Потанцуем?

— Харли, детка, давай потанцуем? — шепчу на ухо той, с кем сижу на диване и смотрю какую-то сопливую ерунду; той, что нацепила мою любимую рубашку, хотя я запретил; той, чьи хвостики растрепаны; той, которая уже пьяна. — Поднимайся. — Что, прямо здесь? — Квинн удивлённо подняла на меня взгляд своих голубых бездонных озер. — Да! — гаркнул я, рывком поднимая её с дивана, который давно пора выкинуть. Весь потрепанный, в пятнах от крови, выпивки и чего-то ещё, непонятного, но очень мерзкого. Харли робко и неуверенно кладёт руки на мои плечи, я чувствую, как дрожат её пальцы. Обвиваю осиную талию, облачённую в тёмно-фиолетовый поплин моей рубашки, и прижимаю к себе. Тонкие ручки девушки ласково обхватывают шею, а маленькая головка с идиотскими хвостиками укладывается на плече. Я делаю шаг, Квинн послушно следует за мной. Она напряжена, каждая её мышца натянута, словно тетива. Харли не танцует, а просто следует за мной. Это начинает меня раздражать. Власть, безусловно, греет мне душу и пробуждает энтузиазм, но это другое. В нос ударяет запах, который я узнаю из тысячи, уж слишком хорошо он мне знаком. Страх. — Расслабься, — шепчу как можно нежнее. Получилось настолько правдоподобно, что даже я на секунду поверил в искренность собственных слов. А кто это у нас становится романтичной натурой? Что ж, мистер Джей, не забудь о розовом галстуке-бабочке, когда вздумаешь позвать взбалмошную Квинн на свидание. Точка кипения стала ещё ближе. — Отдыхай, Харли. Эта ночь наша, как и любая в Готэме! Мой смех заполняет всё пространство гостиной, заглушая сопли в телевизоре. Но хриплый хохот кажется пустым. Ему не вторит звонкий и писклявый смешок. Ближе. — Я расслаблена… — бросает Харли, но голос сдавленный и тихий, будто моя рука держит её за горло. Нет, девочка моя, так не пойдёт. Ещё ближе. Разжимаю объятия и, пока она не опомнилась, хватаю за подбородок. — Тыковка, ты можешь обдурить своего сорняка или вшивую кошку, можешь обвести вокруг пальца своего киллера, но меня, детка, ты не обманешь! В ответ лишь смех, звонкий и пьяный, от которого у любого нормального человека по коже пробежит мороз. Узнаю куколку, но в ней всё равно что-то сломалось. Или же такой эффект даёт вторая бутылка виски на двоих? Она, в отличие от меня, не умеет пить. Пыл потихоньку начал спадать. — Пирожок, ты меня любишь? — на лице Квинн расплылась улыбка предвкушения. Наивная маленькая дрянь. Ей, видимо, не надоедает задавать один и тот же вопрос, каждый раз получая в ответ плевок в лицо. — Во-первых, я просил не называть меня так, — Харли обреченно вздохнула. Опять надеялась на иной ответ. — Во-вторых, мы уже не один раз говорили на эту тему. Но мне не сложно повторить в сотый раз: мне не нужна любовь, я никогда не испытывал и не испытаю этого мерзкого чувства! — я понимаю, ещё чуть-чуть, и мое терпение лопнет, как надувной пузырь жвачки. Харли кивает, жмется ближе. Я утыкаюсь носом в её макушку. Страхом больше не пахнет. Лишь родной, приторно-сладкий запах Квинн и что-то противное, жгучее и щекочущее в носу. Запах люб. Любви? В груди неприятно защемило, казалось, сердце переломает все рёбра. Арлекина обхватывает руками мой торс и жмурит глаза. Машинально прижимаю ближе. Послышалось довольное урчание. Этот тошнотворный запах усилился. Только сейчас понимаю, что мы стоим на месте. В голову резко ударило. Это точно не алкоголь, таким количеством меня не возьмёшь. Появилось желание покурить. Вырываюсь из цепкого капкана и хватаю с журнального столика пачку сигарет. Подхожу к окну, но сил любоваться своими владениями почему-то нет. Дрожащими пальцами вытягиваю сигарету и бросаю пачку на пол. Зажав фильтр в зубах, рыскаю по карманам в поисках зажигалки. — Это ищешь? — зазвенел колоколец над самым ухом. Вот она, моя девочка, моё творение, моя персональная заноза, которую я собственноручно втыкаю ещё глубже, стоит и протягивает мне «потеряшку». Резким движением выхватываю из её рук зажигалку и щёлкаю колёсиком. Через доли секунды в оконном стекле отразился яркий огонёк. Поджигаю сигарету и делаю столь желанную затяжку. Облако дыма взлетает вверх. О, да, наконец-то! Голова проходит, этот отвратный голосок в черепушке замолкает, а Квинн обнимает меня со спины. Ненавижу, когда она так делает, но позволяю. Её нетрезвое обаяние меня обезоруживает. Или же я просто надеюсь, что она сегодня, так же, как и я, не отдаёт отчёта своим действиям. — Иди сюда, — поднимаю руку, позволяя куколке проскользнуть в мои объятья. Делаю очередную затяжку и, выпустив дым, чмокаю эту чертовку в макушку. В стекле отразилась широкая улыбка Арлекины. Сегодня твой день, детка, но только сегодня. Пользуйся и наслаждайся. Сейчас она другая, без кричащего макияжа и коротких шмоток. Уютная, что ли, домашняя. — Тыковка, когда-нибудь… Нет, не так. Скоро, очень скоро весь прогнивший Готэм и противный Бэтс будут у наших ног, вымаливать пощады, — тушу сигарету о стекло, и окурок, погаснув, летит вниз. Прекрасно! Туман обволакивает кашу из мыслей в голове, весь мир уходит на второй план, — Но… Не успеваю закончить, Квинн перебивает меня. Что за дурная привычка! — Но пощады не будет! Комнату вновь наполняет смех, правильный смех. Мой, хриплый и булькающий, и её, пронзительный и звонкий. — Иди к папочке, детка! — развожу руки, Харли прыгает на меня, обнимая руками и ногами. Опускаю ладони на упругие ягодицы, сжимая их так, что вновь будут синяки. Квинн давно к ним привыкла. Впиваюсь в сладкие, пухлые губы, прокусывая их, пустив по нашим подбородкам соленую и вязкую кровь. Эта ночь будет нашей.