***
Мария — так банально и предсказуемо звали приёмную мать Клары. Они познакомились, когда в очередной раз отвергнутая приёмными родителями, девочка сидела на скамье местной церквушки. Мария Хьюз почувствовала, что это не простое совпадение. В свои сорок пять ни разу не бывавшая замужем, мисс Хьюз каждое воскресенье возносила одну единственную молитву, которую Господь всё же услышал. — Привет, — обратилась она к Кларе. И это простое слово кардинально изменило сразу две жизни. Девочке на вид было не больше двенадцати лет. Её большие голубые глаза, которым положено было бы светиться — потухли, а уголки рта едва заметно опустились. Она не выглядела обиженным на жизнь ребенком, не выглядела нуждавшейся в чём-то или озлобленной. В своем юном возрасте Клара была глубоко разочарованной. Это чувство пробуравило недюжих размеров дыру в её душе, которую пусть и сложно, но вполне реально было излечить. Мария чувствовала, что ей хватит сил и это дитя было ниспослано ей свыше. Кларе исполнилось семнадцать лет. Марию она неизменно называла «мама» и не упускала возможности отблагодарить её за всё, что та сделала. Разочарование никуда не делось, но теперь в жизни девушки появился островок безопасности, на который она в любой момент могла высадиться, чтобы переждать невзгоды. По просьбе самой Клары, комната ей была выделена на чердаке их небольшого дома. Потолком служила крыша, поэтому он имел продолговатую остроконечную форму. Несмотря на это, кровать девочки была расположена так, чтобы лежа она могла любоваться видом открытого неба через большое окно. У стены без окон стоял шкаф с одеждой и стол, за которым Клара проводила время по утрам, надевая привычный образ. Зеркало подсвечивалось яркими лампами, что значительно облегчало работу с гримом. С противоположной стороны комнаты стоял письменный стол и свет на него падал с круглого окна. Рядом со столом стояло большое мягкое кресло, на котором и были прочитаны десятки книг. Уют помещению придавал торшер на высокой ножке со светло-зеленым абажуром, пушистый овальный ковер и фикус в одном из свободных углов. Стены Клара предпочитала перекрашивать сама, если того требовала душа. И в семнадцатый день рождения, она закончила свой самый масштабный рисунок — волшебный лес. Крупный дуб, чей ствол располагался в середине самой большой стены, протягивал тяжелые ветви с золотой листвой на всю длину комнаты, а вокруг него — зеленая трава, крупные цветы и лесные жители, нашедшие свои жилища в старинном дереве. Поверх рисунка в разных местах были приклеены лампочки новогодней гирлянды, сияющей мягким белым светом, когда того желала хозяйка. Такое освещение Клара избирала в те дни, когда погодные условия не позволяли любоваться звездным небом на её потолке. Вернувшись с автограф-сессии, Клара в первую очередь включила гирлянду на стене. Комнату озарил тёплый желтоватый свет и девушка сразу же почувствовала себя в безопасности — в родном гнездышке, которое она называла домом. Сумка с книгой были оставлены на кровати, а сама девушка направилась к зеркалу, чтобы снять с себя чужое обличье. Парик отправился на своё привычное место — пластиковую голову-держатель, линзы — в баночку с раствором, а накладные ресницы — в отведенную для них коробочку. Серьга-обманка, как и другие украшения, хранилась в небольшой резной шкатулке, которую подарила Мария на первый совместно отпразднованный День рождения дочери. Клара посмотрела на свое отражение в зеркале и принялась салфетками смывать косметику. Двадцатью минутами спустя, на смену бунтарке пришла домашняя пай-девочка с каштановыми волосами и голубыми глазами. Платье с корсетом сменилось на уютную махровую пижаму, а массивные туфли — на удобные тапочки. Клара уставилась на сумку, в которой лежала «Кровавая Мэри» и ждала своего часа. Не зная почему, девушка оттягивала момент чтения того, что написал Карвер Эдлунд. Ей хотелось подольше сохранить интригу, и она решила сначала поужинать и уже потом сорвать завесу тайны. Но любопытство одержало верх, и дрожащими руками Клара извлекла потрепанный экземпляр. Нужная страница легко открылась и красивый разборчивый почерк Эдлунда, так гармонично вписавшийся в книгу, вывел следующие слова: «Моей преданной читательнице — Кларе Элизабет Хьюз». По спине Клары побежали мурашки, но чуть ниже была дописана ещё строчка: «Твой путь озарит свет несущий. С любовью, К.Э.» Клара перечитала написанное пять раз. Затем пересмотрела всю книгу на предмет подсказки своего имени (некоторые книги приходилось подписывать), но ничего не нашла. Она очень пожалела о том, что на месте не посмотрела написанное и не спросила у Эдлунда откуда он узнал её имя. И загадочное пожелание. Что он этим хотел сказать? Клара решила спросить позже совета у мамы, но догадывалась, что та не сможет ничем помочь. Вдруг внутри вспыхнуло желание в чём есть побежать обратно в торговый центр, найти писателя и попросить объяснить ей, но здравый смысл мгновенно потушил импульсивное пламя. Она сама просила его «удивить», ему это несомненно удалось, и кому расскажи — никогда не поверит. Может она и правда забыла, как назвала ему своё имя в самом начале? Длинный день и ещё более длинная очередь напрочь вымотали Клару, и она уснула с книгой в руках, так и не разгадав послания Эдлунда.Удивите меня, мистер Эдлунд
10 января 2018 г. в 23:22
Она из тех, кому говоришь «стой», но она идет, кого просишь быть быстрее, а она замедляется. Она не любит, когда ей приказывают. Днём она посещает школу, но при этом занимается на уроках тем, что ей нравится, а нравится ей рисовать фракталы и читать книги. Особенно серию «Сверхъестественное» Карвера Эдлунда. В тот день она стала ключевым персонажем одной из его историй, которая никогда не будет написана. Карвер Эдлунд — он же Чак Ширли — предчувствовал приход своего любимого сына. Он знал, что тот в ярости и его ничто не остановит от мести, что он лелеял столько лет. Но его отец умел учиться на своих ошибках, и как мудрый родитель он склонен изменять тактику воспитания. Если кнут не работает, то нужен пряник. Если несколько веков стояния в углу не сделало своего дела, значит мало одних только размышлений о своём поведении. Нужен был урок. Понятный ему, тот, который преподастся его языком, ему понятным способом. И здесь придётся использовать кого-то ещё.
Клара Элизабет Хьюз сжимала в руках книгу издательства Flying Wiccan Press под названием «Кровавая Мэри». Несмотря на то, что весь её вид кричал о нехватке внимания, она старалась не ловить ничьих взглядов на себе. Её чёрные длинные волосы переливались неестественным металлическим блеском в свете софитов, под которые она в силу продвижения очереди, иногда попадала. Её губы щедро накрашенные чёрной помадой привлекали к себе внимания не меньше, чем такие же густо накрашенные глаза. Идеальный мертвенно-бледный тон лица пусть и красиво гармонировал с чёрным, но годился скорее для сцены, чем для первого этажа торгового центра, где в тот день раздавал автографы Карвер Эдлунд. Из-под полуопущенных ресниц Клара всё же отмечала про себя некоторые детали происходящего. Она видела самых простых девушек со скучными конскими хвостами и в очках с толстыми линзами, все как одна, несущих полный комплект книг авторства Эдлунда на подпись. Как будто нельзя было выбрать любимую. Некоторые подсовывали абсолютно новые книги, которые при открывании ещё хрустели. Такие раздражали Клару больше всех: они приходят заранее и становятся в очередь не потому, что хотят увидеть любимого автора и получить чуточку его внимания, они здесь потому, что боятся упустить момент, пропитанный максимальной крутостью, которую как бы случайно в разговоре кто-нибудь да оценит, выпучит удивленно глаза и расскажет всем своим друзьям, что вот тот придурок, не читавший в своей жизни ни единой книги, видел самого Эдлунда.
Кое-кто успевал завести новых знакомых в многочасовой очереди. Кто-то обменивался мнением о книгах, кто-то давал обещание поделиться недостающими в коллекции и встретиться как-нибудь ещё, чтобы обсудить прочитанное. Даже у Клары перед носом парочка обменялась номерами телефонов, чтобы позже созвониться. Никто не подходил к Кларе. Её пальцы ещё сильнее вцепились в потрепанное издание и прижали его к груди. Может стоит уйти и не позориться с плохо сохранившейся после многократного перечитывания книгой? Она чувствовала волнение, которое неизбежно сопровождалось тошнотой. Духота, сильно затянутый корсет платья и раздражающий гомон вокруг едва не сводили Клару с ума. Она привыкла держаться подальше от толпы из-за боязни при малейшей аномалии превращения по-отдельности разумных индивидуумов в бездумное стадо баранов, мешающее друг другу в их общей цели — спастись.
Чак Ширли с неизменно доброжелательным лицом и милой, слегка робкой улыбкой терпеливо подписывал всё, что ему подсовывали поклонники. Он охотно отвечал на вопросы, игнорируя ноющую боль в запястье, делал фото с теми, кто об этом просил и пожимал руки. Но несмотря на отсутствие даже секунды, чтобы выпить воды, он ухитрился рассмотреть в толпе её: ту единственную, что желала оказаться как можно дальше отсюда. Ту, что была создана по образу и подобию, но так грубо не вписывалась в общую картинку. Он один знал, что скрывается под маской, которую она старательно надевает каждый день, и не ленится снимать каждый вечер. Он знал, что серьга в её носу не настоящая, что жесткие чёрные волосы по пояс — парик, призванный как щит прикрывать обожженую спину, что карие контактные линзы скрывают небесно-голубые глаза, слишком много повидавшие для своего возраста. Она была подходящим вариантом для его плана. Идеальным звеном, ради которого он сидел четвертый час на одном месте.
Клара едва верила своему счастью, когда очередь дошла до неё. Парень перед ней не желал расставаться с писателем, и выдумывал всё новые и новые просьбы. Стоило отметить воистину ангельское терпение Карвера Эдлунда, которое он активно демонстрировал, хотя в душе жаждал скорейшего знакомства с той, что давно уже высматривал в толпе. Наконец-то перед его лицом оказалась потрепанная «Кровавая Мэри», которую молча подсунула Клара.
— Добрый вечер. Кому подписываем? — Воспроизвел дежурную фразу Чак.
— Удивите меня, — выпалила Клара. Если бы не толстый слой грима, все стали бы свидетелями её предательски раскрасневшегося лица.
— Хорошо, — улыбнулся Чак, — это я могу.
Он принялся что-то писать на пустой странице в конце книги. Клара сгорала от любопытства, но не подавала виду. Она стойко выдерживала образ и молча смотрела на что-то позади писателя.
— Я вижу, вы любите читать, — попытался завязать разговор Чак.
— Книги приятнее людей.
Чак прыснул, но тут же взял себя в руки.
— Простите. Я вовсе не насмехаюсь, — оправдался он. — Просто вы кое-кого мне напомнили.
Клара нахмурилась, но не потому что её это задело. Она не ожидала, что Чак скажет ей хоть что-то, кроме заученной фразы, которую он говорил по тысяче раз за одну автограф-сессию. Её голос дрогнул, выдав в ней нечто большее, чем обиженную на мир злюку. Это был голос настоящей Клары, на мгновение выпавшей из роли:
— Кого?
— Моего… то есть, сына одного моего знакомого. Тот ещё бунтарь, но в душе он хороший. Я это знаю.
Клара не нашлась, что ответить, но Чак пришел ей на помощь. Он протянул ей книгу, в которой написал явно больше, чем «преданной поклоннице с любовью», а свободной рукой прикоснулся к Кларе.
— Надеюсь, я вас всё же удивил, — сказал он, глядя девушке в глаза.
Коротко кивнув, мрачная словно своя же тень, Клара сквозь сплошную стену поклонников стала пробираться к выходу. Она не могла понять, что имел в виду Чак: автограф или же их маленький диалог? Скорее всего, первое. Но пока она находилась в эпицентре человеческого торнадо, посмотреть книгу не удавалось.
Тяжелая стеклянная дверь отворилась и Клара почувствовала дыхание осеннего вечера. Прохладный ветер и моросящий дождь принесли долгожданное облегчение изрядно разболевшейся голове. Решив, что автограф посмотреть можно и позже, Клара быстрым шагом направилась к метро. Ей не терпелось прийти домой, закрыться в комнате и снять с себя тяжесть прошедшего дня. «Кровавая Мэри» покоилась в чёрной сумочке своей хозяйки, храня удивительную тайну, о которой Клара и не догадывалась.