* * *
— Я хочу узнать о состоянии этой пациентки, — рычит альфа, тыкая на дверь палаты, куда не пускает охрана, — или вам придётся вскоре оказывать первую помощь половине больницы, если мне никто не ответит, — Чонгук сжимает с силой локоть врача, прибивая взглядом его к полу. Парень скалится, хрипит низким голосом и еле себя сдерживает, чтобы не перевернуть половину города вверх дном, и всё из-за чёртова Намджуна. Когда слежка доложила, что омегу убили, сердце альфы впервые так бешено застучало, впервые задрожали руки, роняя телефон на пол, а в голове осталась лишь полная каша из пустых мыслей: «Не может быть», «Как это вышло?» — Чонгук не помнит, чтобы когда-то так чего-то боялся и это настораживает. Почему смерть омеги врага так его взволновала? Джин пришёл на помощь первым, он всегда знает, что делать в критические моменты, как поступить, когда начальник обездвижен. Омега научен всему, он сильный, но скрывает это под легкомысленной маской. Наглотавшись таблеток, чтобы заглушить течку, он подорвался, как только доложили о твоей смерти, потому что никакая течка не будет важнее поддержки, в которой нуждался Чон на тот момент. Ким сразу же набрал охрану Намджуна, выбил информацию о больнице и, схватив за шкирку Чона, направился туда, по пути выясняя подробности, и не важно, что летел на красный, разговаривая при этом по телефону, он в глазах Чонгука увидел страшное, это не описать словами, потому что Гук испугался – страх в его глазах ни разу не сверкал, а здесь перед его глазами весь мир разрушился. — Жива она, доставили с переломами и внутренним кровотечением, сейчас отдыхает, — шипит врач, вырывая руку. Он узнал Чонгука, о котором в последнее время говорят все новости, но его состояние слишком странное. — Вам стоит принять успокоительное. — И без вас знаю, — Чонгук отпускает мужчину, ища в карманах телефон, но его подаёт Джин, стоящий немного позади. — Ты выронил. — Спасибо, — Чон говорит это, вкладывая в одно слово всё: он благодарен, что Джин всегда рядом, знает, что делать и никогда не говорит ничего лишнего, просто подставляя своё плечо. Опираться на омегу неправильно, но иногда просто необходимо. В трубке уже слышны гудки, Чонгук успокоился и готов принимать меры. — Организуй мне двоих из охраны, как можно быстрее, — говорит он, как только слышит ответ на том конце провода. — Я организую нам дорогу домой. Как я понимаю, в Корее мы не остаёмся? — ухмыляется рядом Джин. — Зришь в корень, — Чон лохматит идеально уложенные волосы, смотря на недовольную мордочку, и позволяет себе, наконец, дышать. Как же он испугался, такого он никогда не испытывал, словно внутри оборвались все нити, отвечающие за жизнь, а сердце осталось биться. Он в одну секунду перешёл от жизни к бездушной оболочке, и не хотелось даже следующий вдох делать, потому что внутри всё кровоточило, разрывало, горело, словно что-то важное живьём оторвали, разбили все внутренности, оставив кашу из тупой боли. На пути к поликлинике он услышал от Джина, что ты жива и немного отпустило, горло перестало сдавливать невидимыми тисками, но злость только вскипала, потому что Намджун всё же это сделал, он почти убил бедную омегу, не имея весомой причины. Он скот, каких свет ещё не видел, таких истреблять надо, не раздумывая, собирать войска, армию, что угодно, лишь бы стереть с лица земли эту грязь. Чонгуку тошно от Кима, нет описания этому человеку, потому что он не достоин быть им. Альфу пробирает ненависть, она заполняет каждый уголок, но теперь нужно быть осторожным, потому что игра только начинается. Чонгук уже давно установил слежку за этим хищником, каждый шаг был известен альфе. Уходя из главного офиса компании Kiddo, Чонгук запомнил твои глаза – они говорили о многом, в них была история, такая печальная, что удивительно, как слёзы не стали постоянным спутником этих зрачков. Ты тронула до глубины души – такая слабая на первый взгляд, ты не первый год выносишь его побои, с высоко поднятой головой встречая новую порцию боли. Ты не боишься, терпишь и до сих пор ровно держишь спину перед трудностями – всё это отпечаталось у Чонгука внутри и жгло нещадно, напоминало, что на свете есть скрытая сила, она поднимает таких как ты каждый день с кровати и заставляет жить, не сгибаться и прекрасно делать вид, что всё хорошо. Садясь в машину, Чонгук уже твёрдо знал, что тебя не отпустит и провёл лёгкое исправление в планах, приказав усилить слежку за пентхаусом Нама. Он думал дождаться переломного момента, после него тебя точно отправят в больницу, откуда заберёт альфа – так намного проще, таким образом, в руках Чона будет ключик от всех дверей Намджуна, а также в твоих глазах он станет героем, защитником, единственным, кому можно доверять. Правда, Чон не думал, что собственное тело так предаст, внезапно чувства проявятся, когда нужно сохранять твёрдость духа, поэтому альфа обещает меньше внимания уделять тебе, пусть позаботится обо всём Джин, пока он разгребёт дела с Намджуном. Пока всё идёт по плану альфы, из больницы он всё равно тебя выкрадет любым способом, перелёт устроит Джин, а дальше остаётся только на своей территории выгадывать у тебя все секреты Намджуна, делать контрудары и пить чай в ожидании победы. Выходя из больницы, Чонгук видит двух крепких парней, что пришли вызволить «принцессу из замка» и немного дико улыбается, предвкушая скорую победу.* * *
— Намджун не только жестокий, он ещё и тупой, — первое, что ты слышишь – ненавистное имя, оно заставляет различить границы между сном и явью, ты дёргаешься, хмуришься, опять чувствуя боль во всём теле, раскрываешь сначала один глаз, смотря на чью-то широкую спину. — Он не знает слова «стратегия», привык идти напролом, — второй голос греет слух, такой бархатистый, нежный, что хочется слушать вечно. Ты замечаешь обстановку вовсе не больничную: перед кроватью, на которой лежишь, большой комод, два панорамных окна справа, возле которых стоят разговаривающие, и с другого бока дверь. Простенько, ты бы сказала, но золотые вставки на стенах, потолке, кровати и комоде говорят о роскоши, а размеры комнаты просто невообразимые, что ты чувствуешь себя слишком маленькой. — Где я? — ты смачиваешь слюной пересохшие губы, вглядываясь в людей у окна, и узнаешь в том, что обернулся, Джина, а чуть дальше Чонгук. На секунду тебе кажется, что всё это сон, потому что не может этот альфа смотреть с такой нежностью в глазах, делать шаги аккуратно, словно боится разбить хрусталь. Ты ни к чему этому альфе, он сам отказался от тебя, назвав шлюхой, а сейчас садится на кровать, и продолжает греть взглядом, таким щенячьим, что ты готова расплакаться. — Ты у меня. — Почему? — А ты хочешь вернуться к Намджуну? — Чон приподнимает одну бровь в искреннем удивлении. Ты фыркаешь, улыбаясь ему слегка, хочешь ответить хоть что-то, но Джин не даёт. — Ей нужно отдыхать, пошли, — подгоняет начальника и на выходе уже добавляет: — Врач скоро придёт, он осмотрит твоё состояние и вколет ещё снотворного. Тебе так мягко на этой постели, в доме Чонгука ты ощущаешь себя в безопасности, впервые за такое долгое время, не хватает лишь привычного запаха роз. — Хосок! — ты восклицаешь в тишине пустой комнаты, даже пытаешься подскочить, чтобы сесть, но обратно валишься с болезненным стоном на подушки. Намджун его в живых не оставит, после того, как тебя забрал Чонгук, ты даже понятия не имеешь, какая судьба ждёт омегу, а ведь он и сам испугается, когда обнаружит, что тебя нет. Да и кто знает, что с ним сделали, когда забирали тебя из больницы, ведь этот парень так просто тебя бы не отдал в чужие руки. Ты скулишь, так больно от неизвестности, она по стенам размазывает и давит тишина на барабанные перепонки, тебе нужен хоть кто-то, чтобы спросить о Хосоке, узнать, что с ним стало, иначе сердце от волнения разорвётся, больнее всего неизвестность и душевные раны – это всё сейчас с омегой связано, и хочется вскрыться от неизвестности. Ты мечешься, готова волком выть от волнения, от этого ещё больше болит нога и грудная клетка, голова и без того трещит, но всё равно истерику ты не можешь успокоить, пока не входит доктор, тут же бросаясь к кровати. — Вам больно? Где? — глаза бегают по телу, а ты вглядываешься в мужчину в летах и, впервые за долгое время, роняешь слёзы. Он – не Хосок, у того руки тёплые всегда и взгляд самый родной, Хоби не спрашивал, он всегда знает, где больнее всего, и это определенно не снаружи. — Душа болит, — ты всхлипываешь, а мужчина расслабляется, примеряя надменное выражение лица. — Вы, наверное, не привыкли к такому количеству боли, ваши слёзы от бессилия, но уверяю, не пройдёт и двух месяцев, как вы будете в порядке, — он воодушевляюще кивает, попутно ощупывая руки и ноги, а ты смеёшься, немного истерически, это приносит боль в районе груди, но всё равно не можешь остановиться. Доктор принял тебя за неженку, а слёзы – за пустышку. — «Не привыкла к боли», — цитируешь мужчину, продолжая смеяться, а он останавливает процесс осмотра, вглядываясь в твоё лицо: по нему всё ещё текут слёзы, оно с одной стороны припухло от побоев, но смех неподдельный, только он быстро прекращается, заменяясь кашлем. — Доктор, я на себе больше боли испытала, чем вы видели за всю свою жизнь, — становишься серьёзной, пронзая глубиной болезненного взгляда и мужчина верит, он молча кивает, продолжая осмотр и до самого конца не произносит ни слова.