***
В корпорации «Черная Шляпа» не встречают Рождество даже так криво, как остальные жители Хэтсвилля. Вернее сказать, не встречают вообще; зимняя стужа гуляет крохами снежинок по пустым комнатам убежища, злодейского замка. В нем вся королевская рать разлетелась, растаскалась по углам. Может, вспоминают о том как было, о том, что была иная родина. Маленькая, до скрипа зубов идеальная, откуда они ушли и куда их вряд ли примут с улыбкой, но все равно родина. И местный король думает: у него тоже такая есть. Не в этой реальности и куда он ни за что не вернется, но где тоже была своя, особенная, — идиллия. Доктор Флаг жмется в теплом укромном месте своей лаборатории — выстроил эдакий потайной ход, о котором не подозревает даже босс. Там Флаг может отдохнуть и превратиться в себя прежнего, совместить с собой настоящим: руки трясутся, ноги мерзнут, несмотря на тепло в секретном гнездышке. С помощью собственноручно собранного аппарата, по виду напоминающего маленький телескоп, Флаг может глядеть на улицу не выходя из «комнаты». Он видит как бушует погода, подсказывая: если не успел еще наведаться на родину, то больше и не сможешь. Мороз уничтожит, как кинжал, прямо в сердце. Неловко перевернувшись на сложенном одеяле, Флаг смотрит в полутемный угол, слабо освещенный светом «вечного фонаря», еще одного изобретения. Док с тоской думает, что там, в углу-то, маленькая треугольная елочка была бы не лишней. Со стеклянными украшениями, пряничными человечками и «дождем» меж колючих иголок. Прямо как в большом городе, где давно — может, в другой жизни, — жил он сам. Флаг хотел бы уйти. Именно сегодня, хотя бы на минут пятнадцать. Вернуться в дом, попросить у своих прощения за глупость и самолюбие, сказать, что ошибался, что больше не может так. Он плюнул бы на мороз и стужу, шел бы упрямо к собственной точке, откуда все началось, но никогда уже не закончится. Мешает только одно «но», жирное и твердое — страх. Еще привычка и ростки сумасшествия, любезно проросшие за годы прислуживания злодею, но страх сильно перебивает все остальное. Так что Флагу приходится ютиться в каморке и мечтать о том, как он втихую исчезнет из замка, пока босс не видит. Отчасти потому затея бессмысленна — босс видит все. Если и есть в Рождестве Хэтсвилля что-то волшебное, какая-то идиллия, так это тишина в доме Блэкхэта. Не слышно даже его самого: босс просто исчезает и не показывается никому на глаза, что является настоящим подарком для Флага. В такие моменты он чувствует себя не такой трусливой и жалкой букашкой на булавке злодея; в такие моменты он почти решается, почти уговаривает себя состроить план и смыться, но зубы стучат, руки трясутся и даже первый голосок в голове (Флаг считает, что это пустяк, в сравнении с «хором» в голове Дементии) не преодолевает ужаса, поселившегося внутри. Вот так Флаг и старается задавить подчистую тоску по родине. Его идиллия, его страх, ощущение беспомощности и зависимости от другого на вкус как сухари, горький кофе и кровь из прикушенного языка. Флаг выпрямляется, хрустит шеей и щурит глаза на свет. Плакат с котенком, подвешенным на ветке дерева и с пририсованным маркером пакетом на голове будто дразнит, насмехается: ты бездомный котенок, Флаг Слайс, ты жалкое беспомощное существо с мозгами гения. Голос в голове мявчит нечто похожее, усмехается; Флаг затыкает уши руками, но до глубокой рождественской ночи не приходит в себя. В это Рождество в доме не чувствуется вечная опасность как раньше. Флаг всегда боялся, что босс услышит его мысли и накажет — раз и навсегда, — однако в эту ночь атмосфера пропадает, словно в доме пусто. Флаг понятия не имеет, почему в Рождество Блэкхэт как будто исчезает насовсем, но он рад этому. Лишнее время для самого себя никогда не повредит. Страх преодолеть труднее всего, и его либо мгновенно выдирают с корнем, либо растягивают процедуру на месяцы и года. Флаг уже не первое Рождество скрючивается на полу и пытается заставить самого себя направить знания в кои-то веки ради собственной выгоды. Идиллия не здесь, не в злодейском логове, не в жалком существовании в качестве прислуги короля, и если Флагу закрыт путь на родину, то, по крайней мере, может быть открыт выход из лап Блэкхэта. А это лучше чем прятаться в каморке и мечтать о крохотной ёлке в углу. Флаг поднимается с места и бросает исподлобья взгляд на плакат с котенком. Он исписал его ручками, изрисовал карандашами, будто примерил на миг шкуру Дементии — она тоже любит хаотично малевать фломастерами все, что под руку попадется. Но в отличие от корявых рисунков Дементии, над которыми поломает голову не один психиатр, Флаг ограничивается короткими фразами вроде «нет спасения», «надежда потеряна», «помощи не жди». У котенка глаза жалостливые и большие, выступают из-под черных кругов нарисованного пакета. Котенок висит на ветке, никому не нужный, всеми забытый; так и не смог слезть с дерева, так и умер там в полном одиночестве. И Флаг, черта-с два, не хочет повторить судьбу разрисованного жалкого существа.***
Год спустя Флаг снова встречает Рождество в своем тайном логове, но уже не корчится на полу в попытках избавиться от воспоминаний и страха. Целый год он разрывался между двух дорог: ставшей привычной злодейской и старой, поросшей сорняками, но все еще родной. Этой ночью его план, тщательно вынашиваемый двенадцать месяцев, должен воплотиться в жизнь. Флаг воровато оглядывается, быстро собирая свои скромные пожитки в сумку. Он берет только самое необходимое: запасы еды, воды, одежду, фонарь, средства связи и мелкие, но важные изобретения. Все остальное, что он сделал для Блэкхэта, останется здесь — Флаг намерен оставить это в прошлом, разорвать старый контракт без слов и рукопожатий. Как там говорится? — финита ля. И может он поступает как трус, как тот самый жалкий котенок, но преодолеть самого себя уже поступок, и Флаг дрожащими руками запихивает в сумку пожитки, считая про себя. Изученные в течении года легенды и оккультные книги не дали точный ответ на вопрос, что же происходит с боссом в Рождество, но одно Флаг понял точно: подобное Блэкхэту существо все-таки должно отдыхать хотя бы раз в год и его силы за этот период слабеют. Флаг только надеется, что информация оказалась правдивой, и босс, возможно, не видит так уж далеко, как говорит. Дома темно, холодно, чересчур просторно. Тишина идеальная, слышно собственное сердцебиение; сейчас Флагу как никогда хочется превратиться в Блэкхэта или Дементию, которые умели двигаться абсолютно бесшумно и быстро. Приходится тщательно выбирать место на которое поставишь ногу и то и дело оглядываться. Сердце бешено стучит где-то в глотке, мешает нормально дышать. Флаг — герой фильма ужасов, дурной рождественской страшилки. Он шагает в темном доме с чудовищами, идет к выходу под неслышную страшную музыку и совершенно не по-киношному боится. Как в самой заштампованной киношке позади Флага раздается скрип. Доктор замирает в коридоре, дуреет от страха; лицо под пакетом побелело ничуть не хуже снега, а пульс на секунду замер. Только знакомое вопросительное урчание позволяет Флагу сделать выдох и обернуться — вместо ожидаемой долговязой фигуры позади дока стоял Пять-Ноль-Пять. У Пять-Ноль-Пять взгляд ребенка: чистый, непонимающий и немного грустный. Взгляд того котенка с плаката. И от вида ребенка, застрявшего в шкуре животного, у Флага возникает искренний стыд и жалость. Он виноват в том, что Пять-Ноль-Пять застрял здесь, в клетке Блэкхэта, виноват в том, что Пять-Ноль-Пять вот такой — несуразный, яркий, словно раскрашенная мультяшка. И теперь Флаг эгоистично и позорно сбегает, оставляя робкого Пять-Ноль-Пять совсем без защиты в доме с привидениями. Медведь становится на задние лапы и делает два шага вперед. Большая лапа осторожно толкает дока в плечо; грудное урчание повторяется, и цветок на макушке Пять-Ноль-Пять печально покачивается. — Дружок, прости меня, если сможешь, — голос Флага похож на писк. Как бы ни хотелось, но Пять-Ноль-Пять он не сможет сейчас взять с собой. План Флага не включал в себя кого-то кроме него самого. Мишка моргает — глаза умные, все понимает. Флаг берет его большую лапу в свои руки и, сглотнув, продолжает: — Я приведу помощь для тебя, обещаю. Честное слово, Пять-Ноль-Пять, уж в этом деле страх мне не помешает. И Флаг Слайс абсолютно уверен, что приведет помощь. Хоть как-нибудь, но он исправит то, что натворил с Пять-Ноль-Пять. Медведь издает всхлипывающие звуки, становится на четыре лапы и бодает мокрым носом дока в живот. Затем тихо уходит, позволив Флагу наконец добраться до одного из выходов, спрятанного за огромной картиной. Узкий лаз внутри ледяной и сырой, и Флаг ползет по нему как умирающий — к свету в конце тоннеля. Свобода Флага на вкус как слезы и мороз. Он покидает Хэтсвилль автостопом, в одиночестве, но чертовски свободный. Идиллия.