Если бы тьма говорила

*** На дне сумки лежит последняя приличная пара выстиранных носков и одна футболка. Негусто. Юэн вздыхает и продолжает экспедировать шкаф. В чём-то можно ещё пройтись по улице, но вот в университете на него будут смотреть, как на бомжа. Старое. Выцветшее. А это почти детское, фу. Старые джинсы уже коротковаты. А у этих рубашек локти, как лохмотья. Лучше уж две вещи, но качественные, чем сотня этих тряпок, из которых он вырос и физически, и морально. Рубеж между студентом и школьником ощутим и резок. Не стоит допускать ошибок. И, похоже, всё его имущество реально уместится в паре спортивных сумок, даже если он решится что-то докупить. Лучше не везти с собой сразу всю тёплую и верхнюю одежду, а вернуться за ней сюда перед началом холодов. Оставшаяся неделя августа отдаёт последнее тепло этого года. Когда она пройдёт, то налетят холодные ветра с просторов Ледовитого океана, раздуют пургу от берега до самых гор, и тепло исчезнет до самой поздней весны. Весны, когда он вернётся домой. Он устал. Морально. Из него будто воздух выпустили — мгновенно. Укол и пшик. О расставании не думаешь, отгоняешь мысли, пока не увидишь упакованные вещи и опустевшие полки. На плечах обустраивается непонятная тяжесть, а нервная горечь отдаёт инстинктивным раздражением заболевшего животного, которое оно не способно контролировать. Стационарный компьютер он взять не сможет. Лучше упаковать старый ноутбук, щедро предложенный тётей Кларой, с надеждой на то, что он вытянет всё, что от него потребует университетская программа. Надо только скопировать на него собственные файлы… Юэн подключает внешний жесткий диск. Компьютер моргает и выходит из спящего режима. Теперь моргает Юэн. — Ты включал компьютер? Тебе что-то понадобилось, с чем планшет не справился? — спрашивает он Иму. Неловкое шевеление чёрной тучки под кроватью. Половина этой тучки, правда, торчит наружу, разместившись на ковре. — А… Да, — странноватым образом отвечает он и добавляет: — Скажи, Юэн, тебе ведь нравятся только мужчины? — Конечно. Ты вроде и так это знаешь, — слегка удивляется парень, выбирая файлы и дистрибутивы для копирования. — А в особенности тебе нравятся те мужчины, что изображены на фотографиях и рисунках на твоём компьютере? Юэн замирает, краска отливает от его лица, он резко разворачивается на стуле: — Эй! — Лицо у него возмущённое. — Между прочим, копаться в чужих папках — невежливо! Ты мог прямо задать вопрос, и я бы всё показал и рассказал. Я думал, ты уяснил понятие «личное пространство». Иму съёживается. Половина, лежащая на ковре, уменьшается в размерах, и большая часть существа оказывается спрятана в убежище. — А ещё у тётушки пропал огромный кусок мяса на кости и тушка индейки из морозилки. Мне пришлось извиняться и соврать, что мы вместе с друзьями их приготовили и съели, и ещё не успели купить взамен новых. Их же ты взял? — Д…да… — Иму, ты же знаешь, что так нельзя… — отчаянно вздыхает парень. — Я и так приношу тебе всё, что ты попросишь. Даже целых запечённых куриц или стейки, раз они тебе понравились. Клара обзывает меня обжорой. Что всё это значит? Ты в последнее время очень странно ведешь себя, почти вызывающе. Ты так страдаешь из-за разлуки и привлекаешь к себе внимание? Неужели ты не вырос из подобного неразумного ребячества? И просто делаешь это назло мне? — Нет… — сдавлено раздаётся из темноты. И больше ничего не добавляет, чтобы пояснить свои действия. Ещё раз раздражённо выдохнув, Юэн прекращает выискивать отдельные файлы и тупо задаёт скопировать всё, что не является системой. В выплывшем окошке высвечиваются фантастические цифры с требуемым на это временем. Иму молчит, как партизан. Даже не шевелится, будто прикидывается мёртвым. Юэн пересчитывает деньги в бумажнике, что выдала ему перед отъездом мать, и запихивает его в карман джинс. — Мне нужно в центр, — холодно информирует он. — Купить кое-какие вещи. Не хочу выглядеть в университете, как бомж или фрик. Он вышел и не спросил, как обычно, нужно ли чего-нибудь Иму. А тот не успел или не пожелал его окликнуть. *** На улице — ослепительное солнце, и смотреть на него открытыми глазами можно лишь из тени кофейни, примостившись на высоком барном стуле у изрисованного логотипами окна. И окно это выходит на пешеходный переход через широкую улицу. Юэн водружает хлипкий пакет с новой одеждой прямо на длинную доску стола, покрытого цветным стеклом. Здесь торгуют пиццей, салатами, пирожками, маффинами и кофе — дороговато и вредно, чтобы питаться каждый день, но привлекательно и красиво. Жизнь порой — или даже постоянно — невыносима, и без таких забегаловок мир, наверное, загнулся и давно рухнул бы в пропасть. Иму такие места вряд ли увидит когда-нибудь лично, а только присутствие позволяет почувствовать атмосферу. Здесь очень много людей, но никто из них его не потревожит. Каждую минуту у светофора собирается небольшая разрозненная толпа, а затем исчезает. Небольшие скопления то образуются, то пропадают у скамейки около дверей, кто-то постоянно заходит и выходит из кафе. Ровно столько, чтобы Юэн успел разглядеть их и запомнить. Сколько он тут сидит, не заметил ни одного человека, похожего на другого. Они все до единого были странные. Возможно, это яркий свет солнца пронзал их насквозь, как рентген, и они получались такими, какие есть. Не нормальными. Молодёжь с модными стаканчиками снуёт туда-сюда (Юэн приглядывается, во что они одеты, прикидывая, не купил ли он в торговом центре жуткую фигню). Бабушка, возбуждённо улыбаясь, дергает внучку-подростка за рукав, указывая на кафе, и выходит с ягодным штрейзелем в пакете. Женщина входит вместе с маленькой собачкой и покупает ей галету в виде косточки. На кудрявых волосах малиновая шляпка, а на ногах — леопардовые туфли. Девочки-подруги лет десяти, не научившиеся бояться естественных для людей прикосновений — одна поправляет воротник летней куртки у другой, словно они один человек. А другая, кажется, убирает у той из уголка рта кончики распущенных волос, заметённые туда порывом теплого ветра. Улыбаются, стоят на переходе, слишком далеко, чтобы точно разглядеть такие мелкие детали. Полная улыбчивая девушка в оранжевом подходит со стаканчиком к кассирше за стойкой и непринуждённо, весело болтает с ней о чём-то минут пять. Народ скапливается на переходе и исчезает с частотой в одну минуту. Как прибой. Снова и снова, как вечный морской прибой. Сколько из них исполнили свои мечты? Не более жалкой половины процента. А кто из них хотя бы частично счастлив? Не разочарован? Кто из них смог добиться того, чего реально хотел? Наверное, почти никто. Может, они смирились и научились жить с тем, что с ними стало. Но по ним не скажешь, кто же из них умудрился остаться свободным. Нет, Юэн должен быть счастлив. Ведь насколько его судьба отличается от судеб тех, кого он видит на этой полосатой дороге. С кем ещё случаются чудеса? Прокол пространства из-за грани. Тёмная материя, подсмотренная в замочную скважину. Неизведанное. Невозможное. Как он может жаловаться? Уже за один факт соприкосновения с этим большинство людей отдали бы душу. Всё, что имеют, чтобы увидеть, как края реальности раздвигаются. Чтобы увидеть, что вселенная гораздо шире, чем это кажется всем. Нет, Юэн не должен жаловаться. Он должен благодарить судьбу за эту встречу. Пусть острые клешни отпустят его сердце. Пусть игольчатые зубы перестанут стискивать его горло, как морские ежи. Основа страданий — это страстные желания. Надо жить настоящим и не думать о том, как сложится будущее, которого он не способен сейчас предсказать. Пусть будет, что будет. Сейчас впереди него — университет и учёба. Ему будет больно расставаться, но он переживет эту боль, как переживают остальные. Те же студенты, что оставляют за железными воротами возлюбленных. Это же не смерть. Это не навсегда. А после… что-нибудь решится само собой. Жизнь — это поток. Он должен попытаться отдаться ему и надеяться на то, что течение его выведет. Зачем терзаться, если сейчас он ничего не может ни изменить, ни решить? Радость должна заполнить сердце, пусть приставка «должна» и звучит ужасно. Радость от того, что он всё же его повстречал — это необычное существо. Ему нужно всеми силами держаться за этот факт и не требовать от судьбы большего. Как эти сотни людей, струящиеся по улице. Живые и разные. Низкие, молодые, закутанные, спортивные, старые, несущие коробки с тортами… поразительно живые. Не такие, какими их показывают в кино — обезличенными и тупыми, похожие друг на друга. Нет, они сверкают, как тропические бабочки, под мигание вышки светофора. Остановка и снова движение. Посмотри на них не вечером, когда, уставшие, они хотят спать, — а ярким днём в центре города, у перекрёстка. Живи, как живётся, Юэн. В мире слишком много вещей, которых мы не в состоянии контролировать. Кто-то работает на ебучей работе — потому что не было выбора или потому что сделал не тот выбор; потому что то, чем они хотят заниматься, не приносит дохода. Но они живут с этим, и что-то ведь их радует. Зачем-то живут, а не идут дружно сигать с моста по тысяче человек в час. Зачем-то в будний солнечный день упорно переходят улицу, упорно заходят в кафе, чтобы купить дорогой, но приятный кофе, посыпанный блестками. Просто так. Не потому что они богаты. И не потому что они должны быть бодры. Просто захотелось. Разве это не естественно? За этот год умерло трое солистов из трёх его любимых групп. Замолчали навсегда. Больше они уже не напишут ни строчки, не споют ни ноты. О чём он сам будет думать, находясь на пороге смерти? О том, что всю жизнь не жил, а сожалел о несбыточном? Отставить. Отставить всё это. Ему не стать президентом, ему не стать миллиардером, есть тысячи роковых случайностей, что могут низвергнуть его в бездну нищеты и отчаяния, разбитых надежд. Он просто будет делать всё, что в его силах. Ты знаешь, чем хочешь заниматься, и не сомневаешься. У тебя есть возможность. Ты будешь счастливее этих людей — хотя бы на половину точно. И не грустнее. С тобой случилось чудо. С тобой всё будет прекрасно. Юэн встаёт, собирает сумки, выкидывает модный стаканчик в урну и едет домой. *** Юэн намеревается подняться к себе на второй этаж, но его нога замирает над первой же ступенькой. Боковое зрение и слух улавливают что-то необычное в повседневной обстановке гостиной. Он бесшумно поворачивается. Над спинкой дивана маячит черная макушка того типа, которого Юэн так и не смог ни разу застать с Кларой. И, судя по приглушённым звукам и совместному расположению голов, эти двое весьма самозабвенно целуются, что даже прослушали хлопок наружней двери. Всё же любопытно, что это за дядька. А вдруг какой-нибудь мерзкий брачный аферист, бывший уголовник, торговец наркотиками в гавайской рубашке? Много нынче развелось любителей свободных и наивных холостячек. Надо сделать вид, что он собирается на кухню выпить воды, и продефилировать мимо них через гостиную. Тихим и неспешным шагом он проходит по ковру, минует диван и как бы невзначай оборачивается на голубков. Клара в ужасе подпрыгивает на месте, как застанный за пожиранием мяса кот, в глазах её отражается паника. А следом едва ли не подпрыгивает Юэн, вмиг покрасневший до корней волос. Рядом с Кларой, одной рукой поглаживая её коленку, а другой — её ладонь, находится совершенно незнакомая ему высокая женщина. Кажется, внезапное появление постороннего в такой пикантный момент её вовсе не пробрало. А тётушка запоздало разрывает недвусмысленный контакт тел, поправляет задравшуюся юбку и садится ровно. — Ой, я думала, ты вернёшься поздно вечером, как обещал! — кое-как справившись с неожиданностью, но не с нотками испуга в голосе, проговаривает она. — И хотя бы… не подкрадёшься. А вот теперь он явственно слышит угрозу в этом коварном понижении тона. — Я шёл довольно громко, тётя, — оправдывается Юэн, стреляя глазами в незнакомку и надеясь, что делает это незаметно. — Простите, что помешал. Я шёл за водичкой. Уже ухожу. — Ну уж нет, теперь я должна вас познакомить! — заявляет та. — А то что как дети… Это Миранда. Да, в честь спутника планеты Уран… А это мой племянник Юэн Маккензи. Они пожимают друг другу руки. Миранда примерно того же возраста, что и тётушка, у неё карие, спокойные глаза с тигриной томностью на дне. Брови подведены черным, лицо вытянутое и невозмутимое, как озеро, так непохожее на круглое, щедрое на разнообразную мимику лицо Клары. На губах — остатки тёмной помады. Вторая часть этих остатков — на пухлых губах той, кого она только что целовала. «Господи, это у нас действительно семейное, что ли? — заторможенно думает Юэн. — Но это же антинаучно!» Что ещё более смущает — так это то, что почтенная родственница (конечно, совсем не настолько древняя, чтобы не иметь дел сердечных) ведёт себя точь-в-точь как шкерящийся от предков подросток. О чём она только думает? — Я… это. Водички и к себе, — кое-как выходит из положения Юэн, улыбаясь, по собственному ощущению, стеклянно, как болванчик. — Приятно было познакомиться. *** Кое-как переводит он дух, прекращая краснеть от неловкости, только закрыв за собой дверь комнаты и привалившись к ней спиной. — Что-то случилось? — Иму робко выглядывает из угла между рабочим столом и книжными полками. — Моя тётя любит женщин и скрывает это, а я об этом внезапно узнал… Она меня убьёт. А так ничего. Юэн оглядывает комнату и непроизвольно поджимает губы — она уже выглядит, как нежилая. Впервые его посещает это иррациональное чувство — нежелание покидать какое-либо место. Возможно, отчасти потому, что переселиться ему предстояло в неизведанное, неприятное место, где делить пространство ему придётся неизвестно с кем. И не просто жить в своё удовольствие, а делать при этом кучу отвратных и бесполезных вещей наряду с полезными — на то она и учёба, чтобы заставлять людей страдать, оправдывая своё «через тернии к звёздам». Даже нужные знания подчас неприятно вбивать себе в голову. Вторым пунктом шла ответственность. Нельзя было оставлять Иму одного. Он действительно не имел на это права. С ним может произойти всё, что угодно. Он ещё слишком мало понимает этот мир, он ещё не закалил своих чувств. Его будет ожидать очень много неожиданной боли, совсем как несмышлёного ребёнка. Души не взрослеют так быстро, как ум. И лишь третьим Юэн постановил свои собственные желания и эмоции. Его внезапно затянувшееся задумчивое молчание у закрытой двери Иму расценивает по-своему. Или он произнёс бы это в любом случае? — Ты всё ещё злишься на меня. Прости… Я хотел сделать тебе сюрприз, оттого не мог посвятить тебя во все детали. Я ещё не довел всё до ума, но придется показать сейчас. — Что показать? — автоматически спрашивает Юэн, проходя вглубь комнаты. — Отвернись ненадолго. — Ладно. Юэн слегка удивлён. Трудно представить, что можно сотворить что-то особенное, требующее долгой подготовки, не покидая четырёх стен. Это нечто, созданное с помощью компьютера? По крайней мере, он тронут тем, что Иму приготовил для него подарок… Это любопытно. Он видит смутное отражение той части комнаты в полировке дверцы шкафа. Тёмная масса Иму выползает на середину ковра. Вытягивается вверх, к потолку, постепенно становясь конусом, а из конуса превращаясь в толстый столбик, что оказывается на голову или даже две выше Юэна. Тьма клубится и перетекает несколько секунд, а потом начинает менять форму. Где-то истончается, где-то раздваивается, образует скругления и чёткие внешние контуры. Очень быстро Юэн понимает, что это складывается в фигуру гуманоида. Человека. Мужчины. Отражение не передаёт точных черт, но даже по нему Юэн видит, как постепенно уточняются детали, сужается талия, шея, проявляются пропорции рук и ног, черты лица, пальцы, уши, надбровные дуги… Голый череп покрывается густой гривой светлых волос, сползающей до лопаток. Контрастными полосками высвечиваются брови и опушь ресниц. Под закрытыми веками, наверное, создаются глаза — самый сложный внешний прибор. А потом Юэн замечает едва уловимое, но очень знакомое движение: это фигура делает первый тихий вдох и выдох. Он чувствует, что отчего-то дрожат похолодевшие пальцы. Как бы то ни было, видеть такое — жутковато для неподготовленного. — Можешь оборачиваться, — голос Иму звучит как-то непривычно глухо, стиснутый со всех сторон, словно с полюсов звукового спектра срезали огромные ломти лишних обертонов. И он раздаётся из одной, конкретной точки пространства. Видимо, именно в этот момент Иму открывает глаза. Юэн, стиснув руками шов на джинсах, медленно и нерешительно поворачивается. На него смотрит генетически невозможное человеческое существо. Призрак, сошедший с безымянных картинок, из его фантазий, но при этом Юэн уверен, что нигде больше этого лица не видел. Незнакомое, умное. Выражение осторожного ожидания его реакции — во внимательных бирюзовых глазах. Самое поразительное, что этот взгляд Юэн узнаёт — не представляет, каким образом… Но так может смотреть только Иму. — Что подправить? — произносят слишком тёмные для человека губы, старательно подавляя внутреннее беспокойство, но Юэн сейчас не способен вымолвить ни слова. Если бы перед ним возник обычный человек, он бы вряд ли онемел, даже начни тот внезапно отбивать чечётку или ругаться по-немецки. Но мужчина перед ним обычным не был. Дикое сочетание чёрной кожи и молочно-белых волос, чуть восточного разреза почти неестественно сияющих глаз и лепки черепа, особенностей лица — всех этих цветов и не соответствующих им форм, словно он арт-объект или человек будущего. И при этом он — чертовски живой и реальный, настоящий. Наверное, красивый, но слишком специфически красивый. Яркий. Его внешность грубо нарушает привычные закономерности. Он — сам по себе, а не среднеарифметический пластик из всего, что признано красивым, не средневзвешенная величина, не усреднённый набор черт всех тех фотографий, что он нашёл на его компьютере. Что-то недопустимо и неожиданно сексуальное в своей странности и почти физически ощутимой на расстоянии силе. Зачем он вообще рассматривал фотографии моделей? В этом не было никакого смысла. Юэн никогда не надеялся, что когда-нибудь ему посчастливится увидеть кого-то подобного — голым. Господи, этот сука Аллан и рядом не стоял… И член, и плечи, и все безжалостные тени, прорисовывающие крупные мышцы под матовой безволосой кожей. Он на мгновение зажмуривается, стараясь не разглядеть всех деталей, будто они могут ослепить его. — Юэн, с тобой всё в порядке? — выражение лёгкой тревоги проскальзывает и в голосе, и в мимике Иму. Пальцы на его руке делают попытку потянуться к собеседнику, но он усилием воли останавливает их, инстинктивно боясь напугать. Юэн кивает так резко, что по-дурацки ударяется подбородком о грудь. Он чересчур поражён, чтобы реагировать хоть малость адекватно. — Тебе всё нравится? Я не знал, что выбрать из множества вариантов. Они были такие разные. Ты скажи, мне очень легко изменить любую деталь. — О боже… — вырывается у Юэна. Он осознаёт, что ему поистине трудно на него смотреть, точно детсадовцу на очень красивую по его мнению девочку. Он никогда бы не подумал, что его разум способен на такие глупые выверты. Кажется, произойдёт что-то непоправимое, если взгляд задержится дольше, чем на секунду. В глазах потемнеет, он упадёт в обморок или сойдёт с ума. Он прикрывает глаза ладонью и делает несколько вдохов и выдохов, которые на самом деле ничерта не помогают успокоиться. Кажется, Иму правильно растолковывает его молчание и ступор. Всё невысказанное, наверное, весьма красноречиво отпечатано на его лице. — Ты можешь подойти, потрогать. Я не развалюсь на части и не ухну на пол кучкой желе. Юэн собирает жалкие остатки самообладания в кулак, заставляет себя преодолеть несколько шагов и подойти к Иму вплотную. Сердце сотрясает грудную клетку залпами бронебойных орудий, но частое и поверхностное дыхание, наконец, робким сквозняком касается мускулистой широкой груди. Удушающее чувство стеснения и страха частично отступают. Юэн задирает голову, чтобы поймать живой, готовый к любому ответу, трепетный взгляд, и понимает, что голова действительно здорово кружится. — Проверь, всё ли правильно. Я прежде никогда не пытался стать человеком целиком. Юэн залипает на губы, чувствуя, как загораются пламенем его щёки. Он ненадолго выпадает из реальности, но мозг запоминает слова и услужливо прокручивает ещё раз, чтобы до него дошло. — Мне неловко… — после паузы отвечает он, не узнавая собственного сиплого голоса. Краснеет ещё сильнее и опускает лицо, пряча взгляд. Этот голубой взгляд невыносимо чист и невыносимо понимающ, чуток, словно видит его насквозь. Иму робко касается кончиками пальцев его плеча, а через миг опускает всю ладонь, чуть погладив в этом обжигающе-тёплом движении. Все волоски на теле Юэна встают строго вертикально, обдав его пронизывающе-приятной волной мурашек. Последними предательски напрягаются соски, словно на морозе. По сравнению с этой ладонью весь мир превращается в ледяной и неуютный. — Тогда просто ответь на вопросы. Какое телосложение тебе больше всего нравится? — и, отлично понимая, что Юэн сам не соединит сейчас ни одну из разбегающихся мыслей, предлагает варианты выбора: — Худощавое, стройное, подтянутое со средним количеством мышц или чтобы мускулов было много?  — Много мускулов… — краснеть дальше уже некуда, но у Юэна получается. Его лицо словно натёрли перцем и сунули в горящую печь. Рука с плеча перемещается между лопаток, аккуратно надавливает, сокращая оставшиеся сантиметры воздуха и придвигая его вплотную. Юэн тыкается носом в ямочку посредине восхитительно больших грудных мышц, пахнущих водой и гелем для душа. — Высокий? — вторая рука Иму зарывается в волосы на его затылке, вынуждая прижаться щекой к самой тёмной на свете, горячей коже. А он и не против. Прикрывает глаза: — Да. Не перечисляй дальше. Ты и так почти всё угадал… — Я должен убедиться. Какой тип лица? — Скандинавский. Иму позволяет своим рукам опуститься и обвить Юэна. Заключённый в эти мягкие объятия, тот сам боится прикоснуться в ответ. Но Иму явно чувствует, как он постепенно расслабляется, пригревшись и выровняв дыхание. Даже головокружение отступает, если не смотреть и сосредоточиться на одних лишь ощущениях чужого голого тела. — Цвет глаз? — Я не знаю, как его описать, но у тебя такие. Сияющий синий или голубой. — Небесная бирюза. Какие волосы? — Светлые, очень длинные. Слегка волнистые. — Цвет кожи? — Тёмный лучше всего спасёт тебя от солнца. Но не бывает негров с голубыми глазами, они давно вымерли на острове Британия. А вот у некоторых народностей среднего востока до сих пор довольно тёмная кожа, европеоидные черты лица и ясные глаза. Так что придется сделать посветлее, для натуральности. Руки Юэна, словно зажившие собственной жизнью, крадутся и, наконец, отваживаются прикоснуться к талии Иму. Ползут дальше и смыкаются в замок на его спине. Что-то ритмично содрогается под щекой, Юэн плотнее прикладывает ухо к груди. Он слышит сердцебиение. Шум тока крови в венах. Дыхание — внизу и вверху лёгких. Движение рёбер. Пульсация сосудов… Даже суставы чуть скрипят при случайном движении, как положено. — А волосы… до какой степени длинные? — Иму наклоняется к нему, опаляя дыханием макушку, а потом всё же не выдерживает близости и целует в неё. — По пояс, — сам не зная почему, всхлипывает Юэн. На его кисти сверху падают волосы, скользнув по широкой спине. — Что случилось? Тебе грустно? — Я растерян. Нет… Это чувство… сложно передать, — признаётся он. — На самом деле я счастлив. И мне хочется заплакать. Не потому, что у меня появилась ходячая эротическая фантазия, а потому что теперь тебе не надо прятаться. Если ты выглядишь как человек и человек своей сутью, то ты свободен. Ты можешь делать всё, что хотел. То, что делают люди. Быть со мной. Ходить со мной. Поехать, куда у нас хватит денег. Сорваться по самому дешевому билету в сочельник, куда душе угодно, пока все сидят дома. Ты увидишь всё, что так хотел, мы обязательно это сделаем. Ты исполнишь свои мечты. Эта форма — сюрприз в первую очередь не для меня — для тебя самого. — Для тебя, Юэн. Он отрицательно качает головой, несколько раз пробороздив носом по великолепным мускулам. — Думай о себе. Не зацикливайся на мне. Помни, что ты тоже очень важен. Достоин этого внимания и того, чтобы самому выбирать себе дорогу и судьбу. — Я понимаю, — мягко обещает Иму. — Я буду. — Кажется, я действительно сейчас заплачу. — Не надо. Разболится голова. Лучше посмотри на меня. Ничего не подозревающий Юэн поднимает лицо и его полуоткрытый рот тут же накрывают чужие полные губы. Иму не даёт ему опомниться и вздохнуть, скользит губами по губам, облизывает нежными, но какими-то неуловимо жадными касаниями. Юэн слышит его глубокое, нетерпеливое дыхание. Мощные руки перемещаются на талию, прижимают к себе ещё плотнее и внезапно приподнимают Юэна над полом, чтобы ему не надо было неудобно задирать голову. Поцелуй он разрывать не собирается. Подключает язык. Юэн отвечает настолько, насколько ему хватает воздуха и инстинкта. Он вторгается в чужой рот, и Иму с готовностью поддерживает его игру. Зубы, язык, вкус… Это его первый поцелуй. И первый поцелуй Иму тоже. Когда позвонкам в спине становится слишком больно от захвата, и он чуть дёргается, его тут же ставят обратно на ноги, но не отпускают из объятий. Будто опасаются, что он тут же сбежит от стеснения. Честно говоря, Юэну будет крайне сложно убежать от него с таким каменным стояком в штанах. Серьёзно, ему чудится, что даже яйца увеличились в размерах и обычного предусмотренного им места на этот раз явно недостаточно. — Кажется, мне нужно привыкнуть… — задыхаясь от ощущений, сообщает он. — Понимаешь, я… никогда прежде не видел голого мужчины живьём. Тем более, такого… такого здоровенного. Иму молча стягивает с него футболку через верх и бросает под ноги. — …и я никогда не видел настолько огромных мужских сисек… вблизи. И вообще, — он опускает взгляд, сглатывает. Пытающийся полностью распрямиться член ноет в штанах и пребольно упирается в ширинку. — Тогда потрогай их. Сожми, — то ли так настойчиво просит, то ли приказывает Иму, от желания и предвкушения по нему пробегают мурашки, а соски затвердевают, не дождавшись желанной ласки. Юэн не имеет права больше его мучить, и быстро накрывает грудь холодными ладонями. От вздоха Иму, похожего на неоформившийся стон, внутри что-то ёкает, а между ног — ощутимо дёргается вверх. Вставшие соски шершавые и крупные, а кожа вокруг них тонкая и нежная. Юэн проводит по ней подушечкой пальца, обводя сосок. Иму вздрагивает, подаётся вперёд, и порывисто прижимает дразнящую руку Юэна к себе. — Сильнее, пожалуйста… — протяжно просит он. Юэн опускает взгляд — тёмный член набух и поднялся настолько, что фамильярно или скорее умоляюще упирается ему в живот. Он может разглядеть все вены на нём, дырочка уретры приоткрыта и блестит каплей выделившейся смазки. Он чувствует, что ещё чуть-чуть и он окончательно потеряет голову, просто с ума сойдёт от этого всего. — Иму, с каких это пор ты стал настолько чувствительным? Ты ведь действительно сейчас чувствуешь всё это, как человек? — Я полагаю, несколько интенсивнее, — с трудом сдерживаясь то ли от более проникновенной просьбы, то ли от ругательств, отвечает тот. — И не мог бы ты не начинать диалоги в такие моменты? Словно извиняясь, Юэн впивается ладонями в упругие мышцы. С силой проводит к центру и наружу, расставив пальцы, отчего торчащие соски задевают поочерёдно каждый из них. Иму склоняет голову вниз, прислонившись виском к его виску и прерывисто дыша прямо ему в ухо. Обхватывает ягодицы через джинсы, ещё теснее соединяя между собой их бёдра. Юэн как следует зажимает соски между большим и указательным пальцами, и Иму глушит внезапно вырвавшийся стон, кусая его за основание шеи. Дёрнувшийся толстый член тут же пачкает его голый живот выделившейся смазкой. В тот момент, когда Юэн решает, что в дело пора вступить его рту, и отстраняется, что-то ловким единым движением расстёгивает штаны, наконец, давая его члену первую степень свободы. Это могут быть только щупальца. Распалённому Иму явно перестаёт хватать всего одной пары конечностей. — Не читери, — предупреждает парень и снова выкручивает соски. Громкий, удивлённый стон прямо в ухо едва не оглушает его. Вслед за ним Иму с придыханием шепчет своё знаменитое «ещё…» и начинает активно тереться головкой об его живот. Юэн ловит её, пачкаясь, и она по инерции пару раз толкается ему в ладонь, пока он пытается сомкнуть на ней пальцы. Выходит с трудом. Тогда он просто проводит по бархатной, перевитой венами коже по всей длине члена. Жар и пульсация отдаётся в начинающую согреваться руку. Стоять становится несколько тяжело — разомлевший Иму почти повисает на нём, постанывая и толкаясь ближе, подставляясь под ласку. — Ты меня уронишь, — сообщает Юэн. Любовник поднимает голову от его плеча и встречается с ним взглядом, затянутым пеленой наслаждения. Какое-то время он тратит, чтобы сосредоточиться, осознать и перенести весь вес на собственные ноги. А затем сказать «нет, так не пойдёт» и рухнуть перед ним на колени. Иму сдёргивает с него штаны вместе с трусами. Парень посильно помогает избавить себя от лишней одежды. Его пенис, стоящий почти вертикально, как штык, заставляет Иму облизнуться с пошлой и довольной улыбкой. Широкие ладони опускаются на его бёдра, фиксируя, а самый кончик языка касается уздечки. Юэн и не догадывается, что настолько разгорячён: прикосновения кажутся прохладными и нежными, как шёлк. Что самое ужасное, Иму продолжает смотреть ему в глаза, снизу вверх, не разрывая контакта и следя за реакцией. И в его невозможных глазах он читает удовольствие от каждого действия и жгучее, как лава, желание. Юэну становится слишком стыдно, и он зарывается пальцами в светлые волосы, вынуждая того чуть наклониться и прикрыть веки. К работе языка присоединяются губы, выцеловывают дорожку снизу вверх и сверху вниз, и очень быстро весь член оказывается в слюне. Она чуть холодит, но едва Юэн успевает это подметить, как его головка оказывается проглочена горячим ртом. В следующий миг тот вбирает в себя пенис целиком, и Юэн громко ахает, сгибаясь и хватаясь за густые пряди. Он не совсем понимает, что именно делает Иму и как, все ощущения сливаются в непрерывный поток блаженства, сосредоточенный в единой точке пространства, но заполняющий всё его тело расходящимися волнами. Иму проглатывает на всю длину, ласкает напряжённые яйца и всю чувствительную впадину промежности между ягодиц. Юэн постанывает, хватается за чужую голову, снующую туда-сюда, потому что ноги стремительно слабеют, но ему не дают упасть. Не дают упасть даже когда ускоряются, а Юэна скручивает внезапным оргазмом, которого он никак не ожидал так скоро. Дыхание замирает, пойманное врасплох, и он с неприличным всхлипом кончает глубоко в горло, впечатав яйца в подбородок. Его поддерживают под рёбра, давая прийти в себя и вернуть контроль над ещё периодически вздрагивающим телом. Влажный от слюны и спермы член и не думает опадать, почти не сбросив накопившегося напряжения. Черт, надо было включить музыку, но он уже запаковал колонки… Ну и нахрен всё это. Волшебным образом конспирация стала волновать его в последнюю очередь. Он снова с чистой совестью полностью отключается от реального мира. Иму поднимается с колен, и Юэн автоматически прикипает взглядом к его роскошному пенису. До такой степени роскошному, что он вызывает у него опасения. — Ох чёрт… — выдыхает он, не удерживаясь и собственнически обхватывая этот большой, налитый член. — Ты уверен, что это… что наше оборудование будет совместимым? Иму иронично задирает бровь: — Будто я не знаю, какой диаметр в тебя помещается, когда ты сильно возбуждён. Если что, я всегда могу подстроиться. Тем более, разве ты никогда не мечтал подержать такой в ладони? Или даже во рту. Юэн поглядывает на него вопросительно, пытаясь угадать, намёк ли это, или вообще — прямая инструкция к действию. Но Иму его опережает и на этот раз. — И вообще, может, на этот раз ты трахнешь меня? — тихо добавляет он, и зрачки его расширены от почти мучительного возбуждения. — Да, — вот и всё, на что хватает Юэна, временно потерявшего связь со своим красноречием, стоит ему представить эту картину. — Где? Во рту пересыхает от частого и глубокого дыхания. Иму становится на четвереньки на ковёр, задом к нему. Оборачивает голову. — Смазка? — уточняет Юэн, приземляясь рядом и разрываясь между тем, куда ему смотреть сейчас: в лицо или всё же… не в лицо. Его ягодицы. Чёрт побери, шикарные. Такие круглые и большие, как и всё в нём. А чуть ниже соблазнительно поблёскивает натянувшаяся на яйцах кожа мошонки. Он даже не знает, за что схватиться первым. Иму всё понимает и потому с лёгкой довольной (если не сказать самодовольной) усмешкой ждёт, пока парень пропустит через себя первые впечатления и будет готов опять воспринимать слова. — Смазка, говоришь? — переспрашивает он. — Как полагаешь, стал бы я использовать внешнюю, уступив природе, но забыв об удобстве? Юэн облизывает пальцы и касается сфинктера, проводит несколько раз, размазывая слюну снаружи, а затем пробно, с замиранием сердца, надавливает на него. Стенки расходятся в стороны, принимая и плотно охватывая его палец. По краям тут же обильно выступает бесцветная густая жидкость. Возможно, что даже силиконовая. — Всё хорошо? — спрашивает Юэн, заметив, что Иму отвернулся и опустил голову, позволив спутанным благодаря кое-кому волосам занавесить лицо со всех сторон. — Как мне действовать? Вряд ли ты расположил там в точности человеческие рецепторы… Попробовал избежать возможной боли, но до какой степени? — Просто будь нежен, — видимо, с погружением пальца в задний проход, способность складывать длинные фразы на сей раз пропадает у Иму. Тогда что с ним произойдёт, если Юэн… Он усмехается, наклоняется и вместо убранного пальца просовывает в отверстие язык. Иму коротко вздрагивает и ахает от неожиданности, а потом переходит на низкое урчание, показывая, как ему приятно. Что конкретно нужно делать в таких позах, Юэн толком не знает, поэтому двигает языком наружу и внутрь, пробует дёргать им в разные стороны, чтобы чуть расширить стенки мышечного кольца. Ориентируется на слух, исследует, как сделать поприятнее, и заставить его застонать подобным образом ещё раз. Или не раз… Уставший язык заменяется сразу на два пальца, а вскоре и на три, и сопровождают это довольные ворчания и громкие вздохи. Невозможно удержаться от того, чтобы параллельно не уделить внимания гладким яйцам, не облизать их и не поласкать. А также дотронуться до мощного пениса, успевшего основательно испачкать ковёр липкими каплями. Когда Юэн вынимает пальцы, собирает натёкшую смазку и разглаживает по члену, Иму снова оборачивается. Ему хорошо до полного блаженства, и он с любопытствующим возбуждением ожидает, что будет дальше.  — Теперь моя очередь сводить тебя с ума, — обещает Юэн. — Если, конечно, получится… Фактически, это мой первый раз. Приставляет головку ко входу и несильно надавливает. Кольцо мышц расступается, мягко пропуская внутрь. Без резких движений он заходит на всю длину и распластывается на жаркой и сухой спине Иму, уцепившись за напряжённые плечи. В зависимости от направления, в которое Юэн умудряется пошатывать их обоих, в них попеременно напрягаются различные группы мышц. — Можно? — Да. Иму демонстративно прогибается в спине. Юэн напоследок жадно кусает его за лопатку и выпрямляется. Внутри него влажно и горячо, стенки пульсируют, то сжимаясь туго, то чуть расслабляясь в произвольном ритме. Юэн торжественно кладёт руки на ягодицы и с наслаждением стискивает их. Он двигается сам и одновременно притягивает на себя и отталкивает его восхитительный зад. Впрочем, вряд ли его усилий было бы достаточно — это Иму сам насаживается на него, не желая стоять пассивно. В шуме собственного дыхания, переходящего в приглушённые стоны, он слышит лишь самые громкие вздохи партнёра. Кажется, именно Иму наращивает темп, вынуждая его двигаться всё быстрее, и соударяться телами всё сильнее. — Ты прекрасен… — прошёптывает Юэн. Он смотрит, как его член скользит и исчезает между самых сексуальных ягодиц на свете, и вожделение начисто выметает из разума посторонние мысли. Он царапает, нещадно мнёт, ударяется об них, ягодицы смягчают удар и при каждом столкновении по ним проходит сладкая, соблазнительная волна колебаний. Шлепки громче, чаще и резче, как и неконтролируемые возгласы их обоих. И он не знает, что усиляется первым — эти стоны и рычание, или всё-таки сила и скорость его фрикций. Что причина, а что следствие? Очередной захлёбывающийся всхлип — его или Иму — вызывает новую череду бешеных толчков на переделе человеческих возможностей. Почувствовав, что до оргазма уже недалеко, Юэн замирает и произносит, пытаясь совладать с сошедшим с ума дыханием: — Перевернись, я… хочу видеть тебя… А когда Иму переворачивается, возбуждённый, с искусанными губами и гривой растрёпанных волос, поднимает мускулистые руки вверх за голову — Юэн отчётливо понимает, что до оргазма не просто недалеко — вот он. Сглатывать в горле уже нечего, но он сглатывает. Иму тянется к нему, оперевшись на локти, и протяжно целует в губы. И на выдохе обжигает его, словно райским пламенем, коротким словом: — Давай… И он даёт. Он втрахивается внутрь, будто от этого зависит его жизнь, придерживает и раздвигает колени. Ладони, словно безумные, гладят и трогают всё, до чего дотягиваются — рельефные кубики пресса, вздымающиеся рёбра грудной клетки, изгиб талии… И в конце концов обхватывают пенис и начинают ласкать его решительно и бесповоротно. Иму под ним вскрикивает и выгибается. Ему хватает пары фрикций, чтобы дойти до предела. — Я… вот-вот… — отрывисто рычит Юэн. — Тоже… — шипит тот, закусывая тыльную сторону ладони и запрокидывая голову. Член в его руке напрягается, становясь ещё больше, а сфинктер поджимается вокруг его собственного члена. Электрическая дрожь оргазма зарождается в глубине естества и взрывается, разлетаясь по телу. Сквозь эйфорию он чувствует, как по его пальцам стекает чужая сперма. Кончают они практически одновременно. Пытаясь отдышаться, Юэн валится головой куда-то в район груди Иму, как на живую, вздрагивающую, тоже ходящую ходуном подушку. Не влажную — создавать пот тот либо ещё не научился, либо, что вероятнее, не счёл это необходимым. Юэн и сам отлично справился с задачей испачкать всё вокруг в нём. Его обвивают руками, прижимая плотнее, и никого не волнует липкая остывающая жидкость на стыке их тел. Он никогда не чувствовал себя настолько удовлетворённым, и ему никогда не было так хорошо, так умиротворённо. Поэтому он, наверное, умудряется вырубиться на пару минут, лёжа на Иму и даже не выйдя из него. Приходит в себя он лишь от случайного шевеления под собой, но никакой конечности поднять не получается. Тогда Иму берёт его на руки и несёт в ванную. Там, стоя под тёплой водой и повисая на любовнике, он встречается с ним взглядом и целует глубоко, долго и признательно. *** На кровати тесно вдвоём. Они лежат бок о бок, голые и чистые, и бездумно смотрят в потолок. За окном медленно опускается на дома и сады августовская ночь. — Вот проклятье, ведь Клара всё слышала, как и её подруга… — внезапно с досадой произносит Юэн. — Только бы не подумали, что это я один так… — У нас существенно различаются голоса, — рассудительно замечает Иму. Верно. Настолько различаются, что у Юэна от этого звука идут инстинктивные мурашки по телу и вновь напрягается член. Чтобы отвлечься, он поворачивается на бок, подложив под шею подушку, и с прищуром тыкает его в грудь: — Только не говори, что это переработанная материя индейки! — Ты — тоже переработанная материя индейки, Юэн, — едко парирует тот. Не меняясь в лице, парень принимается подразнивать ближайший сосок, и Иму сдаётся:  — Это лишь подобие человеческих тканей. Они не работают в точности, как у тебя. Эволюция убила на создание простейшей клетки миллиарды лет, думаешь, я смогу её скопировать? И есть ли вообще для меня смысл в этом копировании? Однако если ты прокусишь мою кожу, то почувствуешь вкус настоящей крови. И, пожалуй, мне будет реально больно. Юэн сосредоточенно и внимательно смотрит на него несколько минут, и, наконец, выносит вердикт: — Ты не искусственный интеллект. — Да. Я тоже так думаю. Он пристраивает голову на мягком, большом плече уже не чёрного цвета, а оттенка кофе с молоком. — Я не хочу уезжать. — Теперь я смогу приехать к тебе, когда захочу. Хоть каждый день. — Но ты сказал, что будешь работать, чтобы накопить на взнос в университет. — Мне нет необходимости спать. — Никаких чрезмерных жертв! — возмущённо возражает Юэн. — Ты сам хотел жить, как человек, и вот — мы так не напрягаемся. Если будешь так делать, то мой моральный долг перед тобой возрастёт до небес, и я буду чувствовать себя ужасно виноватым. И слишком частые поездки будут подозрительно выглядеть со стороны. — То есть — пресловутое «по мере возможности», — уточняет тот. — Именно. Юэн ёрзает, пытаясь устроиться рядом покомфортнее, и из этого ничего не выходит. — И почему кровати такие узкие стали выпускать? — ворчит вполголоса. Но Иму отлично понимает, что никуда его не отпустят от себя ни за какие коврижки. — Ты когда-нибудь спал на человеке? — предлагает он. — Я приглушу звуки и движения, или вообще их отключу. — Вариант. Юэн забирается сверху и с едва заметной улыбкой закрывает глаза. Засыпать на ком-то оказывается весьма экзотично, но вполне удобно. Прятавшийся где-то сон накидывается голодным индийским тигром. — Хочешь с утра спуститься с нами позавтракать? Я дам тебе свои безразмерные штаны. — Конечно хочу. А можно? — Только если ты не сожрёшь за раз целую тётину курицу. *** — Так это он… — по-особому сонная сегодня Клара тыкает пальцем то на Юэна, то на Иму. — Так это из-за него ты частенько вечером музыку как врубишь… Чтобы я ничего не слышала? А ты через окошко влезал? Иму кивает с самым серьёзным видом, не забывая откусывать от бутерброда с джемом. Клара хватается за переносицу. — Мда, конспирация у нас — это какая-то семейная болезнь, прости господи… Ты думал, я буду запрещать тебе встречаться с тем, кто тебе нравится? (Если он, конечно, не бандит и не наркоман, а этот милый парень ну никак не похож ни на того, ни на другого). Юэн, мальчик мой, я никогда не была старой ханжой или вредной грымзой. — Я стеснялся. — Было б кого! Он у тебя такой красавчик. Спортсмен, — и умильно улыбается новому знакомому. Юэн краснеет и думает, не переборщил ли с запросами по внешности. Иму отставляет бутерброд и решает сообщить: — Я собираюсь поступать в тот же университет, что и Юэн, но мне пока не хватает денег на оплату, и этот год я буду зарабатывать на обучение, как и в прошлый. На этот раз точно скоплю нужную сумму. — Главное, поставить перед собою чёткую цель, — одобряет Клара. — Арендная плата очень дорогая… — отвлечённо тянет Юэн. — Ох уж этот проклятый капитализм. Тётя понимает намёк, пинает его под столом и наклоняется тихо процедить на ухо: — Я его слишком мало знаю… — Ну, он уже сто раз мог полдома вынести, а нас зарезать, — шепчет в ответ парень. Иму старательно делает вид, что ничего не слышит. — Всё равно, я сперва узнаю получше, а потом подумаю… — Он может немножечко платить тебе за аренду и помогать по дому. Клара замирает на мгновение и после паузы бросает: — Кажется, ты начинаешь делать предложения, от которых довольно сложно отказаться, — и опять возвращается в вертикальное положение над своей чашкой кофе.  — Я умею готовить и подстригать лужайку, — подаёт голос Иму. Думает, чего бы ещё соврать. — И, эээ… Чинить сантехнику. Тут тётушка прыскает со смеху, едва успев проглотить глоток кофе. — Знаешь, если б я была не я, то тебе надо было бы просто пообещать, что всегда будешь ходить по дому без футболок и кофт! — и хихикает, как старая ведьма. *** Тех студентов, у которых нет личных машин, с автовокзала забирает заказной автобус. Юэн стоит на его ступеньках, придерживаясь за поручень. Разница в высоте как раз такая, чтобы он мог смотреть в глаза Иму, не задирая головы. На заднем фоне маячит Клара, щурясь на стоящее в зените, пронизывающее листву солнце. Город наполнен выкриками, разговорами, шумом двигателей и шин, гудками и ветром в кронах. — Не попадись на подделке документов, — предупреждает Юэн. — Во всех этих учреждениях камеры, сейфы и пароли на компьютерах. — Не забывай, я всего лишь тень. Меня не поймать, я могу принимать любую форму. — Да-да, ты хитёр и очень коварен, — весело усмехается тот и добавляет серьёзно. — Но если что случится, пиши и звони. — А если кто-то будет тебя обижать, то говори, я приеду и ему глаз на жопу натяну, — подозрительным взглядом обводит прочих пассажиров Иму. Если кого и интересовал темнокожий амбал с длинным блондинистым хвостом, стянутым высоко на затылке, то они предпочитали держать свои взгляды при себе. Иму накрывает его ладонь своей, смотрит проникновенно: — Держись. Я совсем недалеко. А когда наступит рождественский сочельник, мы полетим с тобой далеко-далеко. Может, к самым звёздам. В другую галактику. Юэн быстро оглядывается, проверяя, не пялится ли кто на них прямо сейчас, и быстро целует его в лоб. И, конечно же, краснеет, а Иму улыбается. — Разошлись, провожающие! Отъезжаем, — гаркает насупленный водитель, точно капитан пиратского судна. Взвывает прежде молчащий двигатель. Они оба делают шаг назад, и двери закрываются. Автобус трогается. Когда автовокзал скрывается за поворотом, Юэн садится на своё место в середине салона. За окном мелькают напоённые теплом кирпичные дома, светофоры, магазины и разлинованные перекрёстки. «Я как Гарри Поттер, сейчас ко мне должны подскочить Рон и Гермиона, чтобы в ультимативной форме познакомиться». Он усмехается и крепче сжимает в ладони чёрный прямоугольник телефона. Автобус уже подъезжает к выезду из города, водитель материт встречный джип. «Мне будет сложно, я могу заболеть, я могу умереть, меня могут все начать ненавидеть, и я буду уставать так, как никогда в жизни. Ну да и чёрт с ним!» Будущее начинается сегодня, и он вовсе его не боится.