Ромашка и Каменное Сердце

Он положил трубку. Этот дом находится в совершенной глуши: даже его сюда привозили в наглухо запечатанной машине, будто заключенного. Выходить отсюда можно было только с позволения господина. Любая оплошность жестоко каралась - и именно из-за этого многие долго не задерживались на этой работе и сбегали. Но он - не "многие". Он - единственный, кто способен достаточно хорошо исполнять приказы. Больше ничего не нужно. Лучший - лучший слуга. Он должен им быть - иначе грязная улица встретит еще одного своего измученного ребенка и снова примет в свои скользкие и мерзкие объятья. Коридор сверкал золотыми огнями. В отличие от темной комнаты, в которую позавчера хозяин влетел вместе с уже бездыханным телом какого-то совершенно неодетого человека. Видно было, что это очень важно: визг тормозов был слышен еще из дома, а когда он выбежал на звуки, господин с силой оттолкнул его. "С дороги!" - прорычал он только, да так, что у достаточно храброго слуги дрогнули колени, а инстинкт самосохранения приказал бежать. Он был одержим. Что на него тогда нашло? Теперь он отлично это понимал. Это бездыханное недоразумение - его Пара. И единственным верным решением хозяина было запереть такую пару в клетке. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что "оно" за человек - тканевый ошейник с кружевами, абсолютная нагота и небольшая ранка на запястье, явно от ножа. Это значит, что прежде там была пленка, скрывающая буквы истиной Пары. Все говорило о том, что это - представитель первой и самой грязной в мире профессии. Только вот не от себя ли хозяин отгородил "бедняжку"? Это и предстояло узнать. Он раздраженно вздохнул и, поправив белоснежные перчатки, широким бесшумным шагом зашагал к черным крепким дверям в самом конце коридора. Действительно, все здесь говорило о богатстве господина. Старинные книги в темных шкафах со стеклянными дверцами, картины, драпировки на стенах, ковры... Золотая клетка. А он - один из прутьев. Осталось только проверить его на прочность: лишь раз он прогнется и сдастся на милость чувств - и зверек выпрыгнет на волю, а сам он будет выкинут к чертовой матери. Последний штрих образа - волосы. Чем беспорядочнее они будут, тем доверчивее будет вести себя "клиент". Белая перчатка быстро провела по прекрасно уложенным локонам. Жалко, долго сегодня укладывал... Скрипнула дверь и он, ловким движением поднося огонь к свечам вошел в темноту, к мерзкой "добыче" его господина. О, да, он сыграет такое представление, что ни одному смертному не придет в голову сомневаться в его искренности... *** Ваня с трудом продрал глаза. Неясные робкие тени гуляли по высокому балдахину и стенам. Ткань слегка колебалась от любого дуновения ветерка. Под ним было нечто настолько мягкое, что он просто утопал: никогда в жизни он не трогал чего-то настолько нежного и будто заботливого. БУДТО заботливого. Настолько может быть заботлив тюремщик, швыряющий заключенному прогнивший матрац, который стоило бы отправить в помойку... Разум заполняло отчаяние. Ему отчего-то казалось, что выхода отсюда, из этой нежной и мягкой ловушки, не будет. Тело отчего-то ломило. Брагинский со стоном поднялся на локте и поднял глаза на белоснежного человека. - Кто ты?... - прошептал он с замиранием сердца. Рыжий с чернотой и невысокий омега. В светло-салатовых глазах отражалось пламя свечи, и оттого казалось, будто они блестели. Взъерошенные волосы по-мальчишески торчали в разные стороны, а на губах играла мягкая улыбка. Омега ослепительно улыбнулся и протянул руку. - Привет! Как тебя угораздило, дружище? - начал он неожиданно беззаботно с явным ирландским выговором. - Эм... - Я про Альфреда, - доверительно шептал омега с радостным блеском в глазах. - Он когда приехал с тобой, выглядел как дикий зверь, чуть меня не поколотил! Ваню прошибла дрожь. - Поколотил?... - Ну да, - человек по-мальчишески рассмеялся. - Иногда он так сильно бьет, что я не могу встать дня три-четыре. - Подожди-ка, - Ваня подозрительно сощурил глаза. - Он тебя именно "бьет"? Ну то есть ничего, ну... Такого... Омега сначала непонимающе наклонил голову, а потом усмехнулся. - А ты ревнуешь? Ты ведь его истинная пара? - мальчишка быстро подбежал и присел на колени возле кровати, ощупывая кисть Ивана. - Ох, не повезло тебе, дружище, ой, как не повезло! Да нет, мы ничего такого не делали, он просто избивал меня до потери сознания, и все... Ваню прошибла дрожь. Этот человек... настоящий монстр... Ему действительно следовало бежать раньше, когда тот еще давал фору. - А... ты... - Да, кстати, - омежка внезапно поднял голову и снова улыбнулся, - меня зовут Аллан. Аллан Келли, к Вашим услугам! Он вскочил и изобразил театральный поклон. - Он приставил меня пока что прислуживать тебе. Ну, воды там принести, или еще чего... Поесть, может... Хочешь поесть? - Эм, - Брагинский неуверенно улыбнулся, - если тебе будет нетрудно... - Есть, сэр! - забавно отсалютовал юноша и, поставив на пол свечу, выбежал из дверей. Все случилось слишком быстро, слишком неожиданно. Еще вчера он занимался своей работой и не трогал никого, а сегодня - он лежит в неизвестном месте, в плену у жестокого человека, о котором ему известно лишь имя и то, что он его Пара и совершенно не знает, что будет дальше. На лучшее рассчитывать не приходилось: он уже видел черную жестокость в глазах "хозяина". Он и его друзья... Друзья! Черт возьми, что с ними сталось? Память будто отшибло... Но он точно помнил: Феликс рыдал, Мэттью, по сравнению с тем альбиносом, был маленькой пташкой, Арти... Скотт выглядел разъяренным, а его нечасто могли вывести из себя клиенты... Да, конечно, он попал... Новости отвратительны. Единственное, что давало надежду в подобном положении - Аллан. Похоже, этот человек не такой ненормальный, как Альфред! Осталась надежда - вдруг этот милый мальчишка сможет ему помочь сбежать и найти своих братьев по профессии? Иван откинулся на подушки и закрыл лицо руками. Хватит раскисать. Надо придумать, как выбираться из сложившейся ситуации. Конечно, этот Келли даже сможет помочь... Каблуки нерешительно щелкнули около тумбочки с телефонным аппаратом. А стоит ли? - Да, господин... Белая рука снова скользнула по трубке, на этот раз чуть задержавшись, будто сомневаясь. - Он в сознании. Трубка что-то прошелестела. Нет, не время проявлять эмоции. - Как прикажете. Все будет сделано в лучшем виде. Некоторое время спустя, Аллан уже толкал стеклянный столик к двери. На столе стояли чашка, блюдце с легкими пирожными, ложечки, сахарница, салфетница. Это точно должно было понравиться любому уважающему себя омеге. Он тихо заглянул в комнату. Иван, опасно наклонившись над полом, завороженно глядел на колеблющийся огонек свечи. В темноте белым светом отливало его обнаженное тело, прекрасное, как и подобает настоящему стриптизеру. Оно было чуть темнее белого постельного белья, и оттого казалось, что оно особенно выделяется. В его глазах было немое отчаяние, будто он вовсе не знал, что делать дальше. В сердце Келли слегка кольнуло чем-то похожим на жалость. Дьявол, не время для такого... Стоит думать об улице, которая грозит в случае недовольства хозяина, так? Он резко толкнул дверь. - А вот и я снова! - сказал он радостно, входя в комнату. Ромашка поднял на него усталые глаза и на лице его появилась вымученная улыбка. - Я заждался! Он будто сразу переменился: схватил одно из пирожных и тут же засунул его полностью в рот, сладко причмокивая и жмурясь от удовольствия. Сейчас, растрепанный и блаженно улыбающийся, он действительно был похож на ромашку, которым его изредка называл хозяин. - Так вкусно... Я никогда ничего подобного не пробовал! Аллан немного удивленно поклонился. Где же его держали, что он не пробовал даже таких простых пирожных? - Покорнейше благодарю, это мне очень льстит. - Эй, - Ваня поднял его лицо. - А почему ты не ешь вместе со мной? - Эм... Ну потому что я слуга, - юноша пожал плечами. Ваня сначала опешил от такого заявления, а потом рассмеялся весело. - Да ладно! Здесь же нет Альфреда. Садись! Келли недоверчиво сощурил глаза - это было искренне. Он-то думал, что работнички борделя скорее заносчивы и высокомерны, а тут... - Да не стесняйся! - Ромашка подтянул слугу к себе за руку. - Садись вот здесь, рядом. На вот, поешь ты тоже, - второй рукой он уже пихал в рот от неожиданности не сопротивляющемуся омеге мягкий пирожок, счастливо и по-детски улыбаясь. - А то стоял, наверное, надо мной все это время, устал! Аллан, следя за каждым движением своего "подопечного", укусил крошечный кусочек пирожного и, сняв с рук перчатки, осторожно взял еду с рук его нового господина. Какое это, однако, странное ощущение - сидеть рядом, а не стоять напротив, ожидая в любую секунду жесткого приказа или удара. Но Ромашка не собирался делать ни того, ни другого. Он, скорее, просто... просто доверял ему, как доверяют дети подозрительным незнакомцам, предлагающим конфетку на улице. Он... либо совсем наивный мальчишка, либо что-то затевает! - Стой, но разве ты не боишься меня? Ваня немного удивленно взглянул на Келли. - А разве я должен? - Ну как же... Я слуга в доме, в который тебя притащили насильно и заперли там, и ты даже не знаешь, вдруг я соберусь тебя убить... - Да ладно, - он засмеялся. - Ты никогда не стал бы меня убивать! - Ну хорошо, - Аллан уже загорался каким-то азартом, твердо решивший переубедить Ромашку. - А если, предположим, я затаил на Альфреда злобу и решил бы отомстить ему тем, что покалечу тебя? Иван невозмутимо махнул рукой. - Это все глупости. Кто я такой? Разве будет как-то расстроен человек, который меня в первый раз видит и который, судя по всему, так сильно ненавидит меня, что сам готов в любую секунду убить. И чем жестче, тем лучше... Он внезапно пригорюнился. - Слушай, - тихо послышалось из-под опущенной головы. - Как ты думаешь, мои друзья... Он, ну, чисто теоретически... Мог бы он от них избавиться? И какой шанс... Видно было, как сильно побелели костяшки на тонких пальцах. Келли не мог увидеть сейчас лицо из-за спускавшихся волос, но он был уверен, что Ваня готов расплакаться. Конечно, он все еще добросовестный слуга своего господина и все еще не хочет оказаться без работы и крова, и для него этот глупый омега вовсе ничего особого не значил, но отчего-то смотреть на то, как он плачет, было... тяжело и больно. - Эй. Аллан присел на одно колено перед Ромашкой. - Послушай, он совсем не собирается... Что-то скрипнуло в огромной комнате. Келли повернул голову куда-то назад. В его глазах на секунду промелькнул жуткий ужас... - Так-так, что это тут у нас? Тонкая полоска света на миг прорезала тьму и тут же исчезла. Страшно. Черт возьми, отчего же так страшно?! Убежать отсюда... Хоть куда... Хоть бы умереть, здесь и сейчас... Обладателя этого голоса нельзя было не узнать. Это был ОН. - Сэр, он только что очнулся и я... - ...и ты что? Что ты должен был сделать? - что-то глухо стукнуло по паркету. Омега опустил голову. От волнения все явственней слышался его необычный ирландский акцент и он все больше запинался. - Сообщить Вам первым делом. Я сообщи... Удар. Белый силуэт бесшумно, словно отброшенная кукла, и безвольно сметена в сторону, красный след на вмиг побелевшей щеке - это все, что удалось увидеть до того, как свеча, опрокидываясь, не погасла, едва коснувшись пола. Рухнуло тело. - Убирайся. Наказание ждет тебя потом. Что... - Но, сэр... - Келли одолели непонимание и ужас. Где он просчитался на этот раз? Все было замечательно! Он сдружился с этим несуразным юнцом, как и было приказано! Так в чем же... - Я все сказал, - голос хозяина отливал сталью. - Иди. По паркету стукнули каблуки. Шаги, чуть запинаясь, удалялись. Луч прорезал тьму и снова исчез. Отчаянием поруганного раба блестели светло-салатовые глаза. В темной комнате воцарилась тишина. Она превращалась в цельное, толстое стекло, в теплицу, клетку... - Эм... - робко начал Иван, чувствуя, как дрожат его пальцы. - Я и правда очнулся не так давно, за минуту до Вашего прихода и... - тут он замялся. - ...и что?... - холодно спросила темнота. - ...и Вам не стоило бы наказывать этого человека, ведь он... Чьи-то грубые руки прервали его речь, схватив за волосы. - Это не по правилам, моя Ромашка. Мне не доложили - в любом случае кто-нибудь должен быть наказан. Ваня сжал зубы. - Хорошо. Не трогай его больше, - он вдохнул побольше воздуха в грудь. - Давай представим, что это я виноват. Чиркнула спичка - одна из свеч на стене ярко загорелась. В бликующем свете выписывался огромный силуэт. Глаза его горели черным. Альфред вальяжно сел в кожаное кресло, как раз под зажженными свечами. - Продолжай. - Что? - Мне просто интересно, - произнес он, чуть наклонив голову и ухмыльнувшись, - стало быть, ты желаешь, чтобы я тебя побил? А ведь я именно так собирался сделать с этим омегой. Альфред прокрутил у себя в руках белую трость. Ивану почему-то сразу представилось, какая она жесткая и как больно будет получать ей по спине и плечам. А потом вспомнились ему глаза Келли, полные отчаяния, его запинающаяся речь, его нервная дрожь. - Х-хорошо. Ты можешь делать все, что хочешь, - Иван поднялся с кровати и опустил голову. В глаза сразу бросились еще тусклые, переливающиеся черно-бардовым цветом "А. Ф. Д." - переполненный досадой, он спрятал руку за спину. - О, правда? - Альфред чуть сощурился. - И ты не сбежишь, как в прошлый раз? - Нет, - Ваня крепко сжал зубы. - Подойди. Джонс даже не использовал их связь, чтобы принудить Ивана. Нужно было, чтобы тот сам подчинился. Все-таки на таком поприще тоже есть свои правила: хоть закон им не писан, но слово свое они держат. Как здорово иногда воспользоваться этим... Ромашка приблизился со страхом. Он не поднимал глаз. - На колени. Брагинский вздохнул. В душе смешались обида, уязвленная гордость и страх. - Я сказал, на колени, - повторил ледяной голос. Все, что остается - беспрекословно подчиняться своему альфе... Омега послушно опустился на паркет, зажмурив глаза и отдав себя на милость своей пары. Джонс усмехнулся и, приподняв трость, слегка стукнул ей по светлой макушке. - Твоя милая головка в такой позе должна быть прижата к полу. Сделано, мучитель. Теперь перед ним открывалась белая спина с изящной дорожкой позвонков, мягкие, округлые ягодицы и светлая склоненная головка. Словно чистый холст, на котором художник малюет мировой шедевр. Чистая, не испорченная даже своей тяжелой жизнью душа, нежная, шелковая кожа... Одним ловким движением Ал ловко вытянул одну из свечей в светильнике. Это - холст, а он - художник. Первая капля раскаленного воска упала на мягкий шелк. - Ай! - белая материя слегка дрогнула. - Ты ведь слышишь их аромат теперь? Эти свечи - лучшее, что можно найти. Вторая капля. Его омега застонал. - Горячо! - Да. А потом будет еще больно сдирать, - он снова наклонил огонек. - Не н-а-а-а-у!... - прокричал в ответ Ваня. - Терпи. Я не закончу, пока не изрисую весь холст... Больно... Расплавленный воск жжет кожу не хуже железа. Вся эта пытка состоит из ожидания и боли. И как бы ты ни готовился к этой боли, все равно будет хуже, чем ты ожидал... ...В глазах уже мутнеет от нестерпимого жжения. Все тело, с головы до ног, обляпано засохшим воском, а кожа, покрасневшая от ожогов, зудит. Но Джонс приказал не поднимать головы. - Ну что, моя крошка? Как тебе нравится быть моим творением? - с издевательской насмешкой спрашивает Альфред. - П-пусти... Достаточно уже наказаний... Разгоряченной спины коснулась трость. Ваня в страхе замер. Прочертя длинную дорожку до самого низа, она содрала несколько длинных капель, вырвав несколько жалобных всхлипов. - Хах... Хватит!... - Ай-ай-ай, а вот Аллан не сказал бы так. Мне все-таки стоило выбрать его. - Нет! Хорошо! - омега встрепенулся и в первый раз за эти два часа поднял голову. - Ты можешь продолжать! Затекшие мышцы заныли, заставляя морщиться и сжимать зубы до скрипа. Черт возьми. И живет же на свете такой... Иван вскинул голову и посмотрел прямо в жестокие голубые глаза, сокрытые блеском очков и полные вожделения. - Ты... ты просто монстр! - прошипел он со страхом, смешанным с ненавистью. Аметистовые зрачки его сверкали, сквозь полузакрытые веки. - Монстр? - Джонс громко рассмеялся. - А это тебе еще предстоит проверить! Одно движение - и омега, подрагивая от неожиданности, уже в руках у альфы. - Твои буквы еще не горят, - он схватил запястье и больно сжал его. - Да и метка, - он поднес губы к тканевой повязке и, дернув ее зубами, разорвал, открывая девственно чистую шейку. Ваня затрепетал. - Да и метка еще не стоит. - Альфред! - выдохнул Брагинский. - Не надо! - Надо, моя Ромашка! В два шага он оказался около кровати. Секунда - и Иван уже лежит на ней, смущенно закрываясь и широко распахнув глаза. Чистенькая, прекрасная Ромашка... - Ал... Нет, он не даст ему договорить. Силой разведя руки и сжав их над головой, он легко дотрагивается до "самого сокровенного", проводя по всей его длине. Он видел, как крошечные клычки прикусили вмиг покрасневшие губки, а из горла вырвался возбужденный вздох. - Н-нет... Не делай т-так... - Почему? Тебе же так нравится, взгляни. Ромашка не ответил. С тихими стонами он только запрокидывал голову, прогибаясь под ловкими руками. "Какой же он милый" - подумалось внезапно Джонсу. Он наклонился и прижался губами к нежной коже, прямо напротив сердца. Кожа под губами вздымалась с каждым ударом сердца, и казалось, что еще немного - и оно выпрыгнет из груди, прямо в руки. Ромашка в отчаянии взирал на него помутневшим взором сверху вниз. Альфред усмехнулся про себя: как может человек такой профессии смотреть так невинно и по-детски? Но вот губы его, проведя незатейливую дорожку и оставляя после себя алые следы, сжались на красной бусинке, нежно посасывая - и Ваня снова с едва скрываемым стоном запрокинул голову. - Ах!... А-а-а! - Какой же ты чувствительный, - прошептал Альфред, оставляя красные маки на всей груди и подбираясь к шее. Вторая рука уже исследовала крохотную пульсирующую дырочку, которая раскрывалась, будто весенний бутон в его пальцах. Сначала он старался стыдливо отстраниться, но потом все больше и больше расцветал в руках, покорялся им. - Альфред!... - срывающимся голосом выдохнул Ваня, выгибаясь навстречу прикосновениям. - Альфред!... Собственный член уже ныл от недостатка внимания, но это того стоило: слышать, как Ромашка похотливо и в то же время по-детски невинно стонет, видеть, как он прогибает спинку, а в блестящих от возбуждения глазах рождается желание - все это возбуждало еще больше. - Пожалуйста, Альфред!... - простонал омега и вытянул к Джонсу освобожденные руки. Второй раз просить не пришлось. Первый толчок - он вошел во всю длину - и омега уже вцепился ногтями в кожу на спине. Стон, больше похожий на крик, вырывается из горла. - Тебе больно, Ромашка? - альфа успокаивающе гладит по спине, попутно сдирая присохший воск. Не стоило так сразу: все-таки мальчишка еще очень узок, ему должно быть, сейчас очень больно, судя по тому, как он судорожно сжимает его внутри и по тому, что что-то красное медленно стекает по внутренней стороне бедра. А ведь омеги гораздо чувствительнее... - Больно! Больно! Не надо! - Надо же. Постарайся расслабиться, - он усмехнулся, лизнув еще чистую шейку. - Меня это уже не волнует. Он сорвался на быстрый темп. С каждым движением омега все громче выкрикивал его имя, а слезы, стоявшие в глазах, падали на плечи и спину альфы. Вся шея его была искусана маленькими омежьими клычками до крови, а спина исполосована длинными царапинами, но он не придавал этому значения. Под его собственными ногтями скрипел воск, оголяя покрасневшую раздраженную кожу и открывая ее для ногтей Джонса. Его Ромашка так сильно сжимал его, внутри было так горячо, что он терял над собой контроль. И эти слезы, эти укусы - все это стало какой-то странной извращенной игрой, в которой он обязательно должен выйти победителем. Он двигался в такт с сердцем, и Иван сладко отвечал на его движения. Они были словно один организм, одно целое, сплетшееся в клубок чувств и желания. Ритм стал рваным, внутри уже набухал узел. На миг в глазах Вани промелькнуло отчаяние и желание сопротивляться, но тут же, дернувшись, он кончил, запачкав живот себе и альфе. Последний стон омеги утонул в жарком поцелуе. Еще несколько толчков - и он где-то на периферии сознания почувствовал, как его заполняют чем-то горячим, а в шею впиваются клыки, оставляя метку, привязывая к Джонсу до конца жизни. Узел набухал, раздвигая все внутри так сильно, что боль прострельнула по всему позвоночнику, все дальше толкая к обмороку. Буквы на руках у обоих ярко загорелись. С каждой наплывающей волной, с каждой струей, бьющей внутри они становились все светлее, все больше наливались светящейся кровью. Через секунду Ромашка обмяк в руках Альфреда, забывшись в обмороке, больше похожем на сладкий беспробудный сон... Аллан осторожно заглянул в комнату. Хозяин выбежал оттуда, как сумасшедший, на ходу поправляя измятую и изорванную одежду. Его глаза горели победным пламенем так, как не бывало с ним до этого: все это казалось слишком странным. С тех пор, как он оттуда вышел через несколько часов, из комнаты не доносилось ни звука. Стоило ли вообще оставлять их одних? Могло ли быть так, что Альфред замучил Ивана до смерти? Нет, определенно нет, он же его пара... Но вдруг, не до смерти, до полусмерти? Так же может быть? Черт возьми, от хозяина можно ожидать всего, что угодно... В общем, Келли мучила совесть, и именно поэтому он позволил себе такой непростительный поступок - явиться без приказа и приглашения в комнату к пленнику. - Вань! - робко позвал он в темноту. - Ваня! Ты в порядке? Темнота ответила тихим полустоном. Иван лежал ничком на кровати, раскрытый до пояса. По всей спине виднелись красные пятна, кое-где переросшие в пузыри. Где-то еще виднелся высохший воск, а одеяло и простыня были заляпаны чем-то, что казалось в темноте черным. Это была кровь. - Ваня! Аллан бросился к кровати, опускаясь у изголовья. - Я должен был догадаться! - он сокрушенно спрятал лицо в белой перине. - Я должен был ожидать, что все так выйдет!... Слабая тонкая рука осторожно легла на рыжую с чернотой макушку и чуть-чуть, насколько хватало сил, потрепала по волосам. - Ты совсем не виноват... - послышался из темноты слабый изможденный голос, с мягкостью согревавший. - Ты... - Нет! - Келли закусил губу. Если бы не его желание выслужиться, то Ромашка не страдал бы так сильно сейчас. - Я знал все! Я исполнял его приказ, ты понимаешь? Я должен был сблизиться с тобой так, чтобы ты принял на себя мое наказание! Ты понимаешь? Понимаешь? Рыжик закрыл лицо руками в белоснежных перчатках и заплакал. Омежьей натуре труднее, чем всем другим, переживать боль, они более к ней чувствительны. Нельзя было так... так жестоко... - Алли. Тихий шепот прервал рыдания. - Вань, прости меня! Я больше... - Алли. Омега замолчал, изредка чуть всхлипывая и вслушиваясь в слова Ромашки. - Все хорошо. Даже если бы тебя тут не было, он все равно нашел бы способ избить меня... Ты... я знаю, у тебя свои причины... Я вовсе не виню тебя... Келли в последний раз всхлипнул и, сжав в своих почти мальчишеских руках тонкую ладонь Ивана, горячо прошептал. - Я, я себя виню! И поэтому я сделаю все, для того, чтобы ты смог отсюда сбежать! Просто жди! Белая головка, лежавшая все это время неподвижно, осторожно повернулась к слуге. Ромашка нежно улыбнулся. - Спасибо...