***
Перевожу дыхание и выключаю мотор. Решил не затягивать разговор с Биллом и приехал к нему сам, потому что злость поутихла, но в голове очень много слов, которые нужно ему сказать. Важные моменты, которые мне не терпится прояснить. Такого, как на вечеринке, не должно повториться никогда в жизни. Открывает мне дверь спустя долгие три звонка. Прижимает руку к голове, и каплю мстительной радости я всё же испытываю, что ему хреново после вчерашнего. На скуле разливается тёмно-жёлтый синяк. Отлично. Захожу без приглашения, задевая его плечом, и прохожу на кухню. — Проходите, пожалуйста, чувствуйте себя, как дома. Оборачиваюсь на него и скрещиваю руки на груди. Шутить вообще меньше всего хочется. Вообще ужасно неприятно здесь находиться, наверное, первый раз за всё время. — Смотри-ка, а губа почти как новая. Теряю хватку, пиздец. Зато на шее живого места нет. Полагаю, у тебя ночь прошла получше, чем у меня. Садится на стул на противоположной стороне стола. — Ты пришёл посмотреть на меня и помолчать? Закатываю глаза и засовываю руки в карманы. — Мне пиздец как неприятно видеть тебя сейчас, — признаюсь ему и вижу, как он нагло приподнимает брови, мол, чего тогда припёрся. — Но всю эту херню нужно разрешить сейчас, потому что так, как вчера, больше не будет. — И откуда в тебе только проснулся этот тон? — качает головой и грустно усмехается. — Я буду разговаривать с тобой совершенно по-другому, если ты ещё хоть раз тронешь его пальцем. — Пожалуйста, только не бей меня хоть сегодня, у меня жутко голова болит. Продолжаю, не обращая внимания на его реплики: — Больше никаких косых взглядов в его сторону, никаких рассуждений о его нестабильности и никаких, блять, попыток меня познакомить с кем-то ещё. Билл усмехается и поднимает на меня глаза. — Да, я знал, что это было слишком толсто. Да и парни были так себе. — Ты думаешь, что это всё шутка? — Нет. Ты очень серьёзен. От этого и забавно немного. Только ты во всём отрицательным героем делаешь меня. Неужели я правда в твоих глазах такой мудак? Смотрю на него расширившимися глазами, словно сомневаюсь, здоров ли он головой. — Ёб твою мать, ты пригласил всех, кроме него. Это ли не мудачество? Я даже не хочу вспоминать про то, как ты кулаками начал махать. — Знаешь, хотя бы в свой День рождения я имею право выбирать, кого мне видеть. — Ясно. А я имею право выбирать, с кем мне встречаться. И никто - ни лучший друг, ни родители, ни всё ебаное общество в целом не будет меня за это осуждать. — А ведь кто-то доказывал мне, что вы не встречаетесь. Зависаю и беру паузу. Я абсолютно не чувствую, что он понимает мою мысль. Но на компромисс я не согласен. Либо принимает, либо пусть уёбывает. — Вот тебе последние новости: мы пара, и ты можешь забыть обо мне, если я услышу хоть ещё одно плохое слово о Каспбраке. Билл поднимает голову повыше и с большим интересом осматривает меня. Усмехается какой-то своей мысли и говорит: — Знаешь, надо было изначально пытаться врезать тебе, а не Эдди. Ты, бля, распинался, что он не встанет между нами. Ты такой балабол, Ричи. Подхожу к нему ближе и упираюсь руками о стол. Ищу опоры, потому что невероятно трудно говорить. — Между нами встал твой долбанный эгоизм и полное неуважение ко мне и моему выбору. Если сначала я мог ещё понять твою логику, что ты боялся, что он причинит мне вред, то сейчас понимаю, что дело просто в том, что он тебе не нравится, как человек. Настолько всё прозаично. — Он всё ещё может. — Что? — Причинить тебе вред. И чем больше ты думаешь, что он безопасен для тебя, тем больнее будет. Провожу ладонями по глазам и устало выдыхаю. — Блять. Ключевое слово «может» причинить боль. В любых отношениях человек может облажаться. Даже ты меня бесишь и причиняешь боль этим разговором, и что ты предлагаешь? Не общаться вообще ни с кем? — Ты действительно так уверен в нём? Что так глотку рвёшь за него? — Билл, я люблю его. Что я могу с этим сделать? Он затыкается и долгую минуту смотрит на меня молча. Сканирует взглядом, ищет какого-то подтверждения своим мыслям. Качает головой и разводит руками, говорит уже более спокойным и каким-то вымученным голосом: — Ладно, пожалуй, то, что я его не пригласил, было мудачеством. И то, что чуть не ударил его, здесь я особенно повёл себя, как кретин, — посылаю ему осуждающий взгляд. — Ладно, всё моё поведение было мудаческим, но мне так не хочется видеть тебя разбитым. Ты же такой идиотина, когда дело доходит до чувств, совсем голову отключаешь. Подхожу к нему ближе и облокачиваюсь на стол около него. — До него я ещё никогда не использовал свою голову так часто, когда дело дошло до отношений. Я охуеть сколько всего передумал за всё это время. Может я неправ, может совсем рехнулся, но даже если он и разобьёт мне сердце, это, блять, настолько стоит этого. Он стоит всего. Смотрит на меня совсем отчаявшимся взглядом, понимает, что бесполезно переубеждать. — Говорю же. Идиотина. Легонько толкает меня в плечо и улыбается краешком губ. — Прости меня, я очень перегнул. Веду себя, как ребёнок, которого бросила мамаша. Я постараюсь держать себя в руках. Хотя не говорю, что доверяю ему на сто процентов. — Пока что этого достаточно.***
Слишком долго так длиться не могло, чтобы я проводил у Эдди почти каждую ночь, и моя мама не заинтересовалась бы, когда же я официально его представлю им. Каспбрак побледнел, как восковая статуя, и сразу начал выдумывать миллиард отговорок, почему нельзя, почему он занят и вообще перечислять свои отрицательные качества, из-за которых они ни за что его не примут. Но сопротивляться было просто бесполезно, и с огромным трудом, тысячей заверений, что всё будет отлично, и десятками успокаивающих поцелуев я крепко держал его за руку, когда мы входили в мой дом. Очень крепко. Чтобы не убежал. Ему всегда было неуютно здесь, и мне бы очень хотелось это исправить. Эдди наотрез отказывался ночевать у меня, а если родители были дома в этот момент, вёл себя, как на иголках. Будто не имел права находиться здесь. Я сразу предупредил маму, чтобы она не перебарщивала, и максимум пары часов хватит для начала. Эдди мне ещё в здравом уме нужен. Мне ужасно передавалось его волнение. Кроме того, была ещё одна вещь, которую ему даже не надо было мне озвучивать. Чем вежливее была моя мама, чем дружелюбнее мой отец вёл себя с ним, тем задумчивее становился его взгляд. Для него это, наверняка, чертовски странно. Он думает о том, что ему никогда не удастся представить меня так своим родителям. Эдди остро чувствовал, что, по крайней мере, этого этапа в отношениях мне не предоставит. Мне было настолько плевать на этот аспект, но его это глубоко ранило внутри. Однако он вёл себя просто прекрасно, несмотря на то, что я знал, что Эдди не спал всю ночь перед встречей. Ворочался в моих руках всё время. — Так, или я схожу с ума, или всё вполне хорошо проходит? Закрываю дверь в спальню и притягиваю его к себе. — Всё просто замечательно, — отвечаю. — Как ты можешь не понравиться? Не трясись так. — Тебе составить список, кого я бешу? Это займёт какое-то время. Улыбаюсь и обхватываю руками за талию, смотрю в его взволнованное, но уже не настолько перепуганное лицо. Поднимаю подбородок пальцем и заставляю посмотреть в ответ. — Эдди, даже если бы всё прошло ужасно, это ничего бы не изменило, слышишь? Ты встречаешься со мной, а не с моими родителями. Они не укажут мне, с кем быть, хорошо? Молчит и, затаив дыхание, опускает взгляд на мои губы. Приподнимается на носочки и затягивает в долгий чувственный поцелуй.***
Все только и щебетали на каждом углу о выпускном. Хотя до него стоило ещё пережить сдачу курсовой и защиту диплома. Эдди временно притормозил с дополнительной работой, так как голова взрывалась и так. Допоздна засиживался за столом, и часто мне приходилось силой тащить его за руки в кровать, когда он чуть не дремал сидя. Я очень осторожно спросил его, приедут ли его родители на выдачу дипломов, но Эдди посмотрел на меня таким снисходительным взглядом, словно это очень мило, что такая нереальная идея пришла мне в голову. Я знаю, что он звонил им. После, вечером, Каспбрак жался ко мне так отчаянно и беспомощно, молчаливо водил губами по шее, когда мы смотрели новый ужастик. Но на то событие они так и не приехали. На вручении моя мама безумно радовалась, обнимала и поздравляла нас, старалась сделать как можно больше фотографий. Пожелала отлично отдохнуть и расслабиться вечером и тепло сжала Эдди в объятии. Я очень кратко рассказал ей о ситуации с его родителями, и она приняла это очень правильно и тактично, за что я ей благодарен. Напиваться вообще-то не входило в наши планы, так как завтра я планировал отвезти Эдди в наш загородный дом. Но что-то пошло не так, когда отмечая успешное окончание университета, вся группа потащилась в клуб, где на этот раз были все, включая нас с Каспбраком. Билла потихоньку отпускало. Медленно, по-прежнему со свойственной ему осторожностью к Каспбраку, он разговаривал с ним, извинился за тот случай на Дне рождения и вообще вёл себя, как можно спокойнее. Насколько он был способен на это. Правда, я потерял тот момент, когда, болтая и веселясь со всеми, позволил себе глупость оставить Эдди с Биллом. Я никогда не видел его в таком состоянии. Эдс никогда так не пил и выглядел сейчас настолько свободно и раскованно, что я не мог сдержать улыбку. Он и сам не ожидал, что его так развезёт. Я прихватываю Эдди за талию и оттягиваю от Билла, который как будто специально желает накачать его. Своеобразные у него, конечно, способы подружиться. Когда протрезвеет, наверняка, испугается тому, что оказывается он способен нормально и с интересом разговаривать с Эдди. — Что тебе сказал Билл? Всё нормально? — Знаешь, уже легче. Всё ещё присматривается, конечно. Но когда он нетрезвый, то не ожидает от меня какого-то подвоха. Но я сопьюсь, если буду так налаживать с ним отношения слишком часто. Улыбаюсь и целую в висок. Он забрасывает на меня руки и утыкается лбом в плечо. Поднимает затуманенные глаза, смотрит очень внимательно, думает о чём-то своём, и мягкая улыбка трогает его губы. — Давай уйдём отсюда? Притягивается к моей шее и жарко целует мягкими влажными губами. Прижимается ко мне и тащит на улицу, к моей машине.