Красивое имя

Ему понравилось думать о том, что Волдеморт сделает, и удовольствие доставляло воображать себе способ наказания. Это могла бы быть любая пытка — только не на расстоянии, пожалуйста, — и Тёмный Лорд касался бы его руками, тащил бы по полу, может, ударил бы... Но наверняка не сильно, и не потому, что не решился бы: грубая сила была не в его стиле; Волдеморт любил изящные провокации. Может, он даже — тут Гарри сделал мысленную паузу — позволил бы себе овладеть им против его воли. Навалился бы сверху душащей чёрной тяжестью, а может, холодно приказал бы встать на колени, — он, Гарри, вырывался бы, конечно, но был бы совсем не против в глубине души, несмотря на возможную боль... Гарри покачал головой отрицательно, чтобы отогнать эти дурные мысли. "Да что такое со мной творится? — подумалось ему. — Год назад это было бы самым страшным и унизительным наказанием, а сейчас превратилось чуть ли не в мечту, — нет, нет, страшилку на ночь. И лучше не вспоминать ее слишком часто, не то он увидит!" Он углубился в учебники, достал даже несколько свитков с пергаментом и сделал конспекты; учебник по защите от тёмных сил и вовсе прочитал до конца. Тот после всего того, что Гарри приходилось видеть, казался несерьёзным, то скучным, то слишком глупым и простым, то чересчур формализировавшим элементарные вещи. Правда, потренироваться в заклинаниях было не на ком — может, и к лучшему. Мысли снова вернулись к Волдеморту: тот объяснил бы ему все нюансы, но его не было. И отсутствие это ощущалось как некая пустота и неполнота; приходилось убеждать себя в том, что власть крестража возросла в присутствии хозяина той частицы души, которую Гарри носил внутри. Неделя протянулась бесконечно, длинная, как река Амазонка, но и на исходе восьмого дня Волдеморт не явился. Что, интересно, нужно делать, если он пропадёт навсегда? Гарри с присущим ему знанием этикета и чувством уместности послал сову к Малфою-старшему, чтобы выяснить, где Волдеморт (от Снейпа и Малфоя-младшего слишком велик был риск получить не ответ, язвительную отписку, оскорбление, и оставалось рассчитывать хотя бы на то, что Люциус будет вынужден ответить хоть сколько-то серьёзно и правдиво... Если только он знал, что Гарри-крестраж; но тёмный лорд должен был посвятить его). На следующий день не было ни ответа, ни тем более самого Волдеморта, а еще через день утром влетевшая через слуховое окно сова принесла ему белый плотный конверт с министерской печатью, в котором в самых размытых канцелярских выражениях сообщалось, что волноваться не стоит, но давать точную информацию никто не собирался — да и на письмо отвечал не сам лорд, а кто-то из секретарей. Оставалось только представить себе, как они смеялись над его волнением — впрочем, вполне возможно, им было все равно. После этой отписки он впал в совершенное равнодушие. Ещё через день тёмный лорд явился. Раздался внизу скрип входной двери, слишком громкий и знакомый. Шагов не было слышно за толстыми стенами, но Гарри уже вскочил, готовый выйти навстречу, и сознательным усилием подавил в себе этот порыв. Пусть не думает, что он совсем уж одержимый безумец. И, кстати, равносильным внезапно стало желание спрятаться или сделать вид, что спишь, но это было совсем уж несерьёзно. Он потянулся за учебником, чтобы полистать его. Может, Волдеморт и не зайдет к нему до ночи, а захочет сперва отдохнуть, потом выпить чая, а потом отправиться в министерство? Но все это был самообман, и Гарри не мог не признать, что никогда не видел его за отдыхом, а если бы уж тот хотел отправиться в министерство, трансгрессировал бы туда сразу и без промедления. Значит, его интересовал лично он, Гарри. И его успехи, конечно. Очередной допрос на темы учебы заранее погружал во мрачное состояние. В подтверждение этому распахнулась входная дверь, и знакомая фигура в чёрном балахоне и широкой мантии показалась на пороге. — Что с тобой? Три дня назад весь извелся, написал даже Малфою, которого не любишь, а теперь даже не спустился вниз, чтобы меня встретить? — А что, надо было? — ершисто ответил Гарри. — А как же. Спуститься, поприветствовать, сказать мне "Добрый день, сэр". — Ого. Все так серьёзно? — поинтересовался мальчик с полуулыбкой. Но голос Волдеморта ничуть не смягчился. — Я не собираюсь повторять дважды или трижды. Пока я твой опекун, будь добр следовать моим правилам! — добавил он сурово. Гарри вскочил, не подавая вида, и мысленно гадал: то ли Волдеморт догадался о задуманной провокации, то ли просто кто-то или что-то испортило ему настроение за время поездки. Маску вежливости, непривычной и сложной, пришлось натянуть, несмотря на желание показать совсем другие чувства. — Простите. Что я должен сделать? — Марш вниз! И не надейся, что я стану потакать твоим дурным манерам. Он развернулся и стремительно вышел, и Гарри ничего не оставалось, кроме как опрометью кинуться за ним. Он бежал, чуть не спотыкаясь о полы чёрной мантии, и, запыхавшись, решился поинтересоваться: — Но я могу сказать "Здравствуйте, сэр" и здесь, зачем идти назад? — Сейчас время обеда, мой юный рассеянный друг, и в гостиной нас ждёт стол. Не понимаю вашей современной дурной манеры есть у себя в спальне или, хлеще того, в кровати. "Вы никогда не завтракали в кровати, мой лорд? — захотелось ему спросить Волдеморта, — можем попробовать, вдруг вам понравится?", — но пришлось вовремя прикусить язык. Они оказались в тёмной гостиной. Горело несколько свечей, из высоких окон падал дневной свет, но ощущение сумрака не исчезало; Гарри подумалось мельком, что выходит не обед, а настоящий романтический ужин. И не важно, что для второго партнёра он не любовь, а всего лишь ценная вещь, отличающаяся от чаши Пуффендуя разве что наличием способности двигаться и чувствовать. Хриплый утомленный голос вывел Гарри из размышлений: — Я долго буду ждать? Волдеморт уже сел за стол и спрашивал его сейчас, подняв лицо. В глазах можно было заметить известный красный отсвет — не то от огня, не то от раздражения. Гарри вытянулся, встал ровно. Внутри что-то сжалось, не столько от страха, сколько от предвкушения. Волдеморт хочет видеть его хорошим мальчиком? Что ж, он постарается изобразить то, что Темный лорд любит. — Добрый день, сэр. Здравствуйте. Простите, что не явился к вам сразу, как только услышал, сэр. Волдеморт поглядел на него долгим испытующим взглядом, за время которого Гарри заранее успел убедиться в заведомой провальности своих замыслов, а также смог рассмотреть помимо красных огоньков в глазах его их обычный бледно-зелёный цвет. — Можешь садиться, — кивнул он ему наконец. — Спасибо, сэр. Гарри сел, нервно просматривая и не решаясь дотронуться хоть до чего-то, пока Волдеморт не прикрикнул: "Ешь!" Следующие десять минут проходили в тишине, которая была тем сильнее, что Гарри боялся услышать ещё и что-нибудь вроде "Не чавкай!" — и старался все делать тише. Скромный обед вскоре был прикончен, Кикимер убрал со стола и Волдеморт откинулся на спинку стула, снова наблюдая за мальчиком. — Как успехи в учебе? "Было сложно, если честно. Все время думал о вас", — но вслух это не было произнесено. — Боюсь, не очень, — обескураженно произнес Гарри. — Вот как? Но я хотел созвать комиссию через три недели, чтобы они приняли у тебя выпускной экзамен, а теперь выясняется, что ты не готов!? Голос был раздражённым, но не визгливым от ярости. Пока. — Простите меня, сэр. — Что же тебе помешало, мальчик мой? — Я... Я просто не мог сконцентрироваться. Ничего не сделать. — Да что ты? — зло прошипел Волдеморт и мгновенно выхватил палочку: — Круцио! — Адверсус Долор! — и Гарри чисто автоматически выхватил свою в ответ, вспомнив прочитанное полчаса назад заклинание. Лучи, похожие на молнии, схлестнулись над столом, и встретились в яркой с треском погасшей вспышке. В воздухе запахло неприятной, медицинской какой-то чистотой и сухостью, а в столе прожжена оказалась дыра диаметром не менее фута. Гарри уставился на неё с ужасом, втянул голову в плечи, а Волдеморт... хохотал? Да, он внезапно рассмеялся, запрокинув голову, но тут же сел в прежнее положение, даже, кажется, вытер мнимые слезы в уголках глаз, выступившие от такого сильного смеха, — и это было ещё более пугающим, чем если бы он продолжал шипеть или снова замахнулся и кинул в него непростительным заклятием. Гарри на секунду показалось, что тот сошёл с ума — но нет, и спустя миг Волдеморт подтвердил, что лгать ему — бессмысленное и опасное занятие. — Выходит, ты все лжёшь, негодный ты мальчишка? — Нет, с чего вы взяли? — С того. Идём наверх! Волдеморт ворвался в его спальню и без долгих поисков нашёл и его учебники, и конспекты. — Ты же все выучил! Ты применил в ответ заклинание из программы седьмого курса, ухитрился даже сделать правильный пасс своей палочкой! Притворяться неучем у тебя не вышло, Гарри. Осталось мне понять, зачем тебе это нужно. Волдеморт встал над ним, высокий, пугающая чёрная тень из снов. — Сядь на кровать! Он приблизился к нему, смотря сверху вниз. — Как будто тебе нравится нарываться нарочно... Нравится меня злить, — размышлял вслух он, — как будто ты не боишься никаких наказаний. Ах, да ты же их ждёшь! Он нагнулся, приблизив оскаленное в злой гримасе лицо к нему. Клыки были короткими, но пугали не меньше звериных. Кто знает, вдруг в них был яд, как у кобры? — Действительно, как я мог забыть об этой твоей особенности. Что ж... Дай подумать над наказанием, соразмерным твоей вине... — Но я же в итоге ни в чем не виноват! — возразил Гарри. — А желание обмануть меня? Ты хотел наказания — ты его получишь. Месяц мытья полов во всем особняке! — Да вы что, шутите? Это слишком, я же не сделал ничего страшного в итоге! Так почему я должен... — О нет, не жди, что я спущу тебе твои выходки, твою наглость и твою уверенность в том, что весь мир крутится вокруг тебя. Гарри замер от обиды. — Почему вы считаете, что чтобы заставить меня делать что-то, нужно обращаться со мной хуже Дурслей? — Потому что ты не понимаешь иначе. — Вы просто ненавидите меня. Играете в кошки-мышки, дразните. Почему вам, сэр, не свойственно хоть что-нибудь человеческое? — То есть? — Любовь, например. Вы не отдыхаете, не позволяете себе расслабиться, вы как гигантская летучая мышь, созданная только для того, чтобы ловить ночных мотыльков и наводить ужас своей плоской мордой. Собственная тирада показалась Гарри нелепой и шизофреничной сразу после произнесения. Он ждал циничных замечаний в ответ, но Волдеморт после первой вспышки гнева оставался спокоен и благодушно настроен, так что он решился продолжить: — Вы играете на моей слабости. То дразните, в прошлый раз даже целовали, а то ведёте себя строго, как комендант концлагеря. Я схожу с ума, а для вас это способ контроля над частью своей души. Не понимаю, почему это проклятье пало именно на меня? Волдеморт снова вздохнул. Сел напротив. Коснулся его руки, взял в свою, держа крепко и накрыв второй ладонью. — Может быть, к этому были предпосылки? Может, мы предназначены друг другу судьбой? Не выбрала же частица моей души кого-то другого; нет, она выбрала тебя, мой мальчик. Гарри, чуть было не расплакавшись снова, повис у него на шее, и Волдеморт не отстранялся. Погладил мягко по спине, позволил прижаться, и Гарри мог слышать его медленное дыхание и чувствовать, что он вовсе не холодный, как мог бы быть гигантский питон или удав, а тёплый, почти горячий; зверь, а не рептилия. Оба не смогли удержаться и упали на постель. Высказанная идея многое объясняла. Если притяжение брало начало в природной склонности и было предсказано, нет смысла избавляться от него. — Но не думай, что я забуду сейчас, что ты провинился, — отстранился Волдеморт, пытаясь сохранить самообладание. — Накажите меня как-нибудь иначе. — Грязный, грязный мальчишка, — прошипел Волдеморт ему на ухо, приникнув. Провёл пальцем по щеке, ощущая бархатную поверхность юной кожи. Гарри не дал ему отстраниться вновь, обнял порывисто, ощущая чужое тепло. Ладонью скользнул под плотную мантию. — Ты уверен? Гарри снова не отвечал. Он оседлал его сверху уже безо всякого стеснения и прижался. Накрыл бледные губы Тёмного Лорда своим ртом, — Волдеморт не сопротивлялся, позволил даже углубить поцелуй. Позволил себе в ответ покусать немного нежные губы мальчика для острастки. Гарри гладил его грудь под одеждой, но ниже спускаться не решался, и Волдеморт сам направил его руку вниз, к своей промежности, а заодно сбросил мантию, явно ставшую лишней. — Давай, мальчик мой, сделай папочке приятно, — прошипел он тихо. Гарри обхватил его член своей рукой, и Волдеморт едва не застонал. — Сделай это своими губами, — приказал он. Гарри нагнулся к его промежности, раздвинул складки ткани, и Волдеморт ощутил касание мягких осторожных губ. Хотелось толкнуться вперёд что есть силы, но мальчик мог поперхнуться, и он сдерживался, лишь изредка выгибаясь и двигаясь навстречу движениям Гарри. Через минуту он оторвался, устало дыша. — Так мягко и нежно, — тихо прошипел Волдеморт на парселтанге. — Хочу, чтобы вы трогали меня так же, — ответил Гарри на том же языке. — Сейчас, мой мальчик. Волдеморт перевернулся, и Гарри оказался под ним. Он задрал его футболку, снял штаны, почти лёг на него всей своей тяжестью: не вырвешься. Два сложённых вместе пальца надавили на его рот. — Оближи. Гарри подчинился с готовностью. Не то Волдеморт мог втягивать когти, как кошка, не то умел мастерски делать то, что начал, но Гарри не ощутил ни разу, чтобы он его оцарапал, пусть и боялся, сжимаясь. Ладонь проскользила между его ягодиц, раздвигая их, и два пальца мягко надавили на сжавшийся сфинктер, гладили, массировали, растягивали узкое отверстие, так что он почти перестал бояться боли и готов был просить ещё и ещё. Но Волдеморт вдруг поднялся и встал, пусть и с видимой неохотой; Гарри протестовал: — Дальше, прошу вас, дальше! — Ты ещё не готов. — Нет, я готов, пожалуйста! — Я же сказал "нет". — Не будьте таким жестоким! — Гарри готов был плакать. — Это и есть наказание, мальчик мой. Злодей я или нет?