Александру
18 января 2018 г. в 15:11
Любезный Александр Павлович!
Прошу вас сжечь это письмо, сразу после прочтения, а лучше до, чтобы вы не узнали мою страшную и грешную тайну. Молю вас, не гневаться на меня, но в этом письме я открываю всё то, что ранее пытался утопить в глубинах своей души, всё то, что уже долгое время заставляет мои уши пылать.
Я уверен, вам известно, я уверен, что вы знаете, даже не зная меня лично, о том, что я готов лечь костьми за вас. За Вас, мне не жалко умереть, и, уверяю вас, вся жизнь моя течёт в ожидании этого момента. Дорогой мой Государь! Знали бы Вы, что творится в голове моей, когда я вижу ваш величественный лик, и как сердце наполняется любовью и признательностью Вам в этот момент! Уверен, что это не новость для вас, и что для вас любовь и признательность армии знакомое дело. Возможно, мои слова затеряются среди толпы бравых бойцов и их громкого "Ура!", знайте, я буду и тем, кто верен вам днем, и тем, кто молится, думая о вас каждую ночь.
Ах, глупые мысли! Пытаюсь разложить их по порядку в этом письме, но и рука дрожит, и щеки горят, и дышу я неровно. Нет, сожгите! Бросьте в огонь это письмо, покуда не прочли всего!
Я люблю вас, Государь Александр Павлович - вот моя тайна.
Не просто люблю вас так, как любит каждый, преданный своей державе гражданин, люблю вас как боец, но и люблю вас, как может любить юноша в моих годах: боязно, ревниво…
Именно боязно и именно ревниво, мой Государь, именно боязно, ведь сердце стучит в два раза быстрее, как только думаю о Вас, и разорваться готово, когда вижу вас. И тогда, при нашей встрече, во время битвы при Аустерлице, я узнал Вас, взглянул на Вас и только глазеть и осмеливался. И именно ревниво, потому что как только капитан фон-Толь увёл вас, то ярость какая-то во мне проснулась, я был зол и на себя, и на Толя, но на Вас гневаться я не смел, не мог. Я просто понял, что в тот момент я был истинным глупцом, я мог бы быть на его месте, и говорить с Вами, и смотреть Вам в лицо, помочь Вам…
Браво я, возможно, и буду рад тому, ежели это письмо затеряется среди других важных бумаг, если вы не увидите его вовсе. Пишу я, так как больше не могу молчать, а сказать Вам лично не смею. Мне хочется подойти к Вам, подойти душевно, так, чтобы быть ближе всех прочих, но я не смею. Одно могу, сидеть тут в своей комнате, думать о Вас, и марать чернилами клочки бумаги. А вы сожгите их.
С любовью, на которую способна вся душа моя, ваш верный слуга Николай Ростов.