Красивое имя

Итак, Волдеморт вновь исчез, а Гарри, едва отдышавшись, испытал одно из главных разочарований. Как он мог просто взять и прекратить все на половине пути? Сперва хотелось завершить начатое любым способом, но, конечно, свои руки не шли ни в какое сравнение с прикосновениями Волдеморта. Он был суровый, властный — и мягкий вместе с тем, ласкал его с кошачьей осторожностью, но держал в своих когтях крепко. От разочарования хотелось плакать. Но когда разгоряченное состояние сменилось холодной апатией, Гарри почувствовал ещё и неприятное саднящее ощущение. Было больно. Он глубоко вдохнул, стараясь справиться с желанием застонать от обиды. Можно было утешить себя тем, что Волдеморт вообще к нему вернулся. Кто мог подумать, что он когда-либо будет радоваться возвращению смертельного врага? Ещё удивительнее было то, что он перестал воспринимать его этим врагом. Наверное, и правда глупо сопротивляться части себя. И самое удивительное: Гарри казалось почему-то, что эта частица души Волдеморта в нем — не самая дурная его часть. Собственная глупость и непредусмотрительность оказались куда хуже. Может, он просто вырос за эти полгода вне стен школы и переоценил все события и всё своё окружение? Даже Гермиона при последней встрече показалась умной, славной, но совсем чужой девушкой, словно и не было этих шести лет общей дружбы. И он разобрался и лучше понял Дамблдора, и его манипуляции, и понял позицию Волдеморта; тот даже сохранил для Гарри относительную свободу. А главное — у него сохранялась возможность не служить тьме, а контролировать её. Хотя бы пытаться? Может быть, Волдеморту кажется, что он сделал его своей игрушкой — но Гарри видел, что он все же чувствовал к нему если не любовь, то привязанность. Иначе нельзя было так достоверно изобразить волнение, заботу, а главное — ответную любовь, которую он показал в минуту страсти. Гарри был уверен, что увидел её в змеиных светло-зеленых глазах. Ведь разные части души должны равно стремиться друг к другу, а значит, и Волдеморт ощущает влечение в ответ. И, надо сказать, если Гарри и ошибался в этой догадке, то самую малость. Волдеморт покинул его не столько даже из стремления раззадорить и бросить внезапно, сколько от того, что в один прекрасный момент понял, что и сам не контролирует себя. Рассчитывая поиграть чужими чувствами и привязать впечатлительного мальчика, он попал в извечную ловушку манипуляторов, подобных себе: слишком увлекся объектом своей интриги. Наблюдать за чувствами своего мальчика было и трогательно, и даже неудобно временами, и он совсем забыл о той чистой выгоде, какую держал в уме до сих пор. Правда, его успокаивала уверенность в том, что обоюдное чувство привяжет Гарри не хуже... А превратить его в неодушевлённый предмет или запереть в дальней темнице он всегда успеет, верно? Но он все же дал себе слово сохранять строгость. На следующее утро строго одернул Гарри за завтраком и всячески дал понять, что не следует надеяться на послабления в режиме. Гарри приветствовал его улыбкой, за которой пряталась плохо скрываемая досада и немой вопрос о том, когда же продолжение. Что ж, Волдеморт собирался дать ему понять, что для этого придётся вести себя идеально. — Здравствуйте, сэр, — мальчик не сводил с него глаз. — Доброе утро. Голос был не то что бы холоден — скорее, непроницаем. Никаких эмоций, одна рассудочность и выверенная уверенность в своём всемогуществе. Гарри закончил завтрак в один присест, с верой, почти с мольбой поднял глаза снова. Волдеморт читал Ежедневный Пророк, не отрываясь, хмурился иногда или слабо заметно улыбался — а мальчик все смотрел, сравнивал его с тем, который навещал его спальню накануне. Но тёмный лорд не собирался поддаваться на провокации. — Вы ещё здесь? Соблаговолите заняться делом, мистер Поттер. — А вы... — А я — в министерство. Вечером вернусь. С этими словами Волдеморт быстро встал, отложил газету и вышел, на ходу доставая палочку; но на полпути все же бросил последний ответный взгляд. Не то чтобы он был тёплым — скорее, обнадеживал. Но Гарри все равно вздохнул. Взятый лордом официальный тон не давал особой надежды; но напоследок Волдеморт, как видно, внезапно смягчился. — Если сможешь освоить программу учебника по защите от тёмных сил до конца года, сдашь экзамены экстерном сразу, не теряя времени, одновременно со своими одногодками. — Но я надеялся, вы будете учить меня! — Естественно. Учебник — самые азы. Основные знания относительно тёмных искусств я преподам тебе сам, отдельно. Гарри набрался смелости и наглости; особенно его подстёгивало неудовлетворение, оставшееся со вчерашнего вечера: — Может быть, мы начнём сегодня вечером, сэр? — спросил он, вставая перед Волдемортом у самых дверей и преграждая ему дорогу. Рука коснулась руки. Гарри потянулся к лицу, которое уже перестало пугать. — Для "сегодня вечером" ты ещё слишком мал, мой мальчик, — прошипел в ответ Волдеморт, тоже наклонившись к нему, с наигранно доброй интонацией снова изображая Дамблдора. — Но вы не думали так вчера вечером! "Да, это было непредусмотрительно с моей стороны", — подумалось тёмному лорду в этот миг. — В следующий раз постараюсь избежать таких провоцирующих наказаний. — Но сэр! Однако Волдеморт уже обогнул его и покинул особняк. И время за учебниками потянулось долго, минуты походили на часы, а самое обидное — не было у Гарри никакой уверенности в том, что Волдеморт вообще захочет продолжить с ним то, что начал. Может, он просто дразнил его, играл со своей игрушкой — и ничего больше? Он для него досадная неприятность, неудобный живой крестраж в теле неуравновешенного и неумного ребёнка. Думать так было неприятно. Волдеморт вернулся под вечер, уже в темноте, проверил, хорошо ли выучены новые темы, потренировал даже немного, показал, как лучше применять эти заклинания, но совершенно как-то отстранённо, — отпустил его взмахом руки. — Можешь идти. На сегодня достаточно. Что, вот так вот просто — и все? О, это было по-настоящему обидно. Он, конечно, послушался его, как хороший мальчик, вышел с тоскливым чувством на сердце из гостиной, поднялся к себе, проворочался с два часа — и наконец решился. Оставалось только вспомнить, где спальня Ориона Блэка и надеяться, что Волдеморт не сменил пароль. В доме на площади Гриммо не зажигали по ночам ни свечей, ни тем более электричества, и после заката он погружался в непроглядную тьму. Кажется, ему придётся идти наугад. Для уверенности Гарри решил пройти тем же маршрутом, что и накануне: спустился в гостиную, бледным Люмосом на кончике палочки высветил парадную лестницу, поднялся в холл второго этажа, дошел до площадки в конце коридора. Ниша между двумя статуями была погружена во тьму; он коснулся холодной светлой каменной стены и тихо прошептал "Откройся" на парселтанге. Ничего. Он повторил слово громче, затем ещё громче, взял приказной тон — но это не помогало. — Откройся, пожалуйста! Глухо. — Алохомора! Ничего. — Пожалуйста, лорд Волдеморт, пустите меня к себе. — Он даже не был уверен, что произнес это вслух, может, просто подумал. — Я схожу с ума, а вы... По изогнутой стене в этой нише словно бы пробежала невидимая волна, а затем камни исчезли, и перед Гарри оказалась открытая чёрная арка. Он бросился туда, не веря удаче. Значит, Волдеморт всё-таки услышал его! Но с первого же шага что-то плотное, бархатистое, как мелкая шерсть, коснулось лица и опутало тело. Он дернулся, вырываясь. Занавес, тот самый проклятый занавес из чёрного бархата. Не хватало ещё показать себя идиотом в очередной раз, — и Гарри откинул складки бархатной ткани, зажег люмос ярче, уверенный, что тёмный лорд ждал его — но его не было. Свечи в разлапистых кованых канделябрах не горели, и вообще в спальне было почти темно, не считая его собственного Люмоса и еле заметного света от тонкого месяца. Это было почти обидно — нет, он не ждал какой-то особенно романтичной обстановки, но всё-таки! Гарри огляделся: никого. Только широкая кровать была скрыта полузадернутым балдахином: оставалось посмотреть там. Ровный слабый свет выявил контуры тела, бросил глубокие тени на лицо спящего Волдеморта, и оно казалось театральной маской, замершей и безжизненной, так что хотелось протянуть руку и коснуться груди, чтобы проверить, жив ли он, такой неестественно бледный и холодный. Но стоило только ему дотронуться до безволосой груди со слабо очерченными контурами ребер, Волдеморт перехватил его ладонь почти мгновенно. Глаза с узкими зрачками открылись, и ещё через секунду Волдеморт нависал над Гарри, опрокинув его на кровать. И нежности в этом не было. — Что ты себе позволяешь? С ума сошёл? — Злой тон явно указывал, что он отнюдь не был рад ночному гостю. — Как ты вообще попал сюда? — Сам не знаю. Я хотел... — Снова хочешь рассмотреть поближе мой гнев, мальчик мой? — Вы не можете так вести себя со мной, сэр. — Хм, с чего это? — После того, что было! Я вам поверил! Я не могу без вас, а вы считаете, что можно просто дразнить меня. — Чем дразнить, помилуй? — Как будто бы вы забыли, с чьим именем я ложусь спать, что я представляю себе перед сном! Волдеморт нахмурился. Да, он прекрасно помнил и даже считал, что симпатия мальчишки будет ему только на руку, но... Но это было слишком. Или нет? Он пообещал себе быть осторожнее, что бы ни случилось. — Ты по сути такой ещё ребенок, Гарри, — Волдеморт провел пальцем по его лицу, очерчивая скулу. — Но вчера... — Это было для острастки. Строго говоря, я даже не думал что ты потеряешь остатки гордости и побежишь ко мне среди ночи. — Остатки гордости? Раз так, не буду вас больше тревожить, сэр. Отпустите. Гарри заерзал, пытаясь освободиться от стальной змеиной хватки, но Волдеморт по-прежнему прижимал его к постели. — Пустите. Пустите меня, в конце концов! — Пожалуй, я всё-таки доведу дело до конца, чтобы ты понял, где твоё место, мальчик мой. Чтобы ты понял, чего от меня желаешь. Он наклонился к нему так близко, что дыхание стало почти осязаемым, и холодные белесые глаза внимательно посмотрели в тёмно-зеленые, пока Гарри мог выдерживать эту дуэль. Но он быстро сдался. Он вдруг понял, что ослаб, что весь дрожит от чужих касаний, дрожит от рук того, кого так долго боялся, и больше не может подвинуться, не то что вырываться. Прохладные и чуть влажные губы коснулись его собственных, и это прикосновение само по себе могло заставить ахнуть, — но Волдеморту казалось этого мало, и поцелуй его был требовательным, болезненным, раздвоенный язык дотронулся до его собственного. Острые мелкие клыки больно прикусывали припухшие губы. Может быть, он уже прокусил их до крови и пьёт его кровь, как летучая мышь-вампир? Но тут Волдеморт оторвался и коротко приказал: — Перевернись на живот. Холодная ладонь скользнула к застежке его штанов, но Гарри и сам выгнулся навстречу, помогая освободить себя от лишней одежды. Оставалось гадать, скинул ли Волдеморт свой черный балахон, но Гарри лежал лицом в подушку и боялся обернуться. — Встань лучше на четвереньки. Поднимись. Вот так. Капли жидкости на коже заставили Гарри вздрогнуть. — Вы что, уже... — Это всего лишь смазка. В воздухе запахло тяжелым, сладковатым мускусным ароматом. Два пальца проникли между ягодиц, надавив на сфинктер, размазывая смазку по складкам и узкому отверстию. Неприятное ощущение от холодных касаний сменилось другим, резким и острым, когда Волдеморт надавил на какую-то неведомую точку внутри, заставляя ахнуть. — Ох, сэр! — Что бы ты ни хотел сказать, не думай вырваться и не смей зажиматься. Два пальца массировали изнутри простату, и Гарри с трудом сдерживал стон и подавался навстречу этой ласке. Третий, добавившийся к ним, уже казался болезненным неудобством — ровно до того момента, как Волдеморт не прекратил растягивать его под себя и не притянул к себе, пальцами помогая протолкнуться внутрь. Правда, он делал это медленно, но тем сильнее казалось Гарри, что это и впрямь изощренная пытка, долгая, разрывающая его изнутри. Может, он увеличил себе достоинство раза в два? — Нет, мой мальчик, это мои реальные размеры — и тебе придется к ним привыкнуть. Боже, он что, произнёс свою догадку вслух? Гарри залился краской. Ему стало жарко. Волдеморт зашипел, толкаясь медленно — наконец толчки достигли цели, и он вошел на всю длину. Постоял немного, замерев, давая Гарри привыкнуть. — Расслабься. Ты же хотел этого? Или нет? Мне показалось? Гарри боялся сорваться или всхлипнуть — и потому молчал. — Что ж... Волдеморт погладил его по спине, проведя вдоль позвоночника, взял за талию, прижимаясь, и медленно начал двигаться. Разрывающая и саднящая боль сперва стала ещё сильнее, но в тот момент, когда он входил в него, проезжаясь по простате, заставлял ждать этих толчков снова и снова, и даже двигаться в такт им чтобы усилить момент столкновения. Волдеморт, очевидно, заметил это, прошептал что-то невыносимо стыдное и ужасное на парселтанге ему на ухо, потом ощупал его собственный член и заметил, что у Гарри начинают появляться собственные желания, и это было стыдно — но так приятно, когда он сжал его. Гарри закусил губы, чтобы сдержаться и не толкнуться навстречу, и Волдеморт продолжил двигаться, лаская его второй рукой. Эту ласку невозможно было выдерживать слишком долго, и Гарри быстро кончил, бессильно отдавшись во власть сильных его рук. Волдеморт с силой толкнулся в него последний раз, прижал к себе надолго Гарри, которому казалось, что он оторвался от тела, и волны эйфории уносят его далеко отсюда, — а потом медленно отстранился. Лёг рядом, ожидая, пока мальчик не придет в себя. Наконец все случилось. Первую минуту, приходя в себя, Гарри пытался внушить себе, что не произошло ничего сверхъестественного, ничего особенного — но это был откровенный самообман. Внутри все переворачивалось. Что теперь с ним будет? Не осталось больше никаких границ, которые бы хранили его от влияния Волдеморта. Теперь Волдеморт узнал его полностью, получил в безраздельное своё владение. Оставалось только довериться своим чувствам в том, что он не приведёт его к чему-то страшному (впрочем, это было не в его интересах). Не случайно же Гарри, едва узнав о существовании Волдеморта, испытывал к нему эту тайную тягу. Чувство симпатии не могло так обманывать — Гарри верил в это. — Сэр, — начал он, приподнявшись, полулег на Волдеморта, положив ладони ему на грудь, — я весьма надеюсь, что вы не просто воспользовались невинностью и неопытностью вашего подопечного. Волдеморт холодно усмехнулся. — Оставь этот тон, он тебе не идёт. — Но всё же? — Что, если я скажу "да"? — Вы окажетесь манипулятором и совратителем. — Как и любимый тобой профессор Дамблдор. — Можете не думать о нем хотя бы минуту? — Что я вижу? Неужто ревность и попытки завладеть моим вниманием безраздельно? Ах да, совсем забыл, что ты только этим и занимаешься с самого первого мгновения нашего знакомства. Ещё и выставляешь меня совратителем. Волдеморт шлепнул его по мягкой части тела пониже спины. — Снова вы вывернули все в свою пользу! — с досадой отозвался Гарри. — Ну, иди сюда. — Сильные руки прижали его к себе. — Мы вместе навечно: ты носишь в себе частицу моей души, и я буду ощущать все страдания ее, если только брошу тебя или обойдусь жестоко. — Значит, Вы никогда не причините мне зла? Но ответ последовал вовсе не тот, какой он хотел услышать: — Я буду помнить, чем это обернётся, и буду готов разделить боль с тобой.