, надела джинсы с рваными коленками — оборванка, поступила не в тот университет и не на ту профессию — позор семьи.
Быстро натягиваю синие джинсы и черную толстовку. Расчесываю темные волосы до лопаток и иду в коридор, где меня ждёт пакет с мусором. Всё это кажется мне до обидного смешным. Мать будто намекает, что теперь я гожусь только для этого занятия. Переводчик — это кто? Это никто. Какую пользу приносит? Никакой. То ли дело врач. Не спорю, важная ячейка в обществе, но не моё это — в человеке ковыряться и понимать, что там к чему и почему вот так.
На лестничной площадке воняет сигаретным дымом. Наверняка наш сосед справа недавно выходил пригубить немного мятного никотина. Лицом он удался. Боженька постарался на славу. Да и тело стройное, подтянутое — мечта дев юных. Всё бы хорошо, да вот как рот откроет, так сразу и красота как-то блекнет. Я сама могу матерные слова использовать, не осуждаю это. Каждый волен изъясняться так, как ему хочется. Только в его случае это мат-мат-слово-мат. Уши вянут.
Когда он только переехал, родители всё предупреждали, чтобы не связывалась с «хулиганом», а я, собственно, и не собиралась.
На улице, возле лавочки, застаю этого самого соседа с его Бильбо, французским бульдогом.
— О, мелкая, чё, как делишки? Не проебалась ещё в универе? — кинул он мне, как только я попалась ему на глаза. Темно-русые волосы отливали золотом на солнце, приветливая улыбка, косуха. «Хорош, чертеныш» — сказала Заряна про него, когда впервые увидела.
— Твоими молитвами, Егор.
Бильбо что-то там прохрипел себе и жалобно посмотрел на своего хозяина, мол, пойдём уже, ты меня на улицу вывел для других дел, а не лясы точить.
— Та ладно тебе, мелкая, когда ты в последний раз нахуяривалась? Ну, так, чтобы на утро пиздец плохо, зато дохуя приключений, — стал разъяснять Егор, чуть ли не на пальцах.
— Меру нужно знать. Приключения можно найти и не напиваясь до беспамятства. И прекрати называть меня мелкой, в самом деле.
Роста во мне было всего метр шестьдесят. Все, кто выше на голову (почти все), считали своим долгом ткнуть пальцем в это.
— Ладно, у меня тут вселенски важная задача, как видишь, — поднимаю мешок с мусором чуть выше, давая понять, что дело не терпит отлагательств, и двигаюсь по направлению к мусорным бакам напротив подъезда.
— Давай, мелкая, пересечемся,— прощается со мной Егор и уходит вместе с четырехлапым другом восвояси.
Я отправляю мысли о «нахуяриться» куда подальше.