Терпкий Ты

      Есть два чувства, которые сильно меня ранят: безразличие, и когда мама приходит из магазина и говорит, что забыла купить то, что я просила. С безразличием сталкивалась в своей жизни не так уж много раз, если не брать в счет прохожих. То есть, незнакомцев, до которых нет никакого дела. Но всё же, мне удалось познакомиться с таким отношением. Моя первая любовь ассоциировалась с полнейшим пофигизмом с его стороны. Заболела? Ну, ничего, поправишься. Завалила контрольную? Ну, ничего, сама виновата. Не виделись две недели? Ну, прости, занят. Отменить со мной встречу ради друзей? Запросто. Никого сочувствия, поддержки или соучастия.       Сейчас, после недели своей болезни, после слёз и нервов, после разочарования в мужчине, вокруг которого крутились мысли и Земля, я сижу нетрезвая рядом с совершенно ненужным человеком. Но мне хоть на минуточку нужно было почувствовать, что кто-то во мне заинтересован, а не играется просто так.       Матвей Константинович был мамой, которая дала обещание купить долгожданную сладость, а в итоге забыла или просто проигнорировала. Но этого было мало — апогеем стало ненавистное безразличие.       Погода за окном была ужасной, а моё настроение — лучше некуда. Сегодня, после длиннющей очереди к врачу в студенческой больнице, я получила наконец-таки справку о выписке. Провалятся дома до конца недели было заманчиво, но актриса я так себе. Родителей за нос не проведёшь своим самочувствием. А самочувствие у меня было хорошим. Постоянные сообщения Грановского с вопросами, как я поживаю, не окочурилась ли ещё, стали самым действенным лекарством. Я помнила его обещание о том, что мы обязательно поговорим, когда я поправлюсь. И вот она я, здоровая, бодрая и готовая к разговорам. К разговорам и благодарности. Как оказалось, когда я уже благополучно засопела в тот вечер от лекарств возле него, он увидел на столе мои несчастные наброски заданий для курсовой и план. Не знаю, сколько он потратил на это времени, но исправил мои ошибки, добавил пару саркастичных заметок и полностью сам переделал план работы.       В университет я пошла в среду, ожидая от этого дня чего-то грандиозного. Получила грандиозное разочарование.       Вся группа толпилась возле аудитории. Грановского не было уже минут десять. Странно для него, потому что на семинарские занятия он себе не позволял опаздывать. Как это, терять драгоценные минуты чьего-то позорного ответа? Не его история. Одногруппники не были расстроены. У них уже начала зарождаться надежда на то, что пары не будет. И им повезло. А у меня зазвенел тревожный колокольчик в голове. Вчера я сообщения от него не получила, но списала это на то, что он, в общем-то, и не обязан писать мне каждый день.       — Пары не будет. Приехала проверки из министерства образования. Они там все на нервах, — лепечет Цветкова, подходя ближе к нам. Её, как самую рыжую, послали в деканат. — Он, вроде как, на важной встрече с кем-то из этой проверки. Поэтому, до следующей пары можем преспокойненько выпить кофейка.       Важная встреча с кем-то из проверки? Матвей Константинович, конечно, мужик влиятельный, но на такие «важные» встречи обычно ходят ректор и проректор. Эта информация немного в моей голове не укладывалась. Да не немного, а совсем.       — Приём. Земля вызывает Анастасию, — вырывает меня Леся из потока мыслей. — Погнали пить кофе, у нас в запасе почти два часа.       — Почему два? До конца пары остался час и пятнадцать минут, — вклинивается Ваня и как-то непозволительно близко становится возле Леси.       — Так а после пары у нас большой перерыв, забыл? — отвечает подруга немного смущённо из-за такой близости.       Мне как бы тоже полагалось смутиться и оставить их наедине, но работа моего мозга была направлена на придумывание разнообразных схем развития событий у Грановского прямо в эту минуту. Поэтому нет, я не смутилась и наедине их не оставила, а лишь бездумно поплелась за ними в кофейню, иногда кивая головой на какую-то брошенную фразу. Чувствовала я себя так же — какой-то брошенной.       — Слушай, Насть, это же у тебя Константинович научный руководитель? — спрашивает меня Ваня, пока я помешиваю свой двойной миндальный раф-кофе.       — Он, а что?       — Да так. Самойлов жаловался, что тот бракует почти все его идеи, и говорит, что для нормального курсача мало содрать информацию с интернета.       — А в чем проблема? Разве не очевидно, что с Грановским такая херня не прокатит? — спрашивает Леся, а я с ней соглашаюсь.       — Так в том и дело, что Самойлов всё сам.       — Прочитать в интернете и изложить своими словами — почти одно и то же, что «содрать». Он постоянно мне говорит искать свои зацепки и развивать собственные мысли. Завалил меня прилично заданиями, но это же Грановский. Ожидание поблажек от него эквивалентно ожиданию корабля в аэропорту.       — Ладно, понял. Я вот выбрал Ильину и вообще в шоколаде. Почему именно он?       — Да потому что и так известно, что Ильина делает половину курсовых за студентов. А мне самой хотелось.       — Скажем «нет» лёгким путям, да, подруга? — говорит Леся и улыбается. Я отвечаю ей тем же.       Леся не единственная, кто тянул лыбу. За стойкой стоял Артём, и когда я случайно встречаюсь с ним взглядом, то он, видимо, решает, что моя улыбка предназначалась ему, и приподнимает левый уголок рта. Неловкая ситуация и неловкая я. Решаю это проигнорировать и возвращаю внимание к разговору друзей. Речь идёт об открытии нового клуба в городе, и моё причинное место чувствует, что это в скором чем-то аукнется.       — Милая, как твои дела? — спрашивает меня мама на следующее утро. — У тебя всю ночь горел свет. Бессонница?       Она ставит передо мной чашку с чаем и садится рядом на угловой диванчик.       — Курсовая, ма, — отвечаю с полным ртом бутерброда с черничным вареньем. Собственно, это был и ответ на вопрос «как твои дела».       — Нас с отцом позвали на юбилей на этих выходных. Помнишь Красновых?       — Ага, вы были свидетелями на их свадьбе, где и познакомились. Помню.       — Вот на выходных нас не будет. Они собираются праздновать на даче, так что мы уедем в субботу и вернемся в воскресенье.       — Не беспокойся, устраивать вечеринку и приводить мальчиков не собираюсь.       — Вот и славненько.       Стоя перед аудиторией, где должен был быть Грановский, меня останавливало две вещи: моё чувство тревоги и дверь. Первое мешало поднять руку и избавиться от второго. Что ему сказать? «Привет, ну что, поболтаем?» или что-то в этом роде? Унижаюсь ли, делая первый шаг к разговору? Кто-то может сказать, что да. Но во мне была слепая уверенность в том, что лучше вот сейчас всё для себя выяснить и уже определиться: мы на «ты» или остаёмся на «вы». Мучить себя догадками не хотелось, поэтому набираюсь сил, стучу и захожу.       Вы сидите за столом и заняты какими-то документами. Волосы слегка лезут на глаза. Лоб нахмурен. Видимо, вы настолько сосредоточены, что даже не слышите, что ваше уединение больше таковым не является. Выглядите уставшим и отрешенным, но таким красивым и падким. Падким в моё сердце.       Замечаете меня, только когда подхожу к столу.       — Ты слишком бесшумная, Темникова. Меня это немного пугает, — произносите вы и улыбаетесь уголком рта. — Что хотела?       — Поговорить хотела.       — О чем? Я сейчас немного занят.       Подхожу ещё ближе и заглядываю в документы. Это оказывается аттестационный листок какой-то группы. Видимо, выставляет оценки должникам. И вот это не может подождать? Вот этим вы заняты?       — О ком, точнее, о нас.       Ваши плечи напрягаются, и глаза свои карие вы отводите. Что, опять голову в песок?       — Сейчас не время и не место, Настя, — всё же отвечаете, но как-то холодно. Вот и приехали.       — А когда будет время и место, Матвей Константинович?       Начинаете меня выводить из себя. Мне становится обидно. Я уже вижу по вашей отстранённости, что вы не собирались со мной говорить. Вам так легко играть моими чувствами. Я же человек, в конце концов. Или вам просто нравится смотреть на меня, сохнущую по вам?       — Не знаю. Послушай, обстоятельства немного изменились, я…       — Зато я знаю, — перебиваю, и голос свой не узнаю. — Мне очень надоела эта неопределенность. Сначала эти непонятные смс, взгляды. Потом вы говорите, что всё нужно прекратить. Потом сами же начинаете всё сначала — проявляете эту чертову заботу, разрешаете спать на паре, приходите ко мне домой с криками, что прождали меня столько времени. Хотя, давайте будем откровенны, если бы вам было плевать, вы бы не явились, не ждали — вообще ничего. Но вы это делаете. Разогреваете мамин суп, поите чаем и переделываете мою курсовую. Делаете всё это и даёте надежду.       — Я же просил называть меня на «ты».       — Забудьте об этом. Хватит ходить вокруг да около. Это правда всё, что вы можете мне ответить?       Вы встаёте из-за стола и подходите совсем вплотную. Ваши глаза ещё темнее, брови нахмурены пуще прежнего. Берёте моё лицо в свои руки и смотрите так пристально. Я вижу, как вы сглатываете, и как движется ваш кадык. Когда это стало таким привлекательным?       Моя злость и обида никуда не исчезают, нет. Я всё ещё жду от вас какого-то решительного действия.       Потому что вот она я, влюблённая по уши, и готовая на такую опасность, как отношения с преподавателем.       А вот вы — чего-то опасающийся и вечно обламывающий. Может, хватит?       — Я не могу сейчас дать тебе то, чего тебе хочется. И чего хочется мне, Настя. Веришь мне, я тебя защищаю. Когда я говорю, что обстоятельства изменились, то это так и есть. Возникли сложности, и пока эти самые сложности в городе, не могу развязать нам руки.       — В романах главные герои всегда защищают своих любимых, не говоря им правду. Но на самом деле ничего подобного. Это не защита. Раскрой они свой секрет в самом начале, удалось бы избежать всех последующих сложностей. Романы бы состояли не из двухсот страниц. Хватило бы и десять. И вы сейчас — тот самый глупый главный герой.       — Может и глупый, но так будет лучше.       Я готова лезть на стену от ваших слов. Будто со стеной разговариваю. Высвобождаюсь из ваших рук и отхожу на три шага назад. Глаза наливаются слезами. Может, чуть позже я себя посчитаю истеричкой и посмотрю на ситуацию с другой стороны. Может, чуть позже я осознаю, что вам тоже нелегко. Но сейчас я просто обиженная очередным отказом девушка. Обиженная очень сильно. Значит, я настолько наивная? Считала, что вам правда нравлюсь, раз вы опять решились на какие-то слова и поступки? Но не тут-то было.       — Лучше для кого?       — Для тебя.       — Хватит решать за меня, — срываюсь на крик и сразу же краснею от проявления своих таких сторон. — Это ваше окончательное решение? Потому что, если вы не собираетесь стать кем-то больше, чем преподаватель, то перестанете быть чем-то средним.       Скажите «нет», скажите, что это просто розыгрыш, шутка, пранк, что вам угодно.       Дверь открывается без стука. Я оборачиваюсь в слезах и с покрасневшим лицом. Вы сразу становитесь каменным, когда видите невоспитанного человека, который ворвался без стука.       — Сын, тебя долго ждать?       Это слегка седоватый мужчина лет пятидесяти. В костюме, и видно, что с определённым статусом.       Моё состояние он замечает не сразу.       Я уходить без ответа не хочу, поэтому продолжаю смотреть на Грановского.       — Уже иду. Остались мелочи, — отвечает он и движется к столу собирать свои бумаги. Вот так значит?       — А что у вас здесь происходит? — заходит в аудиторию ещё и ректор и перевод взгляд с меня на преподавателя и обратно. Похоже, этот самый отец Грановского отлично знаком с ректором. Ну замечательно. Отвечать вам, Грановский, я с места не сдвинусь. Видите, насколько мне не страшно?       — Всё в порядке. Небольшое недопонимание. Вы свободны, Темникова, мой ответ окончательный.       Вы забираете своё пальто и выходите из аудитории. Снова оставляя меня одну. Снова делаете больно. Только теперь вы выходите не только из аудитории, но и из «меня». Вместе со слезами.       Рыдала я взахлёб. Взахлёб и в подушку, чтобы родители не слышали. Мне было жалко себя. Настолько жалко, что университет на следующий день прогуливаю. Сижу дома и почти весь день сплю, пока меня не будет звонок Заряны.       — Я готова услышать только «да», — сразу же заявляет подруга.       — Готова ответить только «нет»,— сразу же отвечаю я, зная, какое наверняка предложение последует дальше. Обычно с этого она начинала, когда хотела затащить на какую-то вечеринку. В общем, туда, куда я не хотела.       — Что с голосом? Ты чего хрипишь опять?       «Потому что рыдала».       — Вылечилась, видимо, не до конца.       — Ты мне это брось. Завтра мы идём в новый клуб. Там даже будет Ваня, веришь в это?       — Верю и не иду, — отвечаю я и накрываю себя одеялом с головой.       — Если ты переживаешь, что будешь пятым колесом, то очень зря.       «Если бы ты только знала, Заряна».       — Я просто не хочу.       — А я и не спрашиваю, хочешь ты или нет. Давай — повеселимся, выпьем. Егор возьмёт какого-нибудь симпатичного друга.       «Да сдался мне этот друг, Заряш».       — Пожалуйста, Насть. Леся переживает, что Ваня может подумать, что это всё похоже на какое-то двойное свидание, и отказаться.       — А то, что Егор возьмёт с собой друга для меня, его на мысли о тройном свидании не наведёт?       — Не придирайся. Пожалуйста, Настюш, — скулит подруга, и я сдаюсь. Сдаюсь и понимаю, что всё это не такая уж плохая идея.       Вечером субботы нравлюсь себе. Темно-бордовый комбинезон, черные ботиночки на высоком каблуке, черное кашемировое пальто, вечерний макияж. Может, это и слишком, но мне хотелось выглядеть прямо противоположно тому, как на самом деле себя ощущала, и на пару лет старше, чем выглядела.       Удаётся мне это сполна, даже перебарщиваю, потому подруги начинают шутить над тем, что я просто прикидываюсь тихоней.       Клуб оказывается очень даже не плохим, насколько я могу судить по своему скудному опыту. Но обстановка, планировка, освещение меня волновали не особо. Хотелось немного выпить. Может, и много. Хотелось, чтобы кома в горле не было, и чтобы Тимур, друг Егора, не пялился на мою грудь, когда я с ним говорю. Ещё хотелось кому-то влепить звонкую пощёчину. Грановскому, например, но Тимур тоже прекрасно годится на эту роль.       Когда выпиваю вторую порцию рома с колой, мне становится всё равно, и я просто иду танцевать с Лесей. Движения плавные, на губах лёгкая улыбка. Рядом немного неловко танцующая подруга, которая ещё и пытается подпевать иностранной песне. Выглядит комично со стороны, и я благодарна, что она поднимает мне настроение. Замечаю внимание парней на себе, среди них опять взгляд Тимура. Извини, это всё, что тебе остаётся.       После третей порции меня немного пошатывает, и смеюсь я со всего, что говорит Ваня. Его шутки мне никогда не нравились. Вау, я действительно пьяна. Мне нужно выпить немного воды, иначе всё пойдёт не так, как хотелось бы.       Бармен улыбается и ставит передо мной стакан, а я подмигиваю и заливаюсь смехом. Подождите, подмигиваю? Быть пьяной весело.       — Готов поспорить, что так,— говорит кто-то мне на ухо, пытаясь перекричать музыку. Видимо, я сказала это вслух.       Оборачиваюсь и вижу перед собой Артёма. На моём лице расплывется улыбка. Он милый. И он принес мне сам кофе. Я уже говорила, что он милый?       — Не говорила, но я рад это слышать, — произносит он опять, только теперь смеётся. Упс, мой язык абсолютно и полностью живёт своей жизнью.       — Прости, я немного пьяна.       — Правда? — он поднимает бровь, и мне кажется это самой смешной вещью на свете. — Ты здесь одна?       — Нет, я здесь с друзьями.       Артём садится напротив меня и заказывает себе апельсиновый сок. Замечаешь мой сощуренный взгляд и опять улыбаешься. Лучше тебе прекратить.       — Я за рулём. Привёз сюда своих друзей. Почему ты сидишь здесь одна?       — Потому что мои друзья сейчас заняты друг другом, а друг парня моей подруги постоянно смотрит на мою грудь, — вываливаю на него всё и делаю глоток воды. Определённо слишком много алкоголя во мне.       — Он подонок, но я не могу его винить. Ты выглядишь замечательно. Не так, как обычно.       — А как я выгляжу обычно? — сразу загорается во мне интерес. Скажи мне, Артём, как я выгляжу без всей этой маски, которая на мне сейчас.       — Ты выглядишь милой девушкой, которая не так много говорит, но в голове у тебя наверняка миллион мыслей. Девушкой, которая стоит того, чтобы её добивались, — говорит он как-то слишком серьёзно. Жаль, но я сейчас не настроена на такой тон.       — Ты что это, подкатываешь? — произношу и начинаю смеяться, а потом, ну совсем не в тему, икаю. Верх женственности, Темникова.       — Может, и так, но ты слишком пьяна, и к утру это забудешь.       Это правда. Мне лучше поехать домой, потому что голова начинает кружиться.       — Слушай, мне, наверное, пора, — говорю я, но, когда встаю со стула, пошатываюсь. Артем не теряется и сразу подхватывает.       — Где твои друзья?       — Не знаю, они выходили покурить, а потом я их потеряла.       От осознания мне становится грустно, потому что меня опять бросили. Наверное, милый бариста видит моё выражения лица и решает действовать.       — Дай мне свой телефон.       — Эй, мы уже это проходили, — заплетающимся языком отвечаю я и хмурюсь.       — Глупая, я не подкатываю сейчас. Мы напишем твоим друзьям, и я отвезу тебя домой.       — Вдруг ты маньяк?       — Бармен уже видел нас вместе, не беспокойся.       Даю ему свой телефон, и он пишет сообщение от меня Заряне. Затем тащит к гардеробу и помогает одеться, забраться в машину и пристегнуть ремень безопасности. Мне чудом удаётся не отключиться и послушать пару смешных историй. Будь они не смешными, я бы всё равно смеялась. Видимо, алкоголь как-то неправильно влияет на моё чувство юмора.       Артём провожает меня до квартиры, и помогает открыть дверь, потому что самой у меня не получается.       — Дальше справишься? — спрашивает он, оставаясь на пороге квартиры, хотя я уже зашла и уселась на пуфик, чтобы снять проклятые ботинки. Про парня совсем забыла, но его голос мне помогает вспомнить.       Поэтому я в одном ботинке поднимаюсь и очень смешно шагаю к нему, перенося свой вес с босой ноги на обутую.       — Спасибо, что позаботился обо мне и не оказался маньяком, — произношу и обнимаю его за шею. Его руки неловко обхватывают мою талию, и где-то возле макушки я слышу смешок.       — Знаешь, никогда не поздно, — говорит он и отпускает меня. — До встречи, Настя.       Я закрываю дверь и мысли на двойной замок. Валюсь на кровать прямо в комбинезоне. Прежде, чем я проваливаюсь в сон, в голове всплывает вчерашнее «Это окончательный ответ». Хозяин — барин, Матвей Константинович.