Затмение

Июнь в этом году отдавал березовым соком и запахом новых хлопчатобумажных полотенец, что мама так усердно сворачивала в аккуратные рулончики и укладывала в холщевый походный рюкзак. Жареная курица в фольге, дюжина вареных яиц, огурцы и помидоры, полкило барбарисок — и подумать страшно, что ее сыночек может проголодаться в дороге! Порция еды, которой с лихвой хватило бы на двоих, была уложена сверху так, что затянуть шнурок рюкзака получилось только с третьей попытки. Вася лежал на верхней полке плацкартного вагона поезда, сложив ногу на ногу и высунув левую руку в распахнутое окно. Ему сложно было представить жизнь лучше и проще, чем держать путь на первое взрослое приключение бок о бок с лучшим другом. Первый год, когда они едут не в детский лагерь, а в самый настоящий санаторий, где нет никаких пионервожатых, распорядков дня и дурацких дискотек с этими обязательными медленными танцами, на которые обязательно нужно пригласить какую-нибудь сутулую девчонку! Нет уж! В этот раз они предоставлены сами себе. Хочешь — в ресторан, хочешь — в горы, хочешь — ночуй на пляже. Не то чтобы их раньше что-то сильно останавливало, но теперь была абсолютная гарантия хорошего отдыха — в конце никому ни за что не влетит от родителей! — Петров ты только посмотри, что пишут, — внезапно раздался голос Васечкина с соседней полки, а следом его рука протянула другу газету. — Смотри, смотри, внимательней! — Конкурс фотографий среди школьников? — подозрительно спросил Вася. — Ага, — довольный парень принял сидячее положение и свесил ноги с полки. — Я как раз аппарат бабкин с собой прихватил. А ты ж у нас художник, у тебя ж, как его, чувство композиции! Вместе мы такие кадры забабахаем, они будут вынуждены отдать нам первое место! — Зачем тебе это? Мы же никогда фотографией не увлекались, — Петров снова и снова задумчиво перечитывал заметку про конкурс. — Да какая разница! Ты приз глянь! Комплект профессионального фотографа: камера, объективы, набор для проявки фотографий. Это ж стоит целое состояние, — его друг наобум тыкал пальцем в газету в то место, где, как ему казалось, перечислялся список подарков. — Господи, и что ты будешь делать со всем этим? — Вася отбросил газету в сторону, сложив ее вдвое, и серьезно посмотрел на Петю. — Продадим все это добро, а на вырученные деньги купим ружье! — Опять ты со своим ружьем?! Дай отдохнуть по-человечески, а, — не дожидаясь ответа, парень вставил наушники в уши и включил плеер, из которого тут же раздался голос Вячеслава Бутусова, так душераздирающе прощающегося с Америкой. Мимо проплывала степь, которую закат раскрасил в бордово-розовые оттенки, птичий косяк устремился куда-то в противоположную сторону, а теплый ветерок впервые за день ворвался в окно вагона, слегка растрепал волосы большеглазого Васи Петрова и пересчитал страницы, лежащей рядом с ним газеты. Еще час и окончательно стемнеет, по небу рассыпаются звезды, соберутся в созвездия, которые друзья будут наперегонки разыскивать, по старой детской привычке. Интересно, щемит ли у Васечкина также в сердце, думал Петров. Потому что он уже практически задыхался от нахлынувшей ностальгии и предвкушения возвращения в те края, где пять лет назад они пережили самые сумасшедшие дни в их жизни. Иногда, когда парень возвращался мыслями в то время, ему казалось, что они действительно были слишком безбашенными, чтобы вся эта история была правдой. Может, детская фантазия все исказила и события развивались совершенно по-другому? Может, и не принимали их вовсе ни за каких хулиганов, а им так почудилось. Васечкин упал не в колодец, а в какую-нибудь неглубокую яму. И, скорей всего, не так уж и далеко они убежали от лагеря, наверняка, побродили где-нибудь в окрестностях, да и все. Вася знал лишь одно, как только он ступит на молдавскую землю, сразу поймет, так все было или нет. Ночь перед прибытием он не спал. Постоял в тамбуре у лампочки — почитал сборник рассказов Зощенко. Сошел на станции, купил лепешку и пол-литровую бутылку лимонада, там же и разделался с ними. Так странно было ощущать себя шестнадцатилетним. До этой поездки он и не обращал внимания на то, что здорово вытянулся за последний год, обзавелся мышцами, что девчонки помладше краснеют в его присутствии, продавщицы называют «молодой человек». Именно сейчас, когда он был вдали от привычной обстановки и родителей, взросление обрушилось на его голову ледяной лавиной. В туалете он слишком долго таращился на себя в шатающееся зеркало, рассматривая, что же, черт возьми, в нем поменялось. Лицо еще вполне детское, даже щетина расти не начала, но щеки все же сменили скулы, глаза потеряли щенячье выражение, приобретя какой-то незнакомый ему доселе блеск. Город Калараш встретил их, слишком палящим для семи утра, солнцем. Сонный Петров еле-еле поспевал за Васечкиным, который бодрой походкой шагал по направлению к автобусной остановке, изучая на ходу брошюру санатория «Советская Молдавия». — Электрофорез, ну и словечко, бррр! — Петя задорно рассмеялся и обернулся в сторону своего друга. — Ну же, Петров, левой, правой! Такими темпами мы до санатория к обеду только доберемся, а я все же рассчитываю на завтрак. — Да я скорее подохну по пути, голова раскалывается просто! — Вася вынул из рюкзака бутылку с водой и спешно сделал несколько глотков, пролив немного на воротник футболки. — Тем более надо поторапливаться! Быстрее окажемся в санатории, быстрее тебя там приведут в порядок, — Петя вновь уставился в брошюру, выкрикивая периодически смешные названия процедур, которые им обещала «Советская Молдавия». Белая футболка с прописной «Д» — «Динамо», короткие милитари-шорты на ремне, белые носки и коричневые кожаные сандалии — Петров из года в год не изменял своему летнему стилю — максимальный комфорт и минимализм. Васечкин же, всегда на той же волне в одежде, подготовился к этой поездке заранее и буквально блистал в новом гардеробе — вырвиглазная рубашка тропической расцветки, голубые джинсы, белые адидасы и розовая бейсболка козырьком назад. Васю буквально подмывало сказать какую-нибудь колкость в сторону обновок друга, чтобы убрать с его лица это «да, я хорош» выражение, но парня слишком мутило от бессонной ночи и омерзительной духоты трясущегося автобуса, да и не очень-то и хотелось портить обоим настроение. Петров едва не застонал от счастья, оказавшись в прохладном кафельном царстве санатория. Серо-белый камень, цветы в вазах, приветливая женщина средних лет на вахте — спокойствие и умиротворение этого помещения сразу понравились ему. — До пляжа три минуты, — продекламировал Васечкин самое главное из брошюры. — Поедим, достанем плавки, и вперед! Ох, черт, ты же у нас сегодня болезный… Ну тогда я уделаю тебя сегодня в эти гигантские шахматы! Петров рассмеялся, искренне, по-детски. Шахматы действительно были просто уродливо большими, придется передвигать их обеими руками. А еще его друг был, пожалуй, единственным человеком в мире, который мог сохранять присутствие духа в любой ситуации и вселять в него свой неугомонный оптимизм. Пока Петя регистрировал их обоих, Вася расфокусированным взглядом смотрел в окно, отчего не сразу обратил внимание на шум рядом с собой. Лишь когда в этом гуле голосов услышал знакомый, он обернулся. Рядом с ними на регистрацию подошла компания из четырех человек — два парня и две девушки. Понять, сколько им лет было довольно трудно — парни были в шортах и майках, девушки — в легких летних платьях и солнечных очках. Ничего в их внешнем виде не указывало на возраст, однако Петров чувствовал в их взглядах, жестах присутствие чего-то взрослого, чего-то недостижимого Петрову и Васечкину, чего-то, что делало их выше и старше, даже если они и были им ровесниками. — Меня зовут Петя, а этот сонный товарищ — мой друг Вася, — Васечкин бодро жестикулировал и приветливо улыбался. Голос, которым он говорил, был знаком Петрову — когда его друг начинает прикрикивать на гласных, значит, старается понравиться, и готов для этого даже лгать и вести себя неестественно. — Карина, — стройная девушка с длинными темными волосами протянула руку Пете и слегка улыбнулась Васе. Она была довольно высокой, загорелой и… Теплой. Да, она определенно была теплой. Петров не знал, в чем это проявляется, но чувствовал всем нутром ее тепло, которое лучилось в каждом ее жесте и слове. — Лиза, — коренастая кудрявая блондинка взмахнула приветственно рукой и сняла очки. У нее было доброе веснушечное лицо, зеленые глаза и пухлые розовые губы. Она носила карэ, открывавшее ее уши, на одном из которых красовались три в ряд сережки-колечки. — А это Паша и Коля. Паша был худощавым пареньком с раскосыми глазами, черными, как смоль волосами, и сигаретой за ухом, Коля нес на плече гитару и обладал самой мерзкой улыбкой, по версии Петрова. Ребята казались вполне дружелюбными, но Васе всё же хотелось поскорее смыться в свой номер и избежать любезностей первого знакомства с людьми на отдыхе. — Вася, я как раз предлагала твоему другу провести сегодняшний вечер с нами. Ты согласен? — Карина оценивающе осматривала парня. Ему казалось, будто она изучает его через лупу, фокусируясь на всех его недостатках. Не удивительно, что неловкость происходящего сказалась и на самочувствии Петрова — головная боль усилилась, подступила тошнота. — Он себя неважно чувствует, — Васечкин, улыбаясь, опустил руку ему на плечо. — Если раскачается к вечеру, обязательно его притащу. — Вот и славно, — Карина подмигнула и обернулась к своим друзьям. Они быстро о чем-то защебетали и шумной толпой двинулись по направлению к лифту. Петров взгромоздил свой тяжеленный рюкзак на плечо и тоже собрался уже искать свой номер. — Карина классная, — Васечкин мечтательно улыбнулся. — Ей 19. Так что я соврал, что нам по 18. — Зачем? — Петров уставился на друга, расширив от удивления свои и без того большие глаза. — Зачем, зачем… Да затем, что мы для них малышня, а так хоть компанию на каникулы себе нашли. Отдохнем по-взрослому! — Васечкин развернул козырек кепки на место и зафиксировал ее руками. — У меня хорошее предчувствие. — Знаешь, какое у меня сейчас предчувствие? Что еще немного, и меня вырвет прямо здесь! — Петров начинал злиться на друга, который любит ввязать его в совершенно ненужные передряги, которые расхлебывать вечно приходится вместе. — Все-все! Петров изволит-с отдыхать! — Васечкин примирительно вскинул ладони. После бессонной ночи в поезде и выпитого аспирина, Петров проснулся ближе к вечеру. Принял душ, полюбовался на горы, видневшиеся из окна его номера, принялся разбирать сумку. Несколько футболок, шорт, брюки, кеды — нехитрый набор вещей быстро оказался в шкафу. Три увесистые книги, «Война и мир» в двух томах и «Тихий Дон», уже перед отъездом всучила Маша, заверив, что даже в санатории будут скучные часы, которые можно посвятить чтению. Вася провел по книгам рукой, пролистал страницы первой попавшейся и улыбнулся. Она всегда заставляет его чувствовать себя хорошо даже на расстоянии. Добрая и светлая Маша — не любовь всей жизни и не лучший друг, но родственная душа, которой ему хочется доверить все свои мысли и переживания. Петя Васечкин и Маша Старцева — люди, без которых Петров — не Петров, приключения — не приключения. Парень не сразу заметил криво нацарапанную записку на столе: «Ушел с ребятами на пляж, не стал тебя будить. Васечкин». Вася нервно вздохнул — придется провести вечер в компании этих людей. В конце концов, они могут оказаться действительно классными ребятам, нельзя упускать шанс хорошо провести время на отдыхе! Когда Петров поужинал и собрался, на часах уже было восемь вечера. Он неспеша вышел на улицу, прошел через удивительно красивый сад, и вышел к пляжу. Еще было солнечно, но совсем не душно, от воды тянуло приятной прохладой. Отыскать Васечкина было непросто, у реки собралось довольно много людей, однако положение спасла дурацкая розовая кепка друга, которая, как маяк, указала Васе путь. Чем больше он приближался к компании, тем большие сомнения его одолевали. Они определенно пили что-то из алкоголя, Васечкин дымил сигаретой. Петров не был великим ханжой, но знал, что правилами санатория запрещено и то, и другое. Опять же, не в его характере было образцово-показательное поведение, однако парень прекрасно знал, каких усилий стоило их родителям накопить на эту поездку, так что, быть выставленными из санатория — даже для Петрова и Васечкина довольно глупо. — О, а вот и Петров! — воскликнул его друг, и все, как по команде, обернулись. — Тебе уже лучше? — Лиза мягко улыбнулась, похлопав одной рукой по месту рядом с собой, другой поднесла граненый стакан к губам. — Да, я в порядке, — он улыбнулся в ответ, присел и огляделся. На песке рядом с пледом валялось несколько бутылок шампанского, немного овощей и фруктов в пакете, арбуз. Коля наигрывал на гитаре что-то из «Машины времени», Лиза медленно двигалась под музыку, не выпуская из рук свой стакан. Она уже сменила платье на цельный купальник розового цвета, поверх которого натянула шорты, не потрудившись даже застегнуть их. Паша, казалось, мыслями был уже слишком далеко, о чем свидетельствовала почти пустая бутылка в его руках. Петя и Карина сидели рядом. Пили из одного стакана, раскуривали одну сигарету на двоих. Ветер трепал длинные волосы девушки, а также легкий платок, который она повязала на оголённые купальником бедра. — Выпьешь? — Паша, словно очнувшись ото сна, приподнял свою бутылку. — Лучше не надо, — нервно улыбнулся Петров. — Я еще не уверен в своём самочувствии. Все тихонько рассмеялись. Васечкин закатил глаза, его рука покоилась на обнаженном колене Карины. Та же, то ли сонная, то ли пьяная, склонила голову на его плечо. Петров чувствовал себя не просто лишним — посторонним. — Петя говорил, что ты играешь на гитаре, — Коля отложил свой инструмент и принялся разрезать арбуз. — Немного, — Вася пожал плечами. — Сыграешь? — Лиза захлопала в ладоши. Было в ее взгляде что-то восторженно-детское, но одновременно хитрое, женское. — Пусть Васечкин что-нибудь исполнит, он лучше играет. — Он уже показал нам, что умеет, — Карина пьяно провела рукой по щеке его друга и уткнулась в его грудь. Тот сиял, как новая монета, покрываясь красными пятнами. Да, оба в такой компании находятся впервые. — Хм, что ж, могу попробовать, — Петров взял гитару, провел пару раз по струнам, вспоминая, что же он вообще умеет играть. Кроме «Если с другом вышел в путь…» и «Мы пионеры — дети рабочих» в голову ничего не приходило.