Sean Danielsen – Rescue Me
Закатный свет Явной Луны задорно играл разноцветными бликами в кронах могучих деревьев, малахитовые листья которых отзывались на ласковые прикосновения ветра тихим заговорщическим перешёптыванием, и высоких травах, укрывающих плотным махровым ковром лесные тропы от посторонних глаз. Прозрачный воздух был наполнен тонким ароматом лесных цветов и спелых ягод, неожиданно гармонично сочетавшихся друг с другом. Но вместе с тем на тонких стеблях уже виднелись крошечные капли росы, так некстати орошающие подол длинных одежд Менестреля, за спиной которого виднелся его музыкальный инструмент. Рыжеволосый рибика, скрывая своё лицо в глубоком капюшоне плаща, неспешной, но уверенной поступью двигался по уже заранее известному пути. Чарующую тишину вечернего леса лишь изредка нарушали вспархивающие с гибких ветвей птицы или же проворные мелкие животные, спешившие укрыться в своих норах от ночных хищников. Однако цвет травы начал постепенно меняться, указывая путнику дорогу к небольшому деревянному дому, что был недоступен глазу посторонних. На миг замерев перед входом, Менестрель задумчивым взором зелёных глаз окинул убежище своего друга. Его чуткий слух уловил доносившиеся из-за двери тихий звон склянок и почти неслышное напряжённое бормотание хозяина дома, который был снова погружен в исследования до самого кончика чёрного хвоста. Бледные губы рыжеволосого кота тронула печальная улыбка, отозвавшаяся в груди тупой ноющей болью, безжалостно воскресившей в памяти драгоценные воспоминания и всеобъемлющее чувство вины. Медленно сняв с головы капюшон, он подставил своё осунувшееся лицо уже ставшему прохладным ветру, дабы хотя бы немного развеять тягостные мысли и свинцовые тучи в собственном сердце. Размеренно вдыхая вечерний воздух, стремительно остужающий его лёгкие, рибика наблюдал за тем, как диск Явной Луны постепенно скрывается за горизонтом, уступая место на небосклоне своей сестре-близнецу — Тайной Луне. В потускневших глазах отражались последние закатные лучи, делая их ещё прозрачнее, в то время как рыжие локоны пылали жарким костром. Прошелестев полами своей одежды, кот легко взошёл на крыльцо и, потянув за массивную ручку, скрылся за тяжёлой дубовой дверью. Кот, облачённый в чёрные одежды, уже долгое время сидел в окружении множества пыльных, обтянутых кожей томов, содержание пожелтевших от времени страниц которых было известно лишь ему самому, свитков, мензурок, склянок с неизвестными жидкостями и чертежей, придирчиво вглядываясь в сделанные им записи в бесплодных попытках обнаружить ошибку в расчётах, из-за которой весь его эксперимент пошёл насмарку. Тонкий смоляной хвост раздражённо стучал по полу, в то время как голова была готова в любой момент расплавиться от продолжительных жарких дискуссий с самим собой. Аккуратно выведенные буквы, некогда составлявшие слова, которые ловко сплетались в предложения и рождали целый текст, начали расплываться перед уже порядком уставшими глазами, теряя всякий смысл. Бегло посмотрев в окно, напряжённый до предела рибика издал протяжный вздох: уже почти стемнело, а он так и не продвинулся ни на шаг. Ещё раз окинув тяжёлым взглядом окружавший его бардак, изнурённый работой маг принял решение сделать небольшой перерыв — в противном случае здоровье его нервной системы оказалось бы под угрозой. В это же время дубовая дверь бесшумно приоткрылась и в помещение незаметно для вымотанного хозяина, надёжно скрывшегося за своеобразными колоннами из книг, проскользнула тёмная фигура. Ярко-зелёные глаза нарушителя озорно блеснули, когда их взору предстал заваленный всевозможными необычными и, вне всяких сомнений, привлекательными вещами стол мага. Сгорая от любопытства, рыжий рибика настороженно оглядел помещение и, заключив, что его хмурого приятеля здесь нет, попытался подобраться к объекту своего безграничного интереса, дабы узнать, над чем в этот раз работает чёрный кот-отшельник. По правде говоря, Ликс никогда не позволял ему даже близко приближаться к своим исследованиям, однако, как известно, запретный плод сладок. Да и что плохого может случиться, если он просто немного посмотрит? Думая так, Менестрель, почти неслышно ступая, медленно, но верно приближался к объекту своего интереса. Ликс, наконец отложив письменные принадлежности, стал неспешно потягиваться, дабы хоть немного размять ноющие от усталости мышцы. Алый огонёк в лампе радостно потрескивал, словно так и норовя в любую секунду улизнуть из своего стеклянного плена на волю. Беспокойный, яркий, но такой тёплый… Чем-то они с Щуи были похожи. В янтарных глазах мага промелькнуло странное выражение, а в груди отчего-то всколыхнулось беспокойство: до невозможности шумный рибика, каждый день навещавший Ликса, всё ещё не пришёл. В очередной раз раздражённо махнув хвостом, со свистом рассёкшим воздух, чёрный кот резко поднялся со своего места и уже было направился прочь от заваленного книгами и приборами стола, как неожиданно его взгляд встретился с облачённой во множество одежд фигурой, которая, судя по оцепенению и совершенно дурацкой позе, пыталась ухватиться за одну из склянок с зельем и остаться незамеченной. Внутри поднялся настоящий пожар: Ликс с тихим рычанием уставился на бесстыжего нарушителя и опасно сверкнул глазами. Рыжий рибика, чьё лицо было почти полностью скрыто под капюшоном, виновато улыбнулся и поднял в примирительном жесте испещрённые алыми полосами руки, на которых виднелись следы уже запёкшихся рубиновых капель. Всё ещё сжимая заинтересовавший его сосуд с «красивой синей жидкостью», Менестрель хотел было отступить, видя праведный гнев на посуровевшем лице мага, вот только в очередной раз запутался в полах собственного плаща и неуклюже повалился на прижавшего от злости уши Ликса. Раздался характерный треск разбившегося от соприкосновения с полом стекла, перед глазами запестрили калейдоскопом разноцветные пятна, а в затылке начало неприятно саднить. Издав протяжный выдох, со свистом вырвавшийся из лёгких, маг с каким-то странным равнодушием отметил для себя, как на прижавшегося к нему кота медленно падают те самые листы с исследованиями, над которыми он корпел всё это время, а рядом по деревянному полу растекается чёрная жидкость из опрокинутой чернильницы. На время маленькая комната наполнилась звенящей тишиной, которую никто из них не решался нарушить. Но как только Ликс попытался приподняться, его взгляд уловил опасно покачивающийся фолиант на самом краю стола, грозивший сорваться вниз в любой момент. Едва он раскрыл рот, дабы призвать к порядку яростно, но так некстати закопошившегося на нём рибика, попутно смущённо бормотавшего под нос извинения, как тяжёлая книга всё же качнулась и полетела прямо на них. Широкие ладони с длинными тонкими пальцами накрыли рыжую макушку и рывком притянули её к себе. Удар пришёлся на кисть левой руки, что заботливо укрывала замершее от неожиданности «недоразумение», в миг прекратившее свои бесплодные попытки к отступлению. Сквозь сжатые зубы невольно вырвалось болезненное шипение, сопровождающееся очередным потоком мерцающих перед глазами точек. Чёрный кот всем телом ощущал тяжесть лежащего на нём Менестреля, горячее дыхание которого обжигало чувствительную кожу шеи. — Щуи… — едва слышно позвал его Ликс, в голосе которого звучало ни то беспокойство ни то отголоски ярости. В ответ он был удостоен обеспокоенным, полным раскаяния взглядом изумрудных глаз.***
— Ликс, я правда не хотел, чтобы так получилось! Просто… — Щуи потупился, — обычно ты мне никогда не показываешь то, над чем так упорно работаешь, или вовсе запрещаешь приближаться к своему столу. Но мне ведь интересно то, что так нравится моему другу! — с жаром выпалил сидящий в плетёном кресле кот, подобрав под себя ноги, словно маленький ребёнок. Вот только к огромному сожалению неудачливого Менестреля, чародей уже в который раз проигнорировал его очередную нелепую попытку объясниться и доказать собственную невиновность, ответив ледяным молчанием, попутно оглядывая массивные деревянные полки, заставленные бесчисленным множеством сосудов с весьма сомнительным на первый взгляд содержанием, в поисках чего-то. Беспокойно покачивая хвостом, Щуи напряжённо наблюдал за фигурой своего сурового друга, раздумывая над тем, каким способом он мог бы обратить на себя его внимание. Но, как назло, толковых идей в голову не приходило, так что рыжеволосый рибика всё также продолжал ожидать того момента, когда Ликс всё же прервётся от уже порядком затянувшихся поисков, и он сможет перехватить взгляд янтарных глаз, который всегда был красноречивее всяких слов. Спустя ещё десять минут чёрный кот наконец-таки нашёл то, что так долго искал, и направился к сжавшемуся в кресле незванному гостю, затравленно смотрящему на него. Мысленно усмехнувшись, Ликс подошёл к Щуи и, перехватив его тёплые руки в свои ледяные ладони, стал придирчиво осматривать раны, сплошь покрывающие светлую кожу. Любопытно, чем же таким он занимался весь день, раз так сильно поранился? Раздражённо цокнув, маг выудил из кармана небольшую склянку с непонятной зеленоватой массой и принялся бережно наносить её на алые полосы. На тихое шипение, вероятно, вызванное неприятным жжением, а затем полный непонимания взгляд, Ликс сухо бросил: — Это всего лишь мазь. Так быстрее заживет, да и следов не останется. Щуи, всё это время пристально наблюдавший за действиями друга, наконец благодарно улыбнулся и довольно заурчал, полностью расслабившись, о чём свидетельствовал его мягко покачивающийся белоснежный кончик чайного хвоста. — Спасибо, Ликс, — тихо произнёс Менестрель своим приятным, ставшим уже таким родным голосом.***
— Так где же ты поранился? — маг, наконец оторвавшись от своих исследований, вперил пронзительный взгляд в спину другого рибика, который уже подозрительно долгое время стоял на одном месте и, судя по изредка вздымающимся и легко перекатывающимся складкам одежды, что-то старательно делал руками. Обычно всегда болтающий без умолку Щуи сейчас был настолько сосредоточен на своём занятии, что не сразу отреагировал на заданный ему вопрос. А когда, обернувшись через плечо, столкнулся с серьёзным лицом Ликса, вздрогнул всем телом и брякнул невпопад нечто нечленораздельное. В душу хозяина дома закрались недобрые сомнения, но сам факт того, что Щуи впервые за время их знакомства не докучает ему своей бессмысленной в большинстве своём болтовнёй, не мог не радовать: он наконец-таки мог полностью сосредоточиться на работе. Услышав за спиной тихий смешок, а после шелест страниц, рыжий рибика едва сдержал вздох облегчения. Ещё бы чуть-чуть и… На самом деле он не знал, как отреагировал бы Ликс, но лишний раз злить его не хотелось, особенно в свете последних событий. Память услужливо подбросила во всех красках их поистине фееричное падение, отчего щёки предательски покрылись румянцем. Они впервые находились столь близко друг к другу, что Щуи удалось услышать тихое биение сердца в груди мага. — Ну и что ты там делаешь? — над ухом раздался низкий голос, от которого веяло пробирающим до самых костей холодом. Щуи стоило немалых усилий не подскочить на месте от столь внезапного вопроса, не говоря уже об интонации, с которой он был задан. Резко развернувшись к нахмурившемуся хозяину дома, Менестрель, выдавив из себя кривую улыбку, ответил: — Н-ничего. Просто не хотел тебе мешать, — проблеял загнанный в угол кот, мысленно умоляя богов, чтобы Ликс поверил его словам. Однако с каждым мгновением надежда таяла, словно первый снег на ладони, судя по скептически поднятой брови и плотно сжатым губам стоящего напротив него. — Щуи, — глаза чёрного кота сузились и недобро сверкнули. В ответ на это рыжеволосый неосознанно лишь сильнее отклонился назад, загораживая собой то, на чём он был так сильно сосредоточен всё это время. Теряя всякое терпение, Ликс наконец произнёс: — Сейчас же покажи, что у тебя за спиной, иначе хуже… — маг не успел договорить, так как к нему протянулись тёплые руки Менестреля, в которых до этого было что-то зажато. Будучи в оцепенении от столь внезапной — в который раз за вечер — близости, хозяин дома позволил Щуи водрузить себе на голову венок из ярко-жёлтых цветов, сладкий запах которых тут же защекотал чуткий нюх чёрного рибика. В помещении снова воцарилась тишина, изредка нарушаемая едва различимым учащённым сердцебиением — Ликса или Щуи — не понятно. Однако в этот раз Менестрель не спешил опускать глаза в пол, внимательно вглядываясь в бледное от усталости лицо чародея, словно если бы это было в последний раз. Казалось, что проницательный малахитовый взгляд проникал в самую душу, отчего маг несколько неловко дёрнул кончиком своего смоляного хвоста. Каждый из них был готов поклясться, что время в этой комнате замерло. Ликс только сейчас заметил залёгшие под весенними глазами тени, вероятно, появившиеся в результате не одной бессонной ночи, ставшие ещё более острыми скулы и искусанные алые губы. В груди что-то неприятно всколыхнулось: Щуи определённо был чем-то сильно обеспокоен. — Ликс, — мягко позвал его Щуи, первым нарушая затянувшееся молчание. — Если тебе не нравится, то можешь снять его. — Чайного цвета уши прижались к голове, а хвост нервно качнулся и свернулся в кольцо. — Просто, когда я собирал лекарственные травы, о которых говорил тебе ранее, наткнулся на цветы и… — Голос предательски дрогнул. В который раз он уже оправдывается в этот вечер? — Я подумал, что они похожи на цвет твоих глаз, когда ты увлечённо занимаешься своими исследованиями. Знаешь, мне очень нравится наблюдать за тобой в такие моменты. И не только. Мне всегда нравится смотреть на тебя, и я хотел бы, чтобы так было всегда! От переполнявших его в этот момент чувств, Менестрель всего одним шагом сократил разделявшее их и без того небольшое расстояние, отчего полы его одежд мягко прошелестели по деревянному полу, и взял того за руку, неловко сжав её испещрёнными красными полосами пальцами. Почувствовав отрезвляющую прохладу ладони Ликса, Щуи наконец осознал, что сказал своему другу нечто странное, и потому, потупив взгляд, тихо добавил: — Поэтому я не смог пройти мимо. — Щуи, — донельзя холодно отозвался голос, в котором, казалось, звенели льдинки. Смерив растерянного рибика взглядом янтарных глаз, Ликс с непроницаемым выражением лица продолжил: — Твои руки сейчас в таком состоянии из-за того, что эти цветы растут вблизи терновника, я прав? — Маг выдержал многозначительную паузу, наблюдая, как статная фигура Менестреля «сжимается» под его взглядом, виновато глядя себе под ноги. — Скажи мне, ты совсем обезумел, раз так беспечно калечишь свои драгоценные пальцы, которыми играешь на своём инструменте, создавая бесценные песни Санга? — на последних словах чёрный рибика невольно повысил голос, из-за чего Щуи испуганно втянул голову в плечи. Увидев реакцию Менестреля, Ликс всё же смягчился — он не хотел его пугать; устало выдохнув, он уже тише продолжил: — И ради чего, Щуи? Ты слишком беспечен. Чародей-отшельник ожидал чего угодно, но только не этого: когда рыжий кот всё же посмотрел на него, он увидел полные боли изумруды глаз Менестреля, застланные прозрачными солёными каплями. Горячие слёзы скатывались по щекам двумя тонкими ручейками, впадая в одну кристально чистую «реку» у самого подбородка, а после срывались вниз, безжалостно разбиваясь на тысячи мельчайших частиц. От этого зрелища хозяин дома снова замолк, словно весь его праведный гнев в один миг испарился, не оставив ни следа; однако в этот раз молчание не было столь тяжёлым и пугающим: Ликс просто был растерян. Не произнося ни слова, он протянул свободную руку к голове «разводящего сырость» рибика, из-за чего тот нервно вздрогнул, и мягко коснулся раскрытой ладонью рыжей макушки, неловко поглаживая. Ему было больно наблюдать за вечно улыбающимся Щуи, который сейчас выглядел совершенно разбитым. Это чувствовалось в его поникших, изредка содрогающихся от рыданий плечах, закушенной губе, бессильно опущенной голове… «Это так на него не похоже», — пронеслось в голове мага. Неужели Щуи так сильно расстроился из-за слов Ликса? Но ведь это совершенно бессмысленно: чёрный рибика всегда был с ним довольно груб и говорил то, что думал, с чем Менестрель покорно мирился, списывая всё на нелюдимость и скверный характер чародея. Ликсу порой даже казалось, что Шуи вовсе не умеет обижаться. Но что же теперь?Дело определённо не в этом.
Слова Ликса задели Щуи. Каждое из них отдавалось в груди тупой ноющей болью, как если бы раз за разом касались всё ещё не зажившей раны, а разгневанный взгляд дорогих сердцу янтарных глаз и вовсе добивал. Менестрель ненавидел себя за то, что за этот вечер он уже дважды расстроил своего друга, заставил беспокоиться о нём и обрабатывать столь незначительные раны, отвлекаясь от важных исследований, устроил столь нелепое представление с никому ненужными слезами, а после вынудил себя утешать. Как говорил Ликс, от Щуи одни беды, и сейчас рыжий рибика с этим был абсолютно согласен. Нет, он понял это ещё вчера.***
Наконец закончив дневное обучение, Щуи с нетерпением покинул флигель и спешно направился в лес, дабы снова встретиться со своим дорогим другом, несмотря на то, что Явная Луна постепенно клонилась к земле. Стремительно скрываясь в тени деревьев, Менестрель уже приметил созданную для него магом тропу, как его внезапно окликнул чей-то смутно знакомый голос, безжалостно выдернув из мыслей и грёз о предстоящей встрече. Обернувшись через плечо, он увидел перед собой одного из котов Куруи, своего давнего соперника, который был вторым сильнейшим Санга во всей Щиса. Из всех рибика, живущих на этом свете, меньше всего он хотел пересечься с ним. Не сводя напряжённого взгляда с внезапно появившегося кота, Менестрель полностью повернулся к нему, стягивая с головы капюшон. — Ты что-то хотел? — голос Щуи прозвучал ровно, однако мысленно он молился всем богам, чтобы эта встреча закончилась как можно скорее, ведь он так торопился. — У меня есть к тебе один вопрос, — кот заложил руки за спину и принялся ходить из стороны в сторону, глумливо глядя на своего ненавистного конкурента. — Щуи, — серые глаза сузились, а губы растянулись в неприятной ухмылке. — Скажи мне, в каких отношениях ты состоишь с тем колдуном? От прозвучавшего вопроса рыжий рибика замер на месте, словно прокажённый, полным удивления взглядом уставившись на довольного подобной реакцией Санга. Под колдуном он, вероятно, имел в виду Ликса. Жители Рансена считали его порождением тьмы, что приведёт всю Щису к гибели своим колдовством, однако Менестрель не знал, чем тот заслужил такую ненависть, так и не получив ни от кого вразумительного ответа. Сейчас Щуи больше всего беспокоило то, откуда стоящий перед ним кот знает о Ликсе — он никому не рассказывал об их отношениях — и что собирается делать с этой информацией. Словно прочитав его мысли, пятнистый рибика остановился, крутанувшись на небольших каблуках своих сапог, и внезапно злобно рассмеялся булькающим смехом: — Мне всё было интересно, куда же ты, лучший Санга Рансена, так торопишься каждый раз после занятий, исчезая точно призрак, и вот однажды, — серые глаза холодно блеснули, — Я совершенно случайно увидел тебя, едва ли не бегущего на всех порах в лес, и решил последовать за тобой. — Это подло! — не выдержал Щуи, однако тут же потупился, сжав похолодевшие ладони в кулаки. — До меня уже не раз доходили слухи о колдуне-отшельнике, но я не придавал им особого значения, пока не узнал о вашей связи. Он ведь из тех, кто хочет погубить Щиса, так? — Это всё неправда. Кто вообще распускает эти нелепые слухи? — Зрачки изумрудных глаз сузились в узкие щёлочки: как бы он ни старался казаться равнодушным, ему было обидно за ставшего ему уже таким родным мага. — Это всего лишь сплетни. Сегодня они есть, завтра — нет, — кот легко пожал плечами. — Но что, если это окажется правдой? Тогда нам стоит сжечь лес, дабы обезопасить самих себя, свои семьи, Рансен, нет, всю Щиса, — Санга кровожадно улыбнулся, распахнув свои глаза шире. — А теперь представь, какой будет скандал, когда все узнают, что один из лучших Санга спутался с этим отщепенцем? Что подумает твоя жена? Думаешь, ваш ребёнок сможет нормально общаться со сверстниками, которые будут знать, что его отец — предатель? — Прекрати немедленно! — из горла Щуи вырвался глухой рык, а уши плотно прижались к голове. — Чего ты этим добиваешься? — А ты не такой уж идиот, как я думал, — задумчиво протянул нахально скалящийся рибика. — Я любезно помогу тебе сохранить твой секрет, если ты уступишь мне должность Главного Санга. Внутри Щуи вскипала бессильная злость, которая, не найдя выхода, обжигала его самого. Ему следовало бы сразу догадаться, к чему был весь этот разговор. Угрюмо глядя перед собой и напряжённо размахивая, точно хлыстом, рыжим хвостом, он пытался принять решение, от которого зависело так много жизней: его, Ликса, жены и их ещё неродившегося ребёнка. По правде говоря, его никогда не волновала должность Главного Санга, однако за неё он мог бы получить хорошее вознаграждение, которое позволило бы его семье жить безбедно долгие годы. Более того, он уже давно твёрдо решил занять это место, чтобы привести Ликса в город и показать жителям Рансена, что он никакое не чудовище, а такой же рибика, как и они сами. Просто немного более одарённый, со скверным характером и таким добрым сердцем, которое он не спешит открывать каждому. Он был довольно спокойным котом, просто немного неловким и закрытым в общении. Его взгляд всегда был красноречивее всяких слов; его нежный и тёплый взгляд, которым он иногда украдкой смотрел на Щуи, думая, что тот не видит… Но Щуи всегда знал и чувствовал к магу то же непреодолимое притяжение, хоть и признаться в этом было боязно обоим. — Хорошо, я уступлю тебе эту должность, а взамен никому не говори ни слова о Ликсе. Я не позволю тебе втягивать его в наше соперничество. Ясно? — всегда мягкий и мелодичный голос Менестреля прозвучал неожиданно строго. — Я рад, что мы поняли друг друга, Щуи. — На лице кота расцвела довольная улыбка-оскал. — Всего хорошего, — небрежно бросил Санга и стремительно скрылся за деревьями. Щуи ещё долго смотрел на то место, где совсем недавно стоял пятнистый рибика. В голове было совершенно пусто. Он заметил, что на землю опустились сумерки лишь когда холодный вечерний ветер с силой ударил его в всё ещё бледное, точно накрахмаленная простынь, лицо, тем самым вынуждая зябко поёжиться и натянуть на голову капюшон своего плаща. Ему больше не хотелось идти к магу, но и домой возвращаться желания не было: чуткая и внимательная Мэй сразу поймёт, что что-то произошло, и попытается вызнать правду долгими расспросами, пока супруг, наконец, не сдастся и не расскажет. Но она была беременна, а стресс мог навредить их драгоценному ребёнку, поэтому Менестрелю не пришло в голову ничего лучше, кроме как остаться этой ночью в лесу. Его не пугали ни демоны, ни дикие животные, ни жуткие причудливые тени, которые, казалось, были готовы ожить в любой момент и утянуть свою жертву за собой во тьму, ни странные шорохи, ни пробирающие до самых костей неузнаваемые звуки, ни отсутствие сна — он бы в любом случае не смог сомкнуть глаз этой ночью. В голове была лишь одна мысль, что подавляла собой все страхи, желания и эмоции.Он всех подвёл.
***
Щуи не помнил, как провёл ночь. Он пришёл в себя лишь с появлением первых лучей Явной Луны, что стремилась обогреть замёрзшую землю и рассеять ночной туман, тем самым позволяя дню вступить в свои права. Всё живое постепенно просыпалось, отчего лес наполнялся звонкими трелями птиц и шорохом снующих в траве и кустах зверей. Однако Менестрель, к собственному сожалению, не мог в полной мере разделить их радости от начала нового дня. Голова была тяжелой, а веки наливались свинцом — напряжение, не покидавшее его с вечера, наконец начало ослабевать, и вместе с ним появились смертельная усталость и полная растерянность. Что ему теперь делать? Куда идти? Кого просить о помощи? Щуи не знал. Он почти весь день провёл в размышлениях, терзая себя тягостными мыслями о произошедшем и грядущем. Менестрель точно понимал, что верить тому коту из Куруи было нельзя: пятнистый рибика не внушал ему ни толики доверия. Тем более, какой толк ему держать обещание, коли он уже получил желаемое? Этот подлец точно не станет хранить молчание. Теперь Ликс в опасности, и Щуи необходимо сделать хоть что-то, дабы защитить дорогого его сердцу мага, а с остальным он обязательно разберётся после — так он себя успокаивал. Однако сколько бы он ни скитался, чудом не встречая на своём пути демонов или разбойников, не смог придумать ничего лучше, кроме как прекратить встречи с Ликсом. Как бы больно им от этого не было, это единственный способ обезопасить друг друга. У Менестреля всё переворачивалось внутри от мысли, что ему придётся расстаться со своим драгоценным другом, время с которым всегда пролетало приятно и незаметно, а серебряное кольцо на пальце, игравшее яркими переливами в свете Явной Луны, заставляло его что есть сил впиваться когтями в собственные ладони, лишь бы сдержать разразившуюся в душе бурю. Щуи стремился к Ликсу всей душой, а тот видел в рыжем рибика свой источник света — никогда не затухающий костёр, всегда готовый обогреть его одинокую душу. Сердце болезненно ныло, тоска сковывала грудь раскалёнными железными прутьями, не давая вздохнуть, а слёзы, как бы он ни пытался их сдерживать, всё равно скатывались по впалым щекам, оставляя на посеревшей коже мокрые дорожки. Время клонилось к закату, и Щуи решил поспешить в ставшее уже таким привычным и родным убежище мага, дабы наконец вручить тому подарок и попрощаться. Навсегда.***
— Щуи, — тихий голос Ликса отразился от стен странным эхом. — Ну же, успокойся. Маг высвободил вторую руку из горячих ладоней поникшего Менестреля, и притянул того к себе, позволяя уткнуться мокрым от слёз лицом в собственную грудь. Откровенно говоря, Ликс не имел ни малейшего понятия о том, как нужно утешать других, но сейчас, глядя на ещё больше сжавшегося разбитого рибика, он решил последовать слепому желанию защитить и обогреть. Он уже давно смирился с тем, что сильно привязался к неугомонному Менестрелю, которого раньше выставлял за порог почём зря, порой даже не удостаивая того объяснениями; смирился с тем, что начинал беспокоиться, когда тот приходил позже обычного времени; смирился с тем, что стал с трепетом ждать их следующей встречи, специально занимая себя работой, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о Щуи. Щуи «оживил» его дом, который с первого взгляда мог показаться давно заброшенной лабораторией, периодически забывая — случайно ли? — какую-нибудь вещь и каждый день принося свежие цветы. Он даже уговорил чародея отыскать в захламлённой кладовой плетёное кресло, чтобы у рыжего было своё место, где он смог бы часами напролёт, подобрав под себя ноги, петь свои песни или же наблюдать за погруженным в работу магом, а после засыпать от усталости, на утро удивляясь тому, как он очутился в постели хозяина дома — сколько бы Ликс не собирался высказать Щуи за это претензии, каждый раз почему-то молча переносил своего гостя в более подходящее для сна место, заботливо укрывая тёплым пледом. Менестрель до побелевших костяшек тонких пальцев вцепился в чёрные одежды хозяина дома, вдыхая его успокаивающий аромат. Дрожь постепенно отступала, однако расставаться с приятным теплом он не спешил, ведь всё это было в последний раз. Он больше не сможет прикоснуться к этому нелюдимому чародею, что укрылся в тёмном лесу от глаз жителей Рансена; не сможет услышать его усталый вздох в ответ на очередную рассказанную Менестрелем глупость; не увидит его скептически поднятой брови и сомкнутых в напряжённую линию губ, когда Щуи вот уже в который раз что-нибудь разобьёт/уронит/сломает; не почувствует холод его рук, когда тот снова сжалится над ним и перенесёт на свою кровать. Щуи всё знал. Они потеряли счёт времени, простояв так… Минуту? Десять? Полчаса? Или же больше? Никто не смог бы дать точного ответа, да и это было неважно. Ликс аккуратно отстранился первым, тут же ощутив робко коснувшийся его плеч и груди холод: всё это время Щуи прижимался к нему едва ли не всем телом, согреваясь и даря тепло сам, а теперь стоял поодаль, отчего в голове невольно всплывали вопросы вроде, не было ли всё произошедшее сном или видением. В комнате повисло неловкое молчание, изредка прерываемое тихим шуршанием плаща Менестреля: он яростно утирал ладонями слёзы с покрасневшего лица и припухших век. Ликс же отстранённо смотрел куда-то в сторону, погруженный в зыбкие пески собственных размышлений. — Мне жаль, — едва слышно раздался голос Щуи; чародей в тот же миг сосредоточил на его бледном лице взгляд янтарных глаз. — Прости за то, что устроил тут, — Менестрель на миг запнулся, прижимая рыжие уши к голове, — Подобное. Больше всего на свете рыжему коту сейчас хотелось снова оказаться в объятиях хозяина дома и рассказать обо всём, что было на сердце, но он не мог. Не мог потому, что не был достаточно храбр для этого: он уже достаточно причинил дорогому другу неприятностей и теперь боялся, что тот и вовсе отвернётся от него. И он будет прав. — Щуи, что происходит? Весь вечер ты сам не свой, — нервно дёрнув угольно-чёрным хвостом, Ликс стал пристально всматриваться в потускневшее, как ему самому показалось, лицо напротив, стараясь перехватить привычный беззаботный взгляд, но все попытки оказались безуспешны: Менестрель молчаливой тенью стоял посреди комнаты, обратив свой напряжённый взор в окно, как если бы за ним внезапно появились оранжевые языки пламени, яростно пожирающие деревянные стены ветхого дома. Любопытно, почему он подумал именно об этом? Света от одиноко стоящей на столе свечи было катастрофически мало, потому практически вся комната была погружена в сумрак. Холодный ветер настойчиво стучал в окна, словно одинокий путник, ищущий хоть кого-нибудь, кто осмелился бы его приютить на ночь, дав кров и тепло. Редкие тени крадучись скользили по стенам, точно демоны, порождая желание зажечь ещё пару источников света, дабы рассеять их как можно скорее, изгнав чудищ туда, откуда они пришли. Менестрель был готов провалиться куда угодно, даже в Ад, лишь бы не стоять под испытывающим взглядом чёрного кота. Казалось, что он проникал под самую кожу, так и норовя добраться до самой души и узреть то, что хочется скрыть больше всего на свете за семью печатями. — Почему ты не отвечаешь на мой вопрос? — во властном бархатном голосе проскользнули нотки раздражения, — Ты знаешь, что я не люблю повторять дважды. Понимая, что от ответа уйти, к сожалению, не удастся, Щуи неловко поправил свой шарф, продолжая избегать встречи с взглядом Ликса: — Я… — начал было Менестрель, с трудом подбирая слова. — Мы с Мэй поссорились, — рыжий кот едва не прикусил себе язык, когда с его губ сорвалась столь нелепая и неумелая ложь. Его жена была самой терпеливой, светлой и понимающей рибика, с которой у них за все годы семейной жизни не возникло ни одной ссоры, о чём прекрасно знал и сам хозяин дома — откровенность Щуи сыграла с ним злую шутку. — Вот как? — раздался бесцветный голос мага, и Щуи всё же решился поднять на того затравленный взгляд, — Насколько я знаю, вы всегда жили в недоступной для большинства гармонии. Что же послужило причиной столь внезапной размолвки? С каждым словом внутри Менестреля всё холодело, вызывая толпу мурашек на коже, а желудок болезненно скручивался в тугой узел — Ликс не верит ему. Щуи никогда не умел врать и, кажется, только что всё испортил окончательно и бесповоротно. Больше всего на свете колдун ненавидел две вещи: глупых и шумных рибика, для которых мир ограничивался лишь собственной сытостью, борьбой за территорию и содержимым их кошельков, и ложь. И если он хоть как-то мирился с существованием первых, попросту избегая их, то второе презирал всей своей душой. А теперь ему лжёт тот, кого он подпустил к себе непозволительно близко. От осознания этого Щуи ненавидел себя ещё больше, хотя казалось, что, в общем-то, некуда. — Хотя это не моё дело, — чародей едва заметно пожал плечами. — В конце концов, ваша семейная жизнь меня не касается. Полы длинного чёрного плаща слегка качнулись, когда Ликс отвернулся от донельзя растерянного Менестреля и скрылся за одним из стеллажей, словно в миг потеряв всякий интерес к происходящему. Неужели он действительно удовлетворился столь сомнительным ответом? Неизвестно, сколько времени прошло. Судя по ощущениям, целая вечность пронеслась в этом доме за время их разговора. Всё ещё находясь в оцепенении, рыжий кот силился собрать остатки мыслей и самообладания в кучу, чтобы не усугубить ситуацию, но когда хозяин дома вернулся, держа в руках глиняную кружку, из которой в воздух поднимался пар с исходящим от него ароматом трав, он был окончательно сбит с толку, услышав: — Ты выглядишь измученным, — мягкой поступью Ликс приблизился к Щуи, вручая тому тёплую посуду, — Усаживайся в кресло и выпей чай. Тебе нужен отдых.***
Ночь уже давно опустилась бархатным иссиня-чёрным занавесом на всю Щиса, полностью вступив в свои права к тому времени, как Менестрель смог успокоить бушующую в его сердце бурю. Сидя на своём излюбленном месте, он изредка покачивал белым кончиком чайного хвоста, с затаённым дыханием наблюдая за склонившимся над бумагами чародеем. Отблески пламени кружились в изящном танце на его русых волосах, что тяжёлым водопадом рассыпались по бледным худым плечам, надёжно скрываемым грубой чёрной тканью. Смоляной хвост порой неожиданно вздрагивал и нетерпеливо стучал по полу, сигнализируя о том, что его владелец крайне увлечён своей работой — от этого образа в груди снова начинало неприятно ныть, а в горле появлялся ком, из-за которого становилось трудно дышать, но Щуи старался отогнать мрачные мысли как можно дальше. Рыжий кот всё ещё ощущал осадок былой растерянности от столь необычной реакции хозяина дома, но предпочёл не думать об этом слишком много: Ликс часто говорил, что у того всё на лице написано, так что Щуи был вынужден следить за своими эмоциями***
Лишь когда первые лучи Явной Луны стали игриво заглядывать в окна убежища чародея, Ликс почувствовал, как его веки налились свинцовой тяжестью, а все формулы и вычисления производились с таким трудом, что ему пришлось признать необходимость в полноценном отдыхе. Выбравшись из-за стола, маг в полной мере ощутил, как устал не только его ум, но и тело: все мышцы сильно затекли, из-за чего даже просто стоять представлялось чем-то сложным. Ликс рассеянно окинул комнату взглядом в поисках Менестреля, а когда взору предстала знакомая рыжая макушка, лишь на миг показавшаяся из-под пледа, он лишь едва слышно усмехнулся. Хорошенько потянувшись, хозяин дома уже привычным движением подхватил на руки закутавшегося в одеяло рыжего кота, в который раз отмечая про себя, насколько тот был лёгким и беззащитным, и отнёс на кровать. Сейчас лицо Менестреля не казалось таким бледным и измученным, как минувшей ночью, а, напротив, выглядело весьма умиротворённым и безмятежным, что не могло не успокоить чёрного рибика. Привычно устроившись подле Щуи, Ликс осторожно протянул руку и кончиками пальцев аккуратно убрал с лица спящего пряди огненно-рыжих волос, что разметались жарким костром по всей подушке. «Таким он мне нравится гораздо больше», — пронеслось в голове чародея. Медленно склонившись над Менестрелем, чья грудь равномерно вздымалась и опускалась, маг мягко, почти невесомо коснулся тёплыми губами его лба, выражая этим жестом все свои истинные чувства к мирно спящему рыжему коту.«Я хотел бы, чтобы мы всегда были вместе.»
***
Когда Щуи приблизился к двери, он в последний раз бросил полный печали и скорби взгляд на дремавшего подле кровати Ликса, на широких плечах которого покоился плед. В ярком солнечном свете его волосы отливали золотом, а в воздухе кружились в причудливом танце частички пыли, придавая моменту ещё больше волшебства. Стиснув что есть сил зубы, рыжий рибика спрятал покрасневшее от слёз лицо в капюшоне и вышел прочь из дома, напоследок бросив тихое «прощай», так и не достигнувшее того, кому оно было адресовано. А после коты во всей Щиса будут ещё долго говорить о страшном пожаре, безжалостно уничтожившем добрую часть леса, гибели отряда воинов Рансена, отправившегося вершить правосудие над ужасным колдуном, возжелавшим погубить всё живое (и который, судя по слухам, жив и по сей день, дабы отомстить всем рибика), и таинственном исчезновении одного из самых талантливых Санга, имени которого уже никто и не вспомнит.