Осколки хрусталя больно саданули по рукам. Тэхён поморщился.
Кидая вазу в стену, он промахнулся и поранился сам же. Ваза до головы прислуги не долетела. Жаль.
— Пошёл вон отсюда! Надену то, что захочу! Вон! — Омега надрывался, топая ногами.
Прислуга вжал голову в плечи, испуганно оглянулся по сторонам и вновь попытался настоять на требовании отца омеги:
— Молодой господин, но ваш отец…
— Я же сказал! Пошёл вон, пока я не приказал уволить тебя и всю твою никчемную семью! Живо!
В бету полетела резная шкатулка. Парень уклонился и мгновенно скрылся за дверью.
Слушая топот удаляющихся ног, Ким ухмылялся.
— Слабаки, — цыкнул под ноги, осматривая осколки некогда огромной и дорогущей хрустальной вазы. — Собаки псивые.
Не успел мальчик до конца осмотреть погром, им же самим учинённый, как в комнату зашёл глава семьи и компании по производству и перепродаже автомобилей Ким Соён.
Мужчина спокойно осмотрел покои сына, самого омегу, приметил абсолютно уверенный в своей правоте взгляд и пораненные ладони и нахмурился.
— Что ты вновь сцены устраиваешь?
От холодного тона отца Ким даже не вздрогнул, лишь поднял на него злой взгляд и махнул в сторону кровати:
— Я не буду носить этот отстой. Кого-то другого пускай рядят в лохмотья. У меня достаточно нормальной одежды.
На постели лежал комплект формы элитной школы Сеула. Омегу, вернувшегося в этом году из Лондона и получавшего там начальное образование последние четыре года, внешний вид одежды, мягко говоря, не впечатлил. Он, сосланный «заботливым» отцом в Англию, привык к элегантной одежде строгого покроя, а не к этим обноскам, болтающимся на плечах и коленях.
Киму было всего восемь, когда в Корее началась гражданская война. Прикрываясь беспорядками и стычками граждан во время войны, проводили перевороты и главари преступного мира. Сам Ким старший являлся тогда лишь левой рукой главы мафиозной группировки «Феникс».
Выслав единственного сына от любовника заграницу и обеспечив его всем необходимым, Соён полностью погрузился в интриги. Два года войны, шантажа и подкупов ему понадобилось, чтобы свергнуть главу и занять трон «Феникса». Ещё год Ким наводил в стране свои порядки, избавляясь от конкурентов. В итоге Корея была поделена на зоны влияния. Сеул и ближайшие районы отошли под крыло «Феникса»; Пусан и морская граница с Японией контролировалась «Алым Тигром» — там правила семья Чон, прославившаяся ужасными пытками и мстительностью; Кванджу отошли тоже семейству Ким, там подрастал уже новый глава клана «Синяя Кобра» — Ким Намджун.
Поделив Корею на зоны влияния и заняв свою позицию, Соён не торопился возвращать сына из Англии. Политическая обстановка была нестабильной до сих пор. В столице периодически гремели взрывы, новостные ленты пестрили заголовками беспредела и столкновений на улицах. Горели больницы и школы. Разрушались памятники культуры. Центр страны рушился на глазах. Ким боялся, что только обретённая власть ускользнёт из его рук. Нужно было что-то делать.
На совете с другими главами было решено сменить главу правительства.
Именно в ночь операции, когда Ким собственноручно пристрелил президента и весь его кабинет министров, в дом «Феникса» ворвался спецотряд, нацеленный на омегу главы группировки и маленького сына.
Сына в доме не оказалось. Зато омеги были…
Вернувшийся Соён застал свой особняк залитым кровью омег и бет. В гостиной на коленях перед ним стояли остатки спецотряда: матёрые альфы, вырезавшие весь дом и не моргнувшие и глазом на беззащитность жертв. К головам были приставлены пистолеты ворвавшейся охраны главы, но было поздно.
Неподалёку от них Соён уже увидел своего омегу, принёсшего ему сына.
Тело, раньше носившее имя Ван Хи, было залито кровью. Алые капли покрыли его лицо, домашние штаны и тунику, залили белоснежные волосы и еще не успели остыть. Хи вспороли горло одним точным острым движением, безжалостно и холодно смотря в глаза. Омега даже понять не успел, что произошло, как жизнь уже начала покидать его тело.
Соён тогда сам не понял, как удержался на ногах. Как рядом с ним не лег, укрыв телом своим и пытаясь вдохнуть жизнь, как смог взгляд отвести от золотистых уже пустых глаз, а затем — от маленького выпуклого животика. Омега был всего лишь на третьем месяце, ждал этого малыша и любил также сильно, как и первого.
Ким тогда умер, похоронил себя вместе со своим неродившимся ребенком и своим омегой. Он проклял себя за то, что разрешил Хи остаться рядом, а не выслал вместе с сыном, рассыпался пеплом и вновь воскрес.
Соён поднял абсолютно дикий и больной взгляд на склонившихся альф и достал пистолет, по запаху своего омеги нашел того урода, заставил встать и смотреть в глаза.
В черных омутах напротив ни капли раскаяния не было. Лишь ненависть и усмешка на губах, и его хриплое:
— Жаль, выродка не оказалось дома, — альфа растянул кровавые губы, вернее то, что от них осталось и сплюнул кровью на пол. — Ему я тоже пулю приготовил…
Договорить он не успел, свалившись мешком костей и мяса с аккуратной дыркой между бровями на пол. Мозги его украсили стену, подобно новогодней гирлянде.
Соён опустил пистолет и медленно осел, набираясь сил. Он должен встать и идти дальше. Пусть с дырой в груди и черной расползающейся болью, но должен. Ради клана, ради Хи, ради Тэхена, который будет ненавидеть отца, но принять это всё равно придётся. Иначе никак. Иначе они не выживут. Потеряются в этом океане крови и боли. Утонут.
Ким сжал кулаки и поднялся. Он безразлично осмотрел трупы и красные лужи, передёрнул плечами, стараясь в тот угол не смотреть, и, спокойно отдав приказ о зачистке особняка, развернулся и вышел.
Еще две ночи в Сеуле были неспокойны. Клан Ким проводил глобальный переворот. Город окрасился в красный…
Ким моргнул, прогоняя призраки недалёкого прошлого, и посмотрел на сына мягче. Начал искать в омеге знакомые черты, находил и цеплялся за каждую: раскосые глаза чуть темнее, чем у Хи, но всё того же золотистого оттенка; овал лица и губы; нос его самого, чуть с горбинкой; светлые пушистые волосы. Так похожий на любимую омегу и другой одновременно.
Соён не понимал, чей характер у сына. Хи был мягким и нежным. Именно этим и привлёк когда-то Кима, этим и покорил.
Характер же Тэхена оставлял желать лучшего: резкий, немного истеричный и гордый. Мальчишка, привыкший за четыре года к почти полной самостоятельности, родителей успел забыть. Или делал вид, что забыл. Омега предельно равнодушно смотрел на несколько уцелевших фотографий папы, пожимал плечами и шёл дальше, к самому Соёну особо тёплых чувств не испытывал, только если дело не касалось денег.
Деньги Ким младший успел полюбить. Он довольно быстро понял, что капиталы отца открывают ему многие двери в Англии, поэтому стал требовать лучшего. Даже в школе Лондона он ходил в специально на него пошитом костюме. Не терпел магазинные вещи и одевался у своего стилиста. И его же с собой привез.
Соёну пришлось смириться с сыном. Глава слишком много потерял в ту роковую для всей страны и для него самого ночь. И капризы омеги считал пустяками. Любил его сильнее жизни. Лишь за него и цеплялся.
Поэтому и сегодня только улыбнулся, вызвав недоверие в глазах Тэхена. Потрепал его по волосам и ушёл:
— Можешь попросить Бена сшить костюм. Вернусь поздно. Не жди.
Дверь за Кимом закрылась.
Тэхён медленно выдохнул, огляделся вновь и улыбнулся.
Омега отцом вертел как хотел. Знать не желал причины своей такой власти над стариком — как звал его мысленно (хотя Соёну едва за сорок стукнуло) — и безнаказанно этой властью пользовался.
Омега сорвался с места, перепрыгивая стекло и разбросанные вещи, вниз ниже уровня земли. В подвал, где обитал Бен.
Бен — бета, молодой талантливый стилист. Ему всего-то двадцать пять, и он мог построить карьеру успешного стилиста в Англии, а потом и в мире. Но мечте парня сбыться было не суждено. Он неосознанно привлёк внимание маленького омеги, когда в парке делал наброски зимней линии.
Бен навсегда запомнил тот день. Как его из дома выкрали, после его отказа наглому ребенку; как он неделю в подвале сидел и шил, подгоняя и запоминая размеры нового господина. Потому четко усвоил единожды произнесенное охранником: «Пока молодому господину будешь прислуживать — семья твоя жить нормально будет, без нужд. Попробуешь дернуться — в одной могиле лежать будете».
Бен похолодел тогда, бескровными губами улыбнулся и кивнул. Даже проверять угрозу не хотел. Дома остались молодая жена с ребёнком на руках, брат и родители. Терять кого-то из них он боялся. Поэтому поставил крест на мечте, обменяв её на жизнь родных и довольство омеги.
Первое время Бен омегу ненавидел, но работал исправно. Потом начал интересоваться, что ребенок почти один в другой стране делает. Получил от ворот поворот и затих. И понял все только недавно, когда вместе с Тэхеном в Корею прилетел.
— Хэй, Бен! Работа есть!
Бета дёрнулся, но от ткани не оторвался. Стежки ложились всё также ровно, и, казалось бы, никакая сила сейчас парня от этого дела не отвлечет. Лишь закончив рукав и воткнув иглу в игольницу, бета поднял на омегу вопросительный взгляд.
— Что случилось? — на английском поинтересовался он.
— Я в школу иду, — на том же языке ответил мальчик и упал на диван в углу. Накрылся какой-то тканью и пробурчал уже оттуда, — а мне кошмар кошмарный из неё прислали, а не форму. Хотя отец отправлял мерки. Они просто стандартный комплект прислали.
Бен всё продолжал смотреть на парнишку и еле улыбался кончиками губ.
— Ну так в чём проблема? В Корее, насколько мне известно, стандартная школьная форма для каждого класса и каждой школы. Чем ты недоволен?
Тэхен фыркнул, отбросил ткань и сел, уставившись на многочисленные манекены и стопки с тканью, нитками, лекалами, мелками и всем остальным. Он перевел взгляд на кофту в руках швеи и вновь фыркнул:
— Я не буду это носить! Это же ужас. Все болтается и висит. Я им что, пугало?!
Бен вздохнул, предчувствуя гору работы. Снова.
— Кстати, — омега поковырял обивку дивана, — тебе выделили рабочих? Ты не успеваешь со всеми вещами.
— Угу, — Бен вновь вернулся к работе. Эту тему он поднимать не хотел. А пришлось.
— Ну так чего ты сидишь здесь? Отец же выделил вам ателье в рабочем районе. И квартиру рядом с ним.
— Тэхён…
— Что? Ты же этого и хотел, когда стал жить со мной. Свободы. Я попросил отца — он согласился. Что тебе не нравится?
Мальчик нахмурился. Тэхён крайне не любил, когда его не слушали и приказы или просьбы не исполняли. И сейчас он постепенно начинал закипать.
— Собирайся и езжай в ателье. Не заставляй меня принуждать. Снова. Костюм завезёт шофёр. Давай, Бен, не огорчай меня и моего отца.
Омега вышел, громко хлопнув дверью.
Бен, до этого напрягшийся как струна при упоминании отца Тэхёна, расслабился и тоскливо уставился на кофту в своих руках. Полупрозрачная блузка была уже закончена. Её бета хотел подарить омеге, когда тот отошлёт его в ателье. Но не сегодня.
Что ж, пришлёт её завтра, когда устроится.
Не каждый день монстр отпускает его от себя дальше положенного. Бен этот шанс упускать не хотел.
— Безмозглый кусок мяса, — кипел Тэхён, поднимаясь к себе, — чего ему еще нужно? Тупица.
Паренёк открыл окна и вдохнул городской воздух.
— Ну здравствуй, дом.
***
— Куки? Ты дома?
Чонгук, услышав голос папы, сорвался из-за стола и побежал к двери. Врезался в любимого человека и крепко обнял, отнял пакеты с продуктами и потащил на кухню, попутно начиная рассказывать о своём дне и друзьях.
— Куки, — папа потрепал мальчика по голове и грустно улыбнулся, — форму привезли. Я в комнату положил.
Сердце Чонгука дрогнуло. Он замолчал и кивнул, продолжая разбирать покупки.
Чон знал, что это значит.
Это означало, что «наверху» все уже разобрались с документами и решили вознаградить семью Чон.
За что награждать Чон знал. Знал всё.
Его отец погиб год назад на спецоперации. Домой вернулся тогда лишь конверт, и по посеревшему тогда папе Чон понял, что ждать отца больше не нужно. Понял как-то сразу. Быстрее самого папы, долго молчавшего и тихо рыдавшего по ночам. Чон хотел защитить папу, как защищал их отец. И он пытался. Но что сделает двенадцатилетний ребенок против целого мира, который будто цель себе поставил — семью из двух человек размазать по земле.
Из квартиры их выселили, выделили государственную, как потерявшим кормильца, на окраине города, однокомнатную. Личную клетку Чона, где по дням увядал его папа. Пособие платили. Крайне скудное и на ребёнка его не хватало. Лим Чон на вторую работу устроился, пропадал на них днями. Приходил домой и просто падал, позволяя сыну себя раздеть и уложить спать. Пытался жить с дырой в груди, с вечным холодом на месте сердца. Получалось откровенно плохо. Заработанных денег еле хватало на одежду и питание. Что уж говорить об изысках.
И вот он — «золотой билет». Государство вспомнило о заслугах отца Чона и выделило место в лучшей школе Сеула, оплатив его учебу на несколько лет вперед. Только учебу, как горько улыбался сам Чонгук, зная, во что влетает питание и форма.
Папа копил несколько зарплат, но форму ребенку купил. Самую простую, как у всех. И Чон даже не надеялся, что сойдет там за своих. Не понаслышке знает, кто в таких школах учится. Он им не ровня. Но мечтать стать равным никто не запрещает.
Чонгук оставляет папу готовить на кухне, а сам идёт в комнату. Прикрывает дверь и боится взгляд поднять на это. На то, что сломает его жизнь и даст шанс. Шанс вырваться из бедности.
Вот она, лежит себе спокойно на постели. Черная, с нашивками школы. Невероятно дорогая даже внешне. Самая дешевая, но так больно ударившая по карману. Его шанс.
Лим оглянулся на шум и резко выдохнул.
Чонгук был копией отца. Почти полной. Угольно-черные глаза, волевой упрямый взгляд, постоянно сомкнутые губы, черные волосы, едва закрывающие брови. Альфа был хоть и мальчишкой совсем, но цену себе знал. В любой драке давал отпор и не позволял себя бить. Точно отец.
Одним только Чон от него отличался — на омег руку никогда не поднимал. Принципиально в их разборки не ввязывался и себя втягивать не позволял. Старший Чон мог спокойно силой усмирить любого, будь то альфа больше него или омега. Чонгук не мог. Не мог поднять руку на тех, кто дает жизнь другим. Тем, кто так похож на папу.
Единственное, что он точно знал, так это то, что отца убили именно из-за этого их отличия. И как бы Чон не ненавидел того, кто отобрал их семью, он понимал, что сам поступил бы также. Все мы чьи-то близкие и любимые. И Чон поступок отца не оправдывает, каким бы делом государства это не было.
— Куки… такой взрослый, — Лим положил нож для мяса и обнял сына без рук, осторожно, боясь испачкать. — Я горжусь тобой, родной.
— Люблю тебя, — Чонгук сам обнял папу, чувствуя, как на щеки падают горячие слёзы.
Он вытянет их. Он сможет.
***
Первый день в новой школе будто смеялся над Чоном. По-настоящему солнечный, ясный, погожий денек. Чонгук подходит к воротам огромного здания и выдыхает. Он здесь. Он почти счастлив. Или должен быть. А по ощущениям — на шее петля затягивается.
Он у ворот один абсолютно, потому что прибыл сюда пешком и на автобусе, а не на дорогих автомобилях, как все остальные. Он эти машины видел и видит. Они проезжают мимо и одним своим видом его втаптывают назад в грязь. Унижают. Но Чон сильный. Он справится.
Утро у Тэхёна не задалось. Омегу все злило, он постоянно раздражался по пустякам и бесился. Отец прислал с курьером подарок к первому дню и письмо, что прийти на церемонию не сможет. Тэхен кричал и ругался. Прислуга закрывал уши и метался по дому, выполняя приказы господина.
Успокоился омега только когда в дом внесли коробку из ателье с именем Бена на ярлыке. Он выжидающе на эту коробку уставился и резко вдохнул, стоило слуге вытащить тончайшую полупрозрачную блузку. Тэхён любил красивые вещи. Потому и платиновый браслет отца уже изящно свисал с тонкого запястья. А подарок Бена заставил омегу задержать дыхание, долго в руках вертеть и разглядывать-разглядывать. Ткань оказалась мягкой, льнула к телу и почти на нём не ощущалась.
Настроение омеги резко подскочило до небес, стоило в той же коробке увидеть и перешитую под него форму. Черная, из дорогой ткани, с золотыми нашивками школы, сшитая точно по его меркам, она даже выглядела в разы лучше той, первой.
Отказавшись от классической рубашки костюма и надев подарок беты, Тэхён поехал в школу. Личный водитель лишь раз притормозил у самих ворот. Омега краем глаза заметил смутный силуэт и тут же его забыл.
Он знал, что едет в своё новое королевство. Ведь Тэхён — принц этого города. Самый богатый омега. И в этой школе принадлежать ему будет абсолютно всё.
