Спасение.

Маленькую и тесную юрту поглотила тишина. Казалось, что в этом безмолвии можно с лёгкостью различить стук сердца пленницы, которое неистово билось в груди, словно стараясь вырваться наружу, поломав грудную клетку, и пуститься прочь из этого невыносимого заточения. Роксана тихо стояла у выхода из мехового шатра, пытаясь уловить каждое слово, произносимое её грозным стражником и его собеседником. Душа несчастной девушки с бешеной скоростью стала покрываться твёрдым льдом, наполняясь особой болью, которая врезалась в неё миллионами острых кинжалов, наполненных ядом. Она ведь его уже похоронила мысленно… Она ведь оплакивала его каждый день… Она смирилась с этой потерей… Она отпустила его. Но сейчас над головой Роксаны вновь засеяло солнце, освещая путь яркими лучами надежды. Надежды, перемешанной с болью, от которой никуда не спрятаться. Синие глаза пленницы вновь наполнились солёными слезами, словно на море поднялись волны, и из груди невольно вырвался громкий хрип. Роксана тут же зажала свой рот руками, всеми силами пытаясь не издавать ни одного звука. Она должна оставаться спокойной. Она не имеет ни малейшего права показать, что эта новость что-то для неё значит. Лукьян жив. И сейчас это самое важное. Голоса на улице стихли. Роксана сделала несколько аккуратных и медленных шагов назад, и в этот же момент в юрту зашёл Тархан. Пленница тут же резко отвернулась, стараясь отойти как можно дальше от молодого ордынца, и принялась хаотичными движениями вытирать слёзы, которые с ещё большей силой покатились по её фарфоровым щекам. Эти секунды были настолько тяжелы для неё, что ей казалось, что она слышит, с каким грохотом солёные капли падают на пол, разлетаясь тысячами брызгами. Время словно застыло на месте. Тархан пристально посмотрел на пленницу, после чего уселся на мягкую шкуру, которая являлась её спальным местом, не отрывая от неё своего взгляда. — Почему ты вновь в слезах? Что на этот раз случилось? — равнодушно проговорил молодой человек. Роксана молчала. Ей было нечего ответить. В голове крутилась лишь одна мысль: «Он жив. Он придёт за ней. Он спасёт её». — Какая же ты глупая дура всё-таки. — продолжал Тархан, глядя на хрупкую спину девушки. — Ты не ценишь хорошего отношения к себе. Ты неблагодарная. Несчастная пленница закрыла глаза. Мысли о брате не отпускали её ни на долю секунды. Она вспоминала его, вспоминала его лицо, его голос. Двадцатилетний юноша, высокий, крепкий, хорошо слаженный. Красивый молодой человек, синеглазый, златоволосый. — Будь на твоём месте любая другая девка, она была бы уже мертва! — голос ордынца стал повышаться в тоне, словно Тархан старался обратить на себя внимание. — Но ты до сих пор жива! Дышишь! Ходишь! Разговариваешь! Всегда готовый прийти на помощь, всегда готовый отдать последнее. Лукьян был душой компании. Честный. Преданный. Отзывчивый. Все молодые люди хотели иметь такого друга, стараясь быть похожими на него. Весёлый. Умеющий поддержать любую беседу. Правдоруб, коих ещё поискать надо. Искренний. Молодые девушки так и вились вокруг него, каждая всеми силами пыталась заинтересовать его, влюбить в себя, покорить юношу, но сердце Лукьяна было нещадно занято. Он любил. Любил так сильно, как не любят никого. И верность свою Лукьян ставил превыше всего, считая истинно мужским долгом. — Любую другую девку давно бы уже пустили по кругу, а после убили бы! Но ты… Тебя это не касается почему-то… С тобой носятся, как с детём малым! Как с сокровищем, не менее! — твёрдый голос, словно лязганье мечей, раздавался за спиной Роксаны, стараясь острыми когтями вырвать её из мысленного потока. А в сестре своей Лукьян и вовсе души не чаял. Всегда защищал, всегда оберегал, никогда не бросал. Казалось, будто их связь невозможно разорвать. Создавалось впечатление, что у них одно сердце на двоих. Было ощущение, что их души сплетены воедино. Ведь они были близнецами. Похожие, как две капли воды, что внешне, что внутренне. Люди вокруг удивлялись каждый раз, как только видели их: «Лукьян и Роксана как одно целое. Смотришь на одного из них, а видишь другого. Диво дивное!» — Великий Хан пощадил тебя! Оставил твою никчёмную жизнь! Хотя мог раздавить тебя, словно беспомощное насекомое! Но он оставил тебя в живых. Почему? Что в тебе особенного?! — голос Тархана, будто хищный волк, подбирался всё ближе и ближе к своей жертве, будто охотился, предвкушая момент первого жадного укуса. — Ты всё ноешь и ноешь! С детства Лукьян любил стрельбу из лука, отдавая этому занятию по несколько часов каждый день. Лук и стрелы стали самой настоящей для него страстью, которая в какой-то момент заменила детские радости. Ещё в возрасте восьми лет его уже почти перестали интересовать мальчишеские забавы и игры. Он твёрдо для себя решил, что станет доблестным, сильным, отважным воином, способным защитить себя, своих близких и своё княжество от любых вражеских нападков, поэтому в один прекрасный момент вместо детских игрушек в его руках оказались поводья и верный лук, с которым он не расставался до сих пор. Он был предан своему делу, как и дело было предано ему. Лукьян дарил надежду, заставлял искренне улыбаться. Где бы он ни появлялся, следом за собой он приносил свет. Люди уважали его, верили в него. Радость матери и сестры. Гордость отца. Счастье той, что всем сердцем его любила. — Ты пытаешься противиться. Думаешь, что жизнь обошлась с тобой несправедливо? Жалеешь себя? Какая же ты несчастная, какая же ты бедненькая, как же судьба жестока! Не так ли?! Но ты не понимаешь, что та самая судьба, на которую ты злишься, проливая слёзы каждый день, дала тебе второй шанс. Нет. Не судьба. Великий Бату-хан. Он подарил тебе ещё одну жизнь, и теперь ты обязана ему ею! Он жив. Говорили именно о нём. Он выжил и теперь сумеет отомстить ордынцам за всю ту боль, за все те страдания, за все безжалостные мучения, что распространяют они, как отвратительную заразу. Он придёт за ней. Он обязательно найдёт её. Он разыщет её. Ведь он знает, что она жива..? Ведь он верит в это..? — Смотри на меня, когда я с тобой говорю! — Тархан резкими и жёсткими движениями развернул девушку к себе, схватив её с такой силой, что это заставило почувствовать пленницу неожиданную боль, волной пробежавшей по нежной коже её рук. — Видимо, ты совсем невоспитанная, и понятия не имеешь, как нужно вести себя с мужчинами! Роксана посмотрела в яростное лицо своего стражника, после чего попыталась вырваться из его крепко сжимающих её рук, стараясь оттолкнуть его от себя. — Всё, о чём вы говорите, не имеет никакого веса! Ваши слова подобны яду! — огрызнулась пленница, сама не ожидая от себя такой резкости и такого бесстрашия. Реакция несчастной девушки вызвала у Тархана неприятную улыбку, больше напоминающую оскал, от которой становилось не по себе. По её телу пробежала мелкая дрожь, которая сковывала больше, чем его сильные руки, хватая за самую душу, заставляя всё её нутро содрогнуться. — Ты ничто. Ты пустое место! — приближая к себе свою жертву, молодой ордынец прошипел сквозь зубы в лицо Роксаны, не отрываясь глядя в её бездонные, глубокие глаза, на чёрных и длинных ресницах которых дрожали слезинки, готовые вновь набраться скорости и побежать вниз по её холодным щекам. — Так что в тебе особенного? Почему ты жива? Пленнице Великого Хана казалось, будто она во сне, в кошмарном сне, который никак не может закончиться. Яростные слова Тархана эхом отзывались в её голове, борясь насмерть с мыслями о Лукьяне, которого теперь она неумолимо ждёт, надеясь и веря в него. — Я не пустое место! Я человек! — прошипела девушка в лицо Тархана, стараясь максимально похоже изобразить его поведение. — А жива я лишь потому, чтобы вы все сдохли, как собаки! Тархан отпустил девушку, и та моментально попятилась назад, словно стараясь спрятаться и забиться в нору, где её уже будет не достать цепким и грубым лапам зверя. Молодой ордынец на секунду показался растерянным и удивлённым. Он явно не ожидал услышать то, что только что прозвучало из уст пленницы. Роксана тоже была расстеряна. С ужасом она пыталась осознать, что только что произошло, что на неё нашло, как она набралась храбрости и смогла ответить врагу, который в любой момент может свернуть ей шею. Одна. Без поддержки. На его территории. Сердце бешено билось, дыхание становилось сбивчивым и неровным. Время вновь застыло, а меховые и мягкие стены юрты сдавливали с такой силой, что было лишь одно желание — бежать отсюда во всю прыть. — Повтори-ка, — тихо проговорил Тархан, делая плавный шаг навстречу Роксане. Он казался спокойным, но в каждом его жесте, в каждой ноте его голоса, в каждом его двидении читалась злость, которая словно удавкой на шее перекрывала кислород пленнице, затягиваясь всё туже и туже. — Я, видимо, не расслышал. Повтори! — молодой ордынец сделал ещё один неторопливый шаг, напоминая собой огромную волну, которая вот-вот обрушится, сметая всё на своём пути. — Я… Простите… Роксана всеми силами старалась сжаться в маленький клубок, тем самым пытаясь укрыться от надвигающейся угрозы. Страх полностью захлестнул ею, путая мысли, заставляя испытывать чувство гнетущей паники и абсолютной беспомощности, которая кандалами сковывала руки и ноги, оставляя несчастную пленницу без движений. Казалось, будто её глаза в ужасе бегают из стороны в сторону, выплёскивая своё солёное море. Дрожащими губами цвета вишни девушка пыталась что-то произнести, но слова убегали от неё, боясь своего страшного и беспощадного собеседника. — Где твоя нелепая смелость сейчас? Повтори! — молодой ордынец подошёл совсем близко к девушке, вновь возвышаясь над ней, будто огромная, непоколебимая, железная гора, которая в любую секунду способна упасть на неё и раздавить под своей тяжестью. Роксана молчала. Теперь она опасалась издать хоть один звук, осознавая, что наговорила глупостей. Да, она произнесла то, что думает. Да, она ненавидит этих монгольских выродков. Да, она желает каждому из них смерти. Но необдуманность её действий привела к конфликту, в котором она явно уступает противнику во всех отношениях, оставаясь хрупкой и маленькой девушкой на фоне вооружённого до зубов мужчины, который одним лишь ударом способен уничтожить её. Паника возрастала и возрастала, и девушка окончательно стала терять над собой контроль. Ей нужно защищаться, спасаться, постоять за себя. Но как? Ведь она безоружна, бессильна, слаба... — Я прошу вас… Отойдите… Мысли совсем уже путались. Казалось, будто её окутала чёрная непроглядная пелена, которая с особым аппетитом пожирает её, лакомясь каждым кусочком. Но вдруг в её голове зазвучал голос. До боли необходимый, до боли любимый, до боли родной. Было ощущение, что могильную тьму неожиданно прорезал яркий луч света, заполняя собой всё пространство. Это был голос Лукьяна. Когда-то он сказал ей, что лучшая защита — это нападение, и чтобы победить врага, стоящего прямо перед тобой, нужно нападать, даже если он этого не делает. Нападать и нападать. Роксана, собравшись с последними силами, резко подняла хрупкие руки и со всей своей мощью постаралась оттолкнуть Тархана от себя, тем самым освобождая себе путь. Но всё было тщетно. Крепкие мужские руки поймали её и не оставили ни одного шанса, притянув к себе ещё ближе. Лицо несчастной пленницы уткнулось в грудь ордынца, облачённую стальными холодными доспехами. Попытки вырваться оставались безуспешными, и новые рывки причиняли лишь новые болевые ощущения. — Пусти меня! — дрожащий голос, переполненный слезами, сорвался на истошный крик, который окутал всю тесную и ненавистную Роксане юрту. — Отпустите меня! Прекратите! Тархан схватил девушку за волосы и поднял её голову, заглядывая в самое синее сердце её глаз. Это лицо. Лицо того самого небесного создания, которое он увидел совсем недавно, когда выполнял просьбу пленницы Великого Хана. Красивое, молодое, фарфоровое лицо с большими глазами и пухлыми губами, на нежную кожу которого спадают мягкие, шелковистые светлые волосы. Лицо, которое он запомнит на всю свою жизнь, хоть он всячески и отрицал это, пытаясь обмануть самого себя. Мгновение. Хронос вновь заморозил время, словно его и не существует вовсе. Не обращая внимания на громкие крики, шумные всхлипы и жалкие попытки вырваться, Тархан схватил Роксану за подбородок, резко наклонился к ней и дотронулся своими губами до её, вкушая их вишнёвый аромат и вкус, растворяясь в этом сладком сиропе.