Дело в том, что я почему-то умираю

      Холодные руки ухватили Славу за плечи. Встряхнули. Он слышал рядом хрипловатое дыхание, теплом скользнувшее за ворот толстовки, и чувствовал как пальцы, липкие от его, Славиной, крови, касаются шеи, проверяя пульс.       Его грубо оторвали от пола. Слава мучительно выдохнул и, подавшись вперед, неуклюже ткнулся окровавленной щекой в нос незнакомца. Тот, закинув руку Славы себе на плечо и подхватив под талию, осторожно повел его по гулкому коридору сквозь непроницаемый сырой мрак. Они шли медленно, словно танцуя в темноте, цепляясь друг за друга и пошатываясь из стороны в сторону.       Острые пульсирующие волны, от которых Слава сдавленно стонал и терял сознание, больно наваливаясь на незнакомца, разливались по телу. Приходя в себя, Слава то и дело слабо приоткрывал глаза, всего на несколько секунд и тут же закрывал их, не в силах удерживать отяжелевшие веки. Размыкая пересохшие губы и, еле ворочая языком, он все говорил и говорил что-то, замолкая лишь тогда, кода снова впадал в беспамятство. «Не нуж… Я с-сам…»       Он слышал, как чей-то низкий голос звал кого-то по имени, слышал шуршание бетонной крошки под ногами и тихое, далекое тиканье часов. Из темноты выныривали люди и слова, а коридор все тянулся, будто серпантин, и Слава тянулся, выгибался вместе с ним, то приподнимаясь над полом, то утопая в нем, погружаясь в холодный мертвый бетон.       Сколько они так шли, Слава не знал, но через бесчисленное множество часов он почувствовал, как земля под ним завибрировала, пришла в движение и, подхватив его, понесла вперед, подталкивая в спину. Он видел безликие силуэты, склонившиеся над ним, и чувствовал, как открываются их рты, не слыша, что они пытаются сказать. Спустя какое-то время, совершенно обессилев, он уснул, под убаюкивающее механическое урчание.

***

      Слава осторожно пошевелился. Он лежал лицом вверх на чем-то мягком и пружинистом, голова и грудь его все еще болели, а исполосованные проводами ладони сильно жгло. Он открыл глаза, и взгляд его уперся в белеющий штукатуркой шмат потолка. Было сумеречно и очень тихо.       В сознании Славы расплывчатые, словно кадры давно просмотренного фильма, мелькали обрывистые сцены: падение, алеющие злобой глаза, темные пятна на ладонях и тяжелый взгляд пристальных глаз на своем лице. И он помнил еще кое-что. В голове его чужим голосом все продолжало пульсировать короткое незнакомое имя.       - Мирон, – слово шепотом слетело с его губ.       - Очнулся?       Вздрогнув, Слава рывком приподнялся и обернулся на голос.       В паре метров от него, на расшатанном стуле без спинки, сидел плечистый парень в белой футболке и накинутой поверх клетчатой рубахе. На его светлых волосах и добродушном уставшем лице растекался бледным золотом свет стоявшего рядом пыльного ночника.       - Он вышел. Минут пятнадцать назад.       Слава промолчал.       Игнорируя головокружение, он опасливо повертел головой, осматриваясь, и обнаружил себя лежащим в одних лишь джинсах и чужой серой принтованной футболке на железной, с кованой спинкой, кровати на пружинах. Несколько фотографий в простых рамках украшали обклеенную цветочными обоями комнату, у стен выстроились гарнитурный темный шкаф, табурет со стоявшим на нем ночником и стул. Он не знал, было ли сейчас раннее утро или вечер, но небо за единственным, оббитым полиэтиленом, окном было темного грязно-серого цвета.       - Позвать? – Парень немного привстал.       Слава отрицательно мотнул головой.       Пожав плечами, тот снова сел, уперев локти в колени и, зевнув, уронил голову в раскрытые ладони. Слава заметил, что левая рука его от запястья до локтя была туго перебинтована.       - Он скоро вернется, – заверил незнакомец и, немного помолчав, спросил. - Ты помнишь, что с тобой случилось?       - В общих… - Слава осекся и замолчал.       Парень напротив приподнял голову. Он обеспокоенно нахмурился, отчего между его бровями пролегла глубокая морщинка. Широко распахнув глаза, Слава судорожно прикрывал рот ладонью, перевязанной узкой лентой марлевого бинта.       - Шарф. – Выдавил из себя Слава, не отнимая ладонь от лица. – Где мой чертов шарф?       Незнакомец сперва непонимающе качнул головой, а затем лоб его разгладился, и он печально усмехнулся.       - Он тебе не нужен, поверь.       Распрямив плечи, парень повертел головой направо-налево, разминая шею.       - Я тебя понимаю, раньше мы тоже думали, что вирус передается по воздуху, – произнес он своим спокойным низким голосом. – Можешь не верить мне, но это не так. Вирус срать хотел на твой шарф. Или маску, или респиратор… Хоть скафандр надень, он все равно найдет, как к тебе подобраться.       Убирать руку Слава не спешил, недоверчиво супив брови.       - Я бы хотел, чтобы заражения можно было избежать так просто, но мы перестали верить всем этим мифам, когда умер… – незнакомец помолчал. – Был с нами паренек один, всегда носил маску. Ему она не помогла.       На несколько секунд он замер, усталым взглядом вперившись в пустоту перед собой, затем поглядел на Славу.       - Ты как?       Слава неуверенно опустил руку, но не ответил. Переспрашивать парень не стал.       В комнате повисла гнетущая тишина. Слава откинулся на матрас и перевел взгляд на окно, затем на фотографии в рамках. С глянцевых цветных поверхностей ему широко улыбались женщина средних лет со щекастым пацаном на руках; темноволосый мужик с пышными усами и в спортивном костюме; кудрявая старушка, державшая под руку пухлого паренька, лет шестнадцати. Слава отвернулся от них и прикрыл глаза. Счастливые лица людей вызывали в нем необъяснимую антипатию.       Мало-помалу он начинал приходить в себя, тело его больше не ныло, и голова уже не болела как прежде, но вместе с этим в его сознании поднималось, все больше укореняясь, зудящее раздражение.       Он прекрасно знал, чем однажды закончится для него одиночная вылазка. За его немалый опыт случалось всякое, ломаные ребра, многочисленные ушибы и синяки, перебитый нос. Чейни пытался бороться с ним, но Слава плевать хотел на чужое мнение, даже если оно было верным. «Дай мне умереть молодым и пиздатым!» - весело кричал он, захлопывая дверь в убежище. Затем он мог пропасть на пару суток, а вернуться с опухшим от побоев лицом, расписанным желтыми и лиловыми звездами. Тогда под хохот Замая и недовольный взгляд Чейни, он в красках описывал, как отбивался от трех-четырех сталкеров, желающих поживиться его вещами, и как они, в кровь разбив ему голову, продолжали добивать его ногами, но он, не желая сдаваться, все так же крепко прижимал к себе рюкзак, подстегивая сталкеров колкими фразами. «Когда-нибудь ты напорешься на ублюдка, у которого будет припрятан нож» - говорил тогда Чейни и бессильно махал рукой, услышав в ответ очередную шуточку Славы.       Был случай, когда исследуя затопленную шахту, он наткнулся на острый кусок древесины и тот насквозь проткнул ему ногу. Тогда он едва приковылял, подхватил заражение и неделю провалялся с жаром и галлюцинациями, то и дело теряя сознание. Как он выжил тогда, Слава и сам до сих пор не понимал. Но все же он ни в чьей помощи никогда не нуждался и привыкать к ней не хотел. Каждый раз Слава сам находил в себе силы, зализывал раны, выжидая в сырых комнатах высоток, темных подвалах и чердаках, отсиживаясь в гулких лабиринтах шахт, и смертельно уставший и потрепанный, взвалив на спину рюкзак, возвращался в убежище, с довольной улыбкой выгружая перед товарищами ценные находки.       Было в этом что-то необъяснимо приятное. Он ощущал мазохистичное удовольствие, чувствуя, как ноют его мышцы и саднят сбитые костяшки на пальцах. И стягивая с себя грязные джинсы и толстовку, он заваливался на сбитый матрас, блаженно закрывал глаза, и стремительно, как в кроличью нору, проваливался в глубокий сон.       Сейчас же обстоятельство, в котором он оказался, знатно его напрягало. Слава понимал, что люди, по сути спасшие его, должны были всколыхнуть в нем чувство искренней безграничной благодарности, но он всего лишь испытывал нарастающее раздражение, желая как можно скорее оказаться подальше от них. Ссылаясь на добрые побуждения и, не спрашивая, нужна ли ему помощь, его, как ребенка, взяли за руку и отвели в безопасное место, в котором он совершенно не нуждался. Лежа на кровати, босой и в чужой футболке, глядя в потолок он испытывал больше симпатии к тем, кто втаптывал его в землю подошвами потрепанных кед, нежели к людям, «спасшим» его.       Из размышлений его вывел тихий скрип дверных петель. Слава хмуро скосил взгляд, не поднимаясь.       Уже знакомый ему бритый парень стоял в дверном проеме, прислонившись плечом к косяку и сложив руки на груди. В одной руке он держал начатую, без этикетки, мятую бутылку воды. В его светлых глазах уже не было той холодной тяжести, как при первой встрече, скорее… Волнение? Он бегло взглянул на Славу, обратившись затем к дремающему парню.       - Как он, уже лучше?       Светловолосый приподнял голову.       - Можешь спросить у него сам, он не спит.       Приподнявшись на локтях, Слава облокотился на холодную железную спинку, напряженно глядя на вошедшего. Постояв еще немного у двери, парень пересек комнату и уверенно присел на край кровати. Слава подтянул ноги.       Несколько секунд они просто молчали, глядя друг на друга. И Славе вдруг подумалось, что этот человек возможно догадывается о его желчных мыслях. Он непроизвольно отвел взгляд и сухо сглотнул.       - Водичкой... - Слава прокашлялся. – Водичкой не угостишь?       Парень молча протянул бутылку. Схватив ее, Слава открутил крышку и сделал несколько жадных глотков. Пластик смачно захрустел под его пальцами.       Вода оказалась с ярко выраженным привкусом хлорки, но в данный момент Славе и этого было более чем достаточно. Он закрыл бутылку и передал ее парню обратно.       - И что, разве будешь пить теперь после меня? – хмыкнул Слава, криво усмехнувшись.       На остроносом лице появилась короткая беззлобная улыбка. Парень поставил бутылку на пол и уверенно протянул Славе узкую ладонь.       - Будем знакомы, Мирон.