Постмортем

– Я поспал у тебя на диване, ты не против? – Вообще-то у меня есть гостевая комната. – Ну кто же виноват, что ты такой гостеприимный хозяин. – Пофиг, – пройдя мимо тебя, он падает в мягкое кресло, раскидывая руки на широких подлокотниках. – У тебя случайно нет наших водительских прав? – Нет, откуда? – ты ворочаешься, подкладывая под спину подушку. – Жаль, потому что у меня тоже нет. Зрения не хватает, – он откидывается на спинку и смотрит в потолок. – А между прочим, это дискриминация по гемоспектру, – усмехается он. – Хотя я сам подписывал этот закон, мне давали аварийную статистику. – Но постой, у тебя же были человеческие права. – Человеческие не предполагают постоянную езду ночью без фонарей и фар. Ты смотришь на его вытянутые ноги. – А куда ты хочешь? – Да в магазин поехать. – Могу за тебя сгонять. – Не смей, мне нравится ходить по магазинам, – он смеётся. – Но ты со мной пойдёшь, мне как раз нельзя поднимать тяжелое. Ты садишься на диване и потягиваешься. – Пешком пойдём? Он сгибается набок и достаёт телефон. – Нет, конечно, я же бог этого мира. Я вызову водителя. Набрав номер, он улыбается и говорит: – Да. Как ты? Отвези меня в комплекс. В магазин. Нас двое будет. Да Дейв припёрся, представляешь. Не знаю. Он мне тележку закатывать будет. И кладёт трубку. – Самое херовое, – продолжает он, обращаясь к тебе, – что я ведь до сих пор не могу просто поехать в обычный супермаркет, не устроив из этого публичное мероприятие. Мы поедем в магазин на территории охраняемого ульевого комплекса, куда въезд по пропускам, и всё равно завтра в газетах будут наши фотографии, – он мрачно горбится в кресле. – Позвонить что ли начальнику полиции, пусть проведёт у кого-нибудь из них обыск, чтобы знали, как меня доставать. – А Терези что об этом думает? – Ну раз она одна осталась в правительстве, пусть она об этом и думает. А я просто хочу, чтобы от меня отъебались. Пусть они потом говорят, как мы с тобой душим свободу слова, главное, чтобы моей морды в газетах больше не было. Не так уж много я хочу. – По-моему, ты их так только больше спровоцируешь, – ты пожимаешь плечами. – Кстати, а почему ты ушёл? Он мягко смотрит на тебя. – А ты? Ты смеёшься и скрещиваешь на диване ноги. – Не помнишь? Я думал, что я буду жать на кнопку и мне будут колу приносить, а мне как принесли документы, и отчёты, и законопроекты, и прошения, и я такой «лол, нет, что-то я не помню, чтобы я когда-то в своей жизни получал юридическое образование, разбирайтесь с этим без меня». Собственно, с тех пор я и выполняю чисто представительские функции. Он улыбается, и ты хочешь погладить его по голове. Не двигаешься с места. – У меня проще, – говорит он. – Как? – Просто хуйня это всё. Власть. Броуновское движение. Не важно, кто ты: монарх, министр или секретарша, от тебя ничего не зависит, а ты всё равно ебёшься за всё. Нахуй мне это надо. – Ты говоришь прям как Джейд. – Джейд умная. Кстати, как она? – Да пиздец она. В смысле, ей заебись, она проводит свои эксперименты и ей в кайф, но от неё прёт такая радиация, что после общения с ней приходится стреляться, чтобы с лучевой болезнью не лежать. – Брр, от вашего богоуровневого быта кровь стынет. Я до сих пор помню Дирка с этим его «Дейв, кажется, я сломал ноготь, снеси-ка мне башку». – Он шутил так. – Но ты же ему снёс. – Чего не сделаешь ради шутки. Он морщится и какое-то время молчит. Потом продолжает как ни в чём не бывало: – Кстати, ты из-за этого с ней и расстался? – Тяжело жить с женщиной, когда она хочет брать полоний голыми руками, – усмехаешься ты. – Но вообще нет. Мы с ней просто не поделили, как воспитывать наших фуррей. – Я бы тоже погнал ссаными тряпками человека, который бы так называл моих детей. – Мне кажется, вы бы с ней отлично поладили, если бы могли общаться не через свинцовый ящик. Она скучает по тебе. – Что ж, когда я захочу умереть побыстрее, я приеду к ней в лабораторию. За окном слышится шум автомобиля. – О, а вот и мой единственный настоящий друг, – говорит Каркат и поднимается с кресла.