Затмение

Петров никогда не считал себя талантливым. Даже перспективным или достойным внимания. Как-то так получалось, что все артистичность и музыкальность достались Васечкину. Васечкину, которому прощались прогулы и невыполненные домашние задания просто потому, что он готовился к очередной постановке их школьного театра. Петя пел, танцевал, отлично импровизировал — срывал овации буквально каждый раз. Петрову же во всей этой феерии тонкого и возвышенного находилось лишь место за сценой. Вася неплохо рисовал, оттого всегда получал одно и то же «партийное» задание — подготовить деревья для декораций, замок или поляну. Однако рисование никогда не доставляло ему удовольствия — умения хоть и были, но процесс утомлял и раздражал. Ему нестерпимо хотелось быть не хуже. Оттого два года назад дома появилась гитара, была разучена уйма песен, но единственными его слушателями оставались родители и старый одноглазый кот Боря. Иногда Петров садился на балконе и негромко напевал, одновременно надеясь и боясь, что на улице кто-то услышит. Мама очень любила песню Цветов «Звездочка моя ясная» и очень плакала, когда слушала ее в исполнении сына. Почему-то, когда его попросили что-то сыграть, после очевидно неподходящих вариантов в голову пришла именно она. «Песни у людей разные, Но моя одна на века. Звездочка моя ясная, Как ты от меня далека». Петров пел тихо, по-своему, совсем не так, как в оригинале, занижал высокие ноты. Он отчаянно старался не напортачить с баррэ и очень боялся поднимать глаза от гитары, видеть реакцию незнакомых ему людей. Звуки вокруг отчего-то стали тише, пространство заполонял этот новый взрослый голос Васи Петрова. Когда песня закончилась, он все же осмелился взглянуть на тех, для кого пел. Лиза утирала слезы, а парни внезапно разразились короткими аплодисментами. — Очень талантливо, Вася, очень, — Карина резко взяла его за руку и заглянула в глаза. Она внимательно изучала его лицо, заставляя того смущаться и делать все, чтобы незаметно высвободить свое запястье. — Ну и скукотищу ты тут устроил, Петров! — вдруг слишком громко воскликнул Васечкин и выхватил гитару у друга. — Я чуть не уснул. Сейчас что-нибудь нормальное сыграю. Что из Высоцкого любите? Парень мгновенно перевел внимание компании на себя, оставив Петрова собирать остатки своей гордости. Он только что буквально вывернул наизнанку самого себя, а его лучший друг так бесцеремонно разрушил все то важное и приятное, начавшее роиться в душе человека, чей первый творческий порыв нашел отклик. Было невероятно мерзко смотреть, как Васечкин надрывался, отчего-то не попадал в ритм и недожимал струны. Возможно, дело было в алкоголе или волнении, но Петров не желал выяснять. Он встал, отряхнул ноги от песка и ушел, ни с кем не попрощавшись. Не дойдя до санатория и десяти метров, Вася остановился, запустил руки в карманы шорт и устремил свой взгляд в сторону реки. Широкая, полноводная, она разбушевалась к закату и выгнала толпу отдыхающих обратно на берег. Новыми и новыми волнами река выбрасывалась на песок, и Петрову казалось, что она ему сочувствует, понимает его глупую злость на друга. Злость, которая подкатывает к горлу точно так же, как волны, пенясь, устремляются на берег. Вася прикрыл глаза, пытаясь разобраться в своих чувствах. Он уже давно привык к выходкам своего друга и обычно изо всех сил старался не обижаться, потому что это слабость, а быть слабаком Петров совсем не хотел. Но сейчас он ничего не мог поделать с тем, что руки в карманах сжимаются в кулаки, а нижняя губа трясется точно так же, как десять лет назад. Васечкин, как никто другой, знал все переживания Петрова, связанные с музыкой, творчеством и самореализацией. Знал, как до боли в суставах парень заучивал сложные аккорды, как ругал себя за отвратительную немузыкальность при сильнейшем стремлении к этому виду искусства, как боялся, что его попытки услышит кто-то посторонний. Васечкин, как никто другой, знал, чего стоило Петрову сыграть сегодня эту одну единственную песню. И ничего не понял. Нет, в этом красивом месте определенно нельзя предаваться грустным мыслям, усмехнулся про себя Вася. Такой нежный яблоневый сад и розовеющее в дали небо должны навевать только легкие и добрые мысли. О чем-то теплом и родном. Хорошие мысли в голову приходили только связанные с Машей. Хотелось перенести ее в это чудесное место, ничего не говорить и любоваться ее восторгом. А вот она, конечно, не умолчала бы о том, какого необыкновенного серо-голубого цвета здесь река, какой свежей и яркой глыбой раскинулся сад. Вот только она затмила бы все эти красоты одной своей счастливой улыбкой и взглядом всегда удивлённых глаз. Сердце сжалось от мыслей о подруге. Возможно, если бы она все-таки поехала с ними, всё сложилось бы иначе. Слишком ответственная, она вразумила бы Васечкина не связываться с компанией взрослых ребят, и он бы её послушал. Определённо точно послушал. И не пришлось бы чувствовать себя униженным, затаивать обиду на лучшего друга, грустить в самом красивом месте Молдавии. Но у Маши была летняя физмат-школа и Сидоров. Неизвестно, что хуже... Когда Петров добрался до своего номера, он первым делом позвонил домой — пришлось делать вид, что все в порядке, врать, как им здесь весело и интересно. После разговора рука потянулась набрать номер Маши. Не терпелось поделиться с ней своими переживаниями, она, мудрая и понимающая, наверняка даст лучший совет. Слушала она молча и лишь в конце тяжело вздохнула. — Ты его одного только не оставляй, ладно? — только это и проговорила после эмоционального рассказа Петрова. Тот от негодования сжал в руке кудрявый шнур от телефона. — Ты смеешься? Да я видеть его больше не хочу все эти десять дней! — Вася, пойми... Вам нельзя по отдельности никак! Ввяжетесь во что-нибудь. Да и вместе тоже, конечно, ввяжетесь. Нельзя вас одних оставлять! — Вот и поехала бы с нами, раз нельзя! — внезапно обиженно воскликнул Петров. — Ты же знаешь... — Знаю-знаю, всё знаю! — разговаривать парню больше не хотелось, он прижал трубку подбородком к плечу и принялся стаскивать сандалии. — Пообещай мне, что всё будет хорошо? — тихо проговорила Маша. — Я вдали от дома с Васечкиным! Ничего не могу обещать! — горько усмехнулся Петров. — Вася... — Маша шумно вздохнула. Рядом раздалось «Ты идешь?» знакомым голосом. — Мне пора. Постарайся быть рядом, ладно? Пока. Раздались короткие гудки. Парень еще пару минут сидел с шумной трубкой в руке, уставившись куда-то в стену. Грудь сдавила тугая обида. На Машу ли? За то, что опять говорит только о Васечкине. За то, что прервала их разговор ради Сидорова. С каких пор что-то стало важнее их дружбы? Васечкин же — снова центр Вселенной. За которым надо бегать, и подтирать сопли. Они, конечно, вместе прошли огонь и воду, Васечкин — его лучший друг и родственная душа. Но последнее время эта душа стала слишком много на себя брать. На утро Петрова разбудил нетерпеливый стук в дверь. На его «Войдите!» в комнату влетел взъерошенный Васечкин. Он был одет в футболку-поло и теннисные шорты, на глазах — солнечные очки. — Ну и запашок, — скривился хозяин комнаты. — Похмелье, - гордо развел руками Петя. Он взъерошил волосы на голове и громко рассмеялся закатанным глазам друга. — Я чего пришел-то! Собирайся, едем в город! — Зачем? У нас же уже были планы на сегодня... — Планы? Не помню! Ребята на тачке. Посмотрим город, сходим в ресторан. А? Как тебе? — Васечкин в нетерпении потряхивал ногой. — Мы собирались на виноградники в деревню, Петя! Ты же сам предложил еще две недели назад. — Какая разница? Не будь занудой, — парню совсем не понравилась реакция друга, он вскочил со стула и направился к двери. — Ты едешь или нет? — Нет, — Петров поднялся на локтях и осмотрел друга с ног до головы. Он не узнавал этого человека. Слишком разодетый, слишком взбудораженный. Парень скривился и вышел, громко хлопнув дверью. Глубокий вздох. Вася не торопясь позавтракал в столовой, принял солевую ванну, сходил на массаж. Ему здесь нравилось. Тихо, спокойно, умиротворённо. И он бы, возможно, получал от этого настоящее удовольствие, но всему мешал гадкий осадок на душе от происходящего. Парень всё не мог разобраться, кто из них двоих истеричка. Васечкин, не желающий мириться с тем, что ему не нравится, жаждущий внимания, или Петров, не принимающий новые обстоятельства, новых людей и новые планы? Прогуливаясь по саду Вася не мог отвести взгляда от гор, виднеющихся в дали. Отделаться от ощущения, что это именно те горы, именно то место, тоже не получалось. Наведя фокус фотоаппарата, он пытался рассмотреть их поближе. Может попадется на глаза что-то знакомое: деревья, домик, скала... Один снимок, другой, третий. Все не то. Но хотя бы симпатичные фотографии должны получиться. Парень медленно прогуливался по округе, ища интересные ракурсы. Внутри что-то немного замирало от нетронутой городом природы, от какой-то слегка наивной красоты простых строений санатория. Свежий воздух и расслабляющая тишина даже немного вскружили голову. Вася ловил причудливые тени деревьев в видоискатель камеры, улыбки других отдыхающих, и, кажется, совсем забылся в этой умиротворяющей неге. Возможно, именно таким и должен быть идеальный отдых для Васи Петрова. День тянулся медленно и ленно. Под палящим солнцем минуты перетекали в часы. Тёплый песок под босыми ногами, покалывание в носу от лимонной газировки, сладкий сок клубники на губах, шуршание листвы от невесомого ветерка... Он впитывал эти ощущения, и даже был рад, что испытывал их в одиночку. Васечкину вечно куда-то нужно. Бежит, торопится, суетится. Куда там с ним посидеть под деревом, слушая пение птиц. А Маша... Ох, Маша... Та натура хоть и утончённая, а время даром терять не любит. Ты бы, Петров, лучше бы книжку почитал или на процедуру сходил, ухмыльнулся он сам себе, думая о подруге. Нет, наверное, иногда полезно повести день наедине с собой. Медленно он побрел в сторону санатория, время близилось к ужину. Он с нетерпением предвкушал проявку фотографий, интересно было взглянуть, что же он сегодня наснимал. Но это случится только после возвращения, однако в таком ожидании тоже было что-то приятное. В столовой он увидел своего друга, тот в одиночестве ковырялся в тарелке. Новых приятелей не было видно, поэтому Петров рискнул присесть рядом. Металлический поднос с тарелками неприятно звякнул о стол, отчего Васечкин подпрыгнул на месте. Глаза поднял, однако промолчал. Оторвал кусок хлеба, закинул в рот и принялся набивать его овощным рагу. Петров совершенно беззлобно наблюдал за ним, не притронувшись в своей еде, подбирал слова. — Как покатались? — нерешительно спросил он, как бы нащупывая почву. — Неплохо, но с тобой было бы лучше, — честно признался друг. Вася слегка ухмыльнулся его словам, однако было приятно осознавать, что в этом меняющемся взрослом мире их дружба – совершенно непоколебимая вещь. Пусть целый день они как-то глупо дулись друг на друга, они все еще лучшие друзья. — Значит, мир? — спросил Петров. — Мир, мир! После ужина ребята расположились в холле санатория, как ни в чем не бывало обсуждая планы на завтра. Было решено отправиться на экскурсию в те самые злополучные виноградники. Выяснили, что автобус до деревни, где они располагаются, отправляется в 9 утра. Васечкин договорился, что обратно их подвезут его новые друзья, которые ближе к вечеру будут рядом проездом. Петрову пришлось согласиться.